Двоедушники

Глава 19

Вот говорят, что трудно только в первый раз. Но мне не довелось узнать, так ли оно. Потому что мой второй опыт применения оружия от первого сильно отличался.

В первый раз я застрелила человека. Не то чтобы таков был умысел, скорее так обстоятельства сложились, и звёзды легли наперекосяк. Конечно же, Никита и Эрик тогда наизнанку вывернулись, чтобы никто не привязался ко мне по этому поводу, и чтобы я не чувствовала себя виноватой. И да, виноватой я себя не чувствовала. Но это не значит, что мне не было тошно. Было, и ещё как.

То ли дело теперь. Ну, пальнула. Так без последствий же. Наоборот, вроде как доброе дело сделала – прогнала прочь супостата. Всё хорошо, все довольны.

Только я сидела в огромном холле у стола для коктейлей, и у меня руки тряслись, как у пропойцы с большого бодуна.

– Совсем ты бледная что-то, – озабоченно сказал Викан, ставя передо мной вазочку с печеньем и высокий бокал из толстого стекла, наполненный тёмно-вишнёвой жидкостью. – Выпей это. Хорошо успокаивает.

Жидкость в бокале парила и пахла душистым перцем, корицей и мятой.

– Глинтвейн, что ли?

– Почти, – усмехнулся Викан. – Похоже, только гуще, как кисель. Алкоголя здесь не больше, чем в джин-тонике. Пей, детка, понемногу.

Я вздохнула и приступила. Брать бокал в руки было страшновато. Доверять моим рукам такую тяжесть казалось рано.

Первый глоток мне понравился. Крепость, конечно, чувствовалась – я горечь спиртовую даже в малой дозе везде распознаю. Но вкус ягод и специй в самом деле успокаивал. После третьего глотка мне даже захотелось взять печенье. Оно оказалось солёным, а вместе с киселём – чистый восторг.

И только тут я заметила, что Викан всё ещё здесь. Не только стоит рядом, но и присел на высокий круглый табурет.

– Что-то не так? – спросила я, повернувшись к нему.

– Всё почти замечательно, – проговорил он в ответ, но на меня не взглянул.

Его взгляд был прикован к стеклянной стене, за которой вокруг садового фонтана суетился Павлик под присмотром отца и принца Ариаса. Мужчины увлечённо о чём-то беседовали, мальчик бегал кругами, ложился животом на парапет и норовил запустить руки в воду по самые плечи.

– Почти замечательно, – повторил Викан и только после этого повернулся ко мне. – Я правильно понял сейчас Макесару, что вы собираетесь вернуться обратно, все вместе?

– Да. И хотелось бы поскорее, – кивнула я и вовремя спохватилась: – Вы не подумайте чего, Виктор Васильевич! Нам тут очень хорошо, но там у нас…

– Я знаю всё, что у вас там, – покивал Викан. – Я знаю, как вы оба беспокоитесь. Знаю, что вы двое неразлучны. И я хочу попросить тебя, Лада, подумать об одной очень важной вещи…

– Ну, уж нет! – воскликнула я и поставила бокал. Сразу же расхотелось пить это варево. – Нет, Виктор Васильевич, этот номер не пройдёт!.. Вы что, сговорились?!

– Сговорились? – удивился он. – Кто с кем?

– Вы с господином Корышевым, отцом Никиты.

– Не имею чести знать господина Корышева, – пожал плечами Викан, посмотрев на меня с некоторой тревогой. – Подозреваю, однако, что все отцы хотят своим детям только добра.

– Конечно, чего же ещё?! Только я даже во имя добра не буду уговаривать Никиту… то есть Макса… остаться здесь с вами. Не бу-ду! – повторила я по слогам для пущей убедительности.

– Подожди, подожди, – невесело засмеялся Викан. – Я всё понял… Нет, я не сговаривался с Корышевым, я немного о другом. Макесару не надо уговаривать – я прекрасно знаю, что любые уговоры бесполезны, если он что-то решил. Потому что, если уж он решил, то он уже и подумал обо всех «за» и «против». Я вообще-то пытаюсь сказать тебе, чтобы ты позаботилась о себе и о своём будущем.

