Достойный Розы

Глава 11. Буря

— Мне очень интересно, кого вы любите, мисс Саманта, и я обязательно это узнаю.

Норман и мисс Саманта остались наедине в гостиной, когда лорд Дэвид увлек мисс Розу на веранду. За закрытой занавеской было не видно, что они там делают, но Норман не сомневался, что, как всегда, целуются. Роза жить не могла без своего любовника. Наверняка он явится ночью, как только отвезет свою сестрицу домой. Норман приказал починить разбитое им окно и хорошо его смазать, чтобы ненавистный Корвел мог беспрепятственно проникать в дом, и чтобы никто его не заметил.

Саманта надула губки, отстраняясь от него и выводя его из привычных размышлений о его главном враге.

— Вам нужно знать только то, что это не вы, мистер Грансильвер, — кокетливо сказала она.

Норман усмехнулся.

— Это хорошо, мисс Саманта, я и не ищу вашей любви. Разве я собираюсь сделать вас счастливой в браке?

— Не собираетесь? — она захлопала ресницами.

— Нет, конечно, — засмеялся он, вдруг став таким красивым, что у нее дрогнуло сердце, — я собираюсь сделать вас богатой.

Она снова хлопнула ресницами.

— Это тоже совсем неплохо.

Норману нравилась эта девушка, и он кривил душой, когда говорил, что не любит ее или не ищет ее любви. Его тянуло к ней, но влюбись она в него, он бы наверняка тут же потерял к ней интерес. Ему хотелось боли, страданий и слез, ему хотелось завоеваний, измен и дуэли и, возможно смерти ради ее прекрасных глаз цвета шоколада. Пустота в его душе, образовавшаяся после смерти отца, и поселившийся навечно страх разоблачения, требовали заполнить ее чем-то, что хоть на время отвлечет его от бесконечных мыслей и снов, не позволявших ему прожить спокойно ни дня. Он боялся смотреть в глаза матери, которую сделал вдовой, он не хотел общаться с сестрой, которая все про него знала и, наверняка, презирала, он боялся Дэвида Корвела, который в любой момент мог его разоблачить... Страх и раскаяние, как две гири, тянули его вниз, туда, где можно было забыться, и, столько времени пытаясь весельем забить страх и скорбь, он наконец понял, что это не спасает его.

— Давайте поднимемся на третий этаж и посмотрим, где будут жить наши дети, — вдруг предложил он, — родители купили дом с прекрасной детской.

— Вы не росли здесь?

— Совсем недолго. Мы приехали в Лондон из Нью-Йорка, когда мне было одиннадцать лет и сначала жили в другом месте. Потом уже отец купил особняк, мне тогда было лет семнадцать. Не ребенок уже.

Саманта, не желавшая наблюдать за тем, что делается на веранде, даже если занавеска и не пропускала света, поднялась. Ее сердце сжималось от ревности и отчаяния, поэтому она подала руку своему жениху.

— Конечно, стоит посмотреть на это. Я бы сразу стала думать, как ее обновить по моде.

— Я уверен в вашем вкусе, мисс Саманта.

Норман подал ей руку.

Они медленно проследовали к лестнице и поднялись на этаж выше.

Тут было тихо. Норман открыл перед невестой дверь детской, где был всего раза два в жизни. Саманта вошла, осматриваясь.

Тут было высокое окно, и много света, на полу лежал мягкий розовый ковер, а из мебели стоял только комод, тоже выкрашенный в розовый цвет, и красивая кроватка, как сошедшая с картинки из сказки про принцессу.

— Очень красиво, — сказала Саманта, — тут, наверно, жила ваша сестра, когда приезжала на каникулы.

— Это было очень давно.

Саманта села на кровать, чтобы почувствовать, насколько она мягкая. Она нажала рукой на матрас, тот прогнулся, набитый пухом, и в этот момент Норман вдруг толкнул девушку рукой в грудь, повалив ее на покрывало, и сам лег сверху, грубо лаская ее грудь и впившись в губы поцелуем.

Саманта пыталась отбиться, но вскоре перестала сопротивляться, поняв вдруг, что страсть, которую она испытывала к Дэвиду Риглу, может быть излита в этом безумии, что приготовил ей ее жених, Норман Грансильвер. Она вся вспыхнула, сжимая его в объятьях. Она задыхалась под его телом, но готова была раствориться в нем, чтобы забыть того, кто сейчас на веранде целовал совсем другую.

— Простите... — Норман вдруг отпустил ее и уткнулся головой в перину, — простите меня, — шептал он, задыхаясь от страсти.

Саманта села, поправляя прическу.

— Вам не стоит извиняться, — сказала она, — я тоже принимала в этом участие.

Норман поднялся на локтях, пытаясь взять себя в руки. Саманта сидела совсем рядом, сводя его с ума своими формами и пухлыми губами.

— Сколько я должен ждать? — спросил он, — когда эта чертова свадьба? Через пол года?

Она дернула плечиком, и подняла руки, чтобы заправить локон в прическу. От этого ее движения он задохнулся, будто она оказалась перед ним совершенно обнаженной. Руки его задрожали, и он притянул ее к себе за талию, заставив снова упасть на перины.