– А что не так с моим будущим? Тут тоже всё ясно.

– А ты представь, каким оно могло бы быть здесь. Никаких изоляторов и интернатов, никаких надзоров и ограничений. Комфортный ритм жизни. Полное понимание и принятие всем обществом: и обывателями, и властями. Профессиональные перспективы. Нормальная жизнь для детей…

– Насчёт Павлика разговаривайте с Ни… с Максом. Не со мной. Хотя я думаю, что Макс его здесь не оставит. Макс привык быть поближе к сыну, а здесь ещё и Райда… в кустах подстерегает.

– Павлик… – Викан с улыбкой взглянул за окно. – Павлик-то Павликом, но я сейчас не о нём. Я о ваших, ваших общих детях, которым здесь совершенно ничего не угрожало бы.

– Каких детях? Мы не собираемся… Что вам Макс наговорил?! – я одновременно и расстроилась, и испугалась.

– Да ничего он не говорил, – вздохнул Викан. – Будто бы я и без разговоров не знаю, что за жизнь у кикимор там, в вашем мире. А здесь для неспящих нет таких проблем.

– Конечно, какие у вас могут быть проблемы для неспящих! – термин «неспящие» мне нравился куда больше, чем «кикиморы». Жаль, что в нашем мире он в обиходе так и не прижился. – Правда, здесь стать неспящим может только человек, у которого и так не слишком много проблем в жизни, верно?

– Пожалуй, – кивнул Викан. – Быть неспящим – это роскошь, а не базовая потребность. К тому же есть очень много профессий, при которых статус неспящего сильно осложняет исполнение поставленных задач. Поэтому ни я, ни, к примеру, принц Ариас, так и не стали пока неспящими. Я-то уже и не стану: поздно, организм не переживёт трансформации. А Ариас – дело его. Пока исследования занимают его больше, чем остальное… Но мы отвлеклись. Вернёмся к тебе, Лада. Макесара тебя любит и боготворит. И если бы ты хоть немного поберегла себя и подумала бы именно о себе, а не только о ком-то ещё, то это очень сильно помогло бы тем, кто тебя любит. Ты достойна лучшего…

– Виктор Васильевич, извините меня! Не продолжайте. Бесполезно, – я несколькими большими глотками торопливо допила пряный кисель.

– Детка, нельзя брать всё на себя!

– Всё – нельзя. То, что под силу – нужно. Извините меня ещё раз! Спасибо за напиток!..

Я выскочила из-за стола и поспешила к выходу. В дверях столкнулась с Никитой и Павликом. Малыш бросился ко мне, с восторгом раскинув руки:

– Лада, смотри! Смотри, я весь мокрый!

И он облапил меня – в самом деле, весь промокший.

– Вот ты чудище! – восхитилась я. – И папа не ругается?

– Не-а! – ехидно прищурился маленький хитрец и побежал вглубь гостиной – туда, где тётя Кара призывно махала ему.

– Он покоряет всех, кому попадается на глаза, – засмеялась я.

– Да уж, – согласился Никита. – Когда я был совсем маленьким, я тоже был центром вселенной… Пока не родился Филька. Помню, как жестоко я был разочарован.

– Павлику это разочарование не грозит.

Никита или не услышал, как изменился мой голос, или сделал вид, что не услышал.

– Я его переодену и попробую уложить, – сказал он. – Ты уж тут не скучай без меня.

– Постараюсь, – пообещала я и вышла на улицу к фонтану, где принц Ариас стоял в одиночестве.

Я бы с удовольствием проскочила мимо него незамеченной, но увы – вариантов маршрута не было.

– Как вы себя чувствуете? – старательно выговорил принц. Четыре согласных подряд дались ему непросто.

– Спасибо, уже лучше, – подыскала я самый короткий, понятный и почти честный ответ.

– Я очень посоветовал господину Сарме оставить сына здесь, – сообщил мне Ариас. – Здесь очень хорошие условия для ребёнка. Очень лучше, чем ждут его по вашим законам.

Дались им всем эти условия. Если бы это было главным!

– Как можно оставить здесь Павлика? Здесь поблизости Райда Эбера, и он считает, что имеет на мальчика права!

Ариас покачал головой и погрозил мне пальцем:

– Нет! Господин Эбера совершил ошибку. Он похитил ребёнка. У него был очень-очень шанс доказать свои права, но он его потерял. И если господин Сарма пожелает заявить… – Ариас нетерпеливо защёлкал пальцами и страдальчески взглянул на меня.

– Предъявить обвинения?

– Очень благодарю! – оживился Ариас. – Если Макесара заявит в суд и обвинит Райду Эбера, и предъявит очень уважаемого свидетеля, Эбера очень быстро окажется в тюрьме, очень надолго.

– У нас нет уважаемого свидетеля. Я – свидетель, но кто будет меня слушать?

– Я могу выступить в суде, – серьёзно сказал Ариас. – Меня очень послушают. Мигом послушают.

– Но вы же не… Вас там не было! Как вы можете свидетельствовать о том, чего не видели? Или вы принц – вам можно?

– Мне можно. Потому что я очень знаю, что вы не обманули, – улыбнулся Ариас. – Я не видел своими глазами, но я очень верю каждому слову этого прекрасного ребёнка. Он мне всё рассказал. Как незнакомый человек и Вара-ника – так, кажется?.. как они его увезли и не давали вернуться к папе. Я выступлю в суде, если Макесара захочет дать делу ход. Я так ему и сказал.

– Спасибо вам, – я поняла, что очень тронута тем, как с нами все носятся и возятся. – Большое спасибо! Извините, мне надо немного пройтись.

Я поспешила скрыться в зарослях каких-то волчьих ягод, пошла по ведущей туда тропинке. Она уводила меня всё дальше и дальше от дома, но пейзаж вокруг не менялся: то ли лес, то ли дикий сад.

Но в конце концов тропинка упёрлась в высокую плотную изгородь из аккуратно стриженых кустарников: она вела внутрь. Я вошла и остановилась.

Внутри, среди живых стен было темновато. Я не сразу поняла, куда попала. Ровный травяной газон на земле. Зелёные кочки с цветущими кустиками крошечных роз и одинаковые светлые каменные столбики с вырезанными на них знаками… Кладбище!

Только в кино про замки и аристократов я видела семейные кладбища прямо рядом с жилищем. Тут, конечно, не совсем рядом, но тоже ведь практически на домашней территории. Странно немного.

Чьё-то присутствие я почувствовала, что называется, спиной. Обернулась.

Сестра Викана вошла следом за мной внутрь зелёной изгороди. Если бы я знала, что она здесь окажется, я повернула бы назад: не особо мне хотелось показывать ей свою озадаченную и несчастную физиономию.

Кара сдержанно улыбнулась и повела рукой. Я кивнула в ответ.

Она обошла меня, приблизилась к одному из столбиков, провела пальцем вдоль ряда символов и повернулась ко мне:

– Макесара!

Я ничего не ответила. Не смогла.

Кара поняла: до меня дошло, что я вижу перед собой. И она просто ушла, а проходя мимо, ободряюще коснулась моего плеча.

Едва я осталась одна, у меня ноги подкосились, и я села на траву.

Прямо здесь, в земле под красивым столбиком, было закопано то, что осталось от прежнего Максима. От моего замечательного Макса. От моей прежней жизни.

Только глядя на эту ухоженную миниатюрную могилу с кустиком карликовой розы, я позволила себе заплакать не вообще от горя, обиды и боли, а заплакать по Максу.

Сзади прошуршали по гальке мужские шаги, и я услышала голос присевшего рядом Никиты.