В этот момент дверь отворилась, и Саманта подскочила, будто ее ужалили. На пороге стояла молодая темноволосая женщина, одетая так, что было непонятно, кто она, горничная или приживалка. Платье в темную клетку не скрывало ее беременности, а достаточно длинный нос делал необычным ее лицо.

— Норман! — проговорила женщина, шагнув через порог.

Норман сел, пригладив рукой растрепанные волосы.

— Норман... — женщина вдруг всхлипнула, как будто ее обидели, — как ты смеешь... ты...

— Кто вы такая? — спросила Саманта, боясь собственной догадки. Лицо ее побледнело, и она смотрела на Нормана, будто в первый раз видела.

— А кто вы такая? — спросила женщина.

Норман поднялся. Он подошел к женщине неспешной походой и положил руку ей на плечо.

— Сара, знакомься, это моя новая невеста, мисс Саманта. Мисс Саманта, это Сара.

Женщины смотрели друг на друга. Потом Сара закрыла лицо руками и бросилась вон, а Саманта побледнела, как полотно. Глаза ее вспыхнули, но Норман, плохо знакомый с ней, не знал, что это означает и какого демона он вызвал из ада ее души. Саманта подскочила к нему, размахнулась, и влепила ему пощечину. Потом еще и еще, пока он не сумел отбиться от ее рук.

— Ненавижу! Ненавижу! — шипела она, вырываясь из его рук, а Норман держал ее из последних сил, чувствуя, что от его силы зависит его жизнь.

Саманта вырвалась и отбежала к столику, нащупала на нем какой-то коробок и швырнула в жениха, следом в него полетел стульчик, разбивший окно и вылетевший в сад. За стулом Норман едва увернулся от зеркала, стоявшего на столике, и от набора расчесок. Саманта сыпала последними ругательствами, будто она была извозчиком, а не благовоспитанной леди. Руки ее нащупывали предметы, она швыряла их в Нормана, истошно кричала и завывала, как приближающийся смерч.

— Ненавижу, ненавижу! — то шипела, то визжала она, пока вещи на столике не закончились и Саманта не попыталась поднять сам столик.

Норман бросился к ней, скрутил ей руки, швырнул на кровать, пытаясь угомонить фурию. Девушка обивалась от него, как могла, пока он не закрыл ей рот поцелуем. Руки ее он держал одной рукой, другой в исступлении срывая с нее платье. Спустя миг они оба оказались в постели почти совсем обнаженными. Саманта пыталсь сопротивляться, но гнев ее вдруг превратился в сжигающую ее изнутри страсть, которую мог утолить только сидевший сверху на ней мужчина. Она инстинктивно раздвинула ноги, обхватывая его за бедра, и приглашая его в себя. Норман на миг очнулся, понимая, что делает что-то не то, но его трясло от страсти, он желал эту женщину так, как никогда и никого в жизни не желал.

— Я не могу так, — хрипло прокричал он, отстраняясь от нее, но Саманта не дала ему скатиться на подушки. Она сжала его, выгибаясь, как кошка.

— Мы все равно поженимся, — зашептала она.

Этого было достаточно, чтобы Норман как будто сошел с ума. Он вошел в нее, мгновенно преодолев пелену девственности, и удерживая ее, когда она, рыдая, пыталась отбиться. Ему нравилось видеть ее слезы. Его лицо тоже оказалось залитым слезами, и оба они слились в полном безумии, рыдая и лаская друг друга, прибывая на вершине блаженства и боли, пропитавшей их объятья. Саманта всхлипывала, не отпуская его, и он тоже всхлипывал, чувствуя ее боль.

— Я никогда не выйду за тебя замуж, — сказала она, когда все закончилось и оба лежали в постели, боясь пошевелиться.

Норман поднялся, натягивая на себя одежду. Вся кровать была испачкана кровью, Саманте нужно было что-то сделать со своей сорочкой и рваным платьем, как и ему — со своим разорванным в клочья сердцем. В душе его было полное опустошение, хотелось спать и никогда больше не видеть эту женщину.

— Я тоже никогда не женюсь на вас, — сказал он.

Саманта натянула платье, нашла в комнате белый шарф и повязала его так, чтобы было не видно рваного корсажа.

Она ушла, спустившись по лестнице одна. Норман не стал провожать ее. Он сидел в разгромленной комнате, пытаясь осознать то, что натворил. Ему хотелось плакать, прижаться к груди Сары, как ребенок прижимается к груди матери, и рыдать, как он никогда не рыдал.

— Сара?

Норман пошел по коридору.

Он обидел ее. Обида эта наверняка будет стоить ему слишком дорого. Он прикинул, что мог бы купить ей домик в Лондоне, с садиком, с красивой башенкой.

— Сара?

Дверь в ее комнату была раскрыта. Норман зашел, осмотрелся. На полу валялась раскрытая книга. На тумбочке стояла корзинка с рукоделием. Вещи лежали на кровати, но Сара явно ничего с собой не взяла.

Она ушла.

Норман сел на кровать, чувствуя, что извалялся в грязи.

Сара бросила его, забрав с собой все светлое, что было в его душе. Забрав с собой тот уют, который могла создавать только она, ту радость, что давала она ему, просто будучи рядом. Она забрала и нерожденного ребенка, которого он так ждал.

— Будьте вы все прокляты! — воскликнул он, упал на кровать и все же разрыдался.