– Здесь – мама, – сказал он задумчиво, и краем глаза я увидела взмах его руки. – А здесь Лоенар, Лёнька, брат мой. Он так и не узнал своего настоящего имени… А вот тут – бабушка и дедушка и их старшие дети. Ну, а это… это я. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу свою могилу… Лада?! Что с тобой?! Не плачь, моя хорошая!..

– Ты прости меня, пожалуйста! – прогнусавила я, утираясь рукавом. – Прости! Не обижайся только…

– На что? – с тревогой уточнил он. – На что я не должен обижаться?

– Я очень… очень… скучаю по тебе! По тебе прежнему!

Никита сгрёб меня, рыдающую, в охапку и стиснул так, что я едва могла дышать.

– Плохая была идея показывать тебе семейное кладбище. Но я не успел помешать, тётя меня опередила… – пробормотал он с досадой. – Глупышка, я совершенно не собираюсь обижаться, что ты такое говоришь?!

Я вцепилась в него мёртвой хваткой, стараясь взять себя в руки. Ненавижу ныть, ненавижу показывать свои слёзы. Даже самым близким. Тем более им – они ведь не заслужили этого, вот этих слёз, соплей и воплей.

– Прости меня, Максюша…

– Да что ты извиняешься поминутно?! – сказал он вдруг горько.

– Не выходит у меня ни о чём не жалеть, Макс… Не получается смотреть только вперёд!

– Малыш, да я же сам такой. Я сам бы отдал многое, – его голос дрогнул, – чтобы снова вернуть ту жизнь. Чтобы мы с тобой были только вдвоём. Чтобы можно было хотя бы иногда думать только друг о друге. Чтобы вместе заснуть, обнявшись. Просто вместе заснуть, только и всего… Так часто вспоминаю об этом, что это уже как навязчивая идея – ничего не могу поделать. Я прекрасно понимаю, кем стал. И ничего удивительного, что ты через силу со мной остаёшься…

– Врежу сейчас! Больно будет! – я вырвалась из его объятий, вцепилась в его свитер, затрясла. – С ума сошёл, дурак?! Что ты несёшь?!

Он беспомощно захлопал рыжеватыми ресницами. Я охнула и бросилась ему на шею.

– Мы выдержим, да, Макс? Мы же давно решили, что сможем. Ведь сможем, правда?

– Сможем. Даже не сомневаюсь, – он отстранился и уверенно взглянул мне в глаза. – Но это не значит, что нам не о чем жалеть. Ещё как есть. И это не зазорно. И извиняться не за что.

– Максим, уведи меня отсюда, пожалуйста.

– Откуда «отсюда»? – насторожился он.

– Да с кладбища! Тяжело мне здесь, давит это всё.

Мы поднялись на ноги. Я наклонилась отряхнуть с джинсов сухие травинки, и вдруг меня крутануло – я не успела даже ойкнуть, как ткнулась головой в землю и свалилась набок.

– Лада, что?!

– Не знаю – обычный кокон, видимо… – пролепетала я.

– Странно. Ты же говорила, ещё не скоро, – удивился он.

– Чёрт его знает, Макс… – я чувствовала, как нарастает даже не усталость, а дикая слабость. – Может, это день такой сумасшедший? Райда, стрельба, кладбище…

Нет, это был кокон. А что же ещё? Стресс стрессом, но внутренности выплясывали в точности, как накануне кокона. Только сильнее. А вот слабость неимоверная – никогда такого не испытывала.

– Иди-ка ко мне, – Макс подхватил меня под мышки. – Поднимайся. Сможешь?

– Прости, что-то не выходит, – ни одна мышца меня не слушалась.

– Не беда, – он присел рядом со мной прямо на траву. – Успокойся. Не будем дёргаться и спешить. Засыпай, малыш. Я отнесу тебя в дом.

Он подтащил меня к себе, положил мою голову себе на колени.

– Не напрягайся так, – сказал он с тревогой. – Что с тобой? Боишься? Ты в доме моего отца, тебе ничего не грозит. И я с тобой. Ни на шаг не отойду.

– Макс, мне плохо. Очень.

Он пощупал мне пульс на шее, провёл ладонью по моей руке от плеча до запястья. Тревожно присвистнул.

– Макс, что это со мной такое?..

Он не ответил, только приподнял меня, сграбастал в охапку и прижал мою голову к груди. Так я и провалилась в черноту, чувствуя, как внутри всё холодеет, и только губы Макса… Губы Макса касались моего лба и горели огнём.

Кроме этого огня, я больше ничего не чувствовала.

Назвать всё это словом «плохо» язык не поворачивался. Я помнила, что такое «плохо». Плохо – до степени «помру прямо здесь и сейчас» – мне было, когда я в девятнадцать лет подхватила ветрянку. Ветрянкой болеть полагается в детском саду, а уж взрослому никому не пожелаешь.

Сейчас всё было ещё отвратительнее. Меня словно швырнули в огонь. Я вся такая холодная и обессиленная, и всё, что вокруг, всё, что меня касается – жжёт, как раскалённый металл.

Потом сила вернулась. Внезапно. Опять по принципу тумблера. Щёлк – и я почувствовала, как мышцы налились и готовы крушить. Но я не могла пошевелиться, меня что-то душило. Или кто-то. Не давало двинуться. Не давало дышать и кричать. Я сопротивлялась этому чему-то, пока не устала. А когда устала и бросила бороться с неведомым душителем, вдруг пришли странные видения: какие-то картинки, звуки, отдельные слова, которые я не могла понять, лица, которых я не узнавала. Кажется, я кричала им, чтобы они ушли прочь и оставили меня в покое… И они ушли. Стало тихо.

Только прохладное дуновение и тонкий аромат цветов. Звуки тоже были – приглушённое чирикание птиц.

Я открыла глаза. Я лежала в постели в той самой гостевой комнате в доме Викана, которую отвели нам с Никитой. Лежала на боку, накрытая лёгким одеялом. Прямо передо мной распахнутое окно – это оттуда, из сада доносились птичьи голоса.

Никита сидел на подоконнике и смотрел на меня с растроганной улыбкой.

– Ты здесь?

– Я же сказал, что не отойду от тебя, – проговорил он, но в конце голос его сорвался, и он хрипло спросил. – Как ты себя чувствуешь?

– Ну… так себе, если честно, – вздохнула я и попыталась приподняться. – Как будто меня кинули сначала на ледник, потом в огонь, потом проехались по мне катком и, наконец, вышвырнули из пыточной… Но вроде жива.

Его глаза враз наполнились слезами, он зажал себе рот ладонью, а через секунду опустил руку и отвернулся.

– Макс, ты что?!

Он опустил голову, пряча от меня лицо.

– Ма-а-акс?!

Он спрыгнул с подоконника, подошёл, опустился рядом с кроватью, погладил меня по спутанным волосам, по щеке, по плечу. Взял мою ладонь и прижал её к губам.

– Макс, блин… Я тоже тебя люблю, но ты меня пугаешь! Со мной уже всё нормально!

– Я вижу, – сказал он, кивая. – Но несколько часов назад ты умерла у меня на руках. Прямо там, на нашем семейном кладбище.

– В смысле?

– В прямом, – он сглотнул и грустно улыбнулся. – Слава Богу, что мы здесь, и что здешние медики умеют распознавать смерть в чёрном коконе и облегчать воскрешение. Тебя даже не стали забирать в стационар. Несколько нужных уколов и полный покой…

Наверное, я выглядела идиоткой и по-дурацки хлопала глазами, потому что взгляд Никиты постепенно изменился. Он усмехнулся и осторожно обнял меня.

– И что, я при этом никого не убила? – пробубнила я ему в плечо.

– Нет.

– И даже не покалечила?! И головой об пол не билась?

– Нет. Я же говорю: здесь умеют с этим справляться.

– Обалдеть, – только и смогла я сказать.

Никита отстранился и улыбнулся:

– В общем, добро пожаловать в клуб, малыш!