Двоедушники

Глава 29

Дом был новый – грандиозный, пафосный, с панорамными окнами на Неву, с закрытой придомовой территорией, коврами у входа в подъезд и зимним садом у лифта. А лифт площадью квадратов десять, не меньше. Прямо даже странно, что лифтёр в комплект не входил.

– Красота какая! – сказал Никита, входя в лифт.

– Да, мне тоже нравится, – буркнул Марецкий, нажимая кнопку одного из верхних этажей.

– Ты же вроде раньше на Комендантском жил? Приподнялся, я смотрю.

– Это не моё. Это тесть дочери своей подарил, – нехотя отозвался Марецкий.

– Надеюсь, он был предусмотрителен и сделал это до свадьбы?

Алексей сверкнул глазами, и меня, конечно же, чёрт потянул вмешаться:

– Макс, ну прекрати!..

На меня воззрились все трое. Вероника – с испугом, Никита – с укором, Алексей – с несказанным недоумением.

– Не удивляйся, Марецкий, – спокойно произнёс Никита. – Психотравма, знаешь ли, дело такое… Дрянь дело. Иногда Лада обращается ко мне, а говорит с Серовым.

И тут произошло странное. Даже, можно сказать, страшное и непонятное. Марецкий ничего не сказал, только на пару секунд положил руку мне на плечо. Так тепло и по-братски, что я вообще дара речи лишилась. А он, как ни в чём не бывало, повернулся к открывшейся двери:

– Идите за мной!

В огромном коридоре было всего четыре входных двери. Марецкий подошёл к самой дальней и, повозившись с ключами, открыл.

– Заходите. Обувь снимите – дело не в грязи, просто жарко будет. А я сейчас, – сказал он и прошёл куда-то в сторону, скорее всего – на кухню. Оттуда тянулся аромат кофе, и было слышно, как звякает о чашку ложечка.

– Привет, – донёсся оттуда голос Марецкого.

Ответа я не расслышала. Только какое-то сонное бурчание.

– Ты же собирался сидеть в штабе до вечера, – раздался негромкий женский голос. – Вот когда у меня наконец-то два выходных подряд, и мне нужен покой, от тебя никогда этого покоя не дождёшься… Кто у тебя там? Работу на дом привёз?

– Угу. Только не себе. Тебе.

– Что?!.. – раздражённо бросила женщина.

– Тебе. Твои подведомственные кикиморы.

– Они на вашей территории, вот и занимайтесь ими сами, передавайте нам, как положено, – её голос становился всё громче и злее. – Сюда-то зачем тащить? У вас в штабе что, пожар или наводнение?!

– Я решил, что лучше тебе самой всю процедуру провести. Целиком твои трофеи будут. Галочка лишняя в досье не помешает…

– Галочка?! Да я тебе сейчас на лбу галочку нарисую, вот этой самой штукой! Тебе точно не помешает… Кобель!

– Ну что ты несёшь?!

– Ты мне божился, что на тебя наговаривают. Я тебе поверила, в очередной раз. И что? Ты являешься ни свет ни заря, и от тебя воняет… нет, не духами. И даже не водкой. Чем, как ты думаешь? Детской отрыжкой!

Я взглянула на Никиту, который неподвижно стоял, держа спящего Павлика. Мне хотелось поймать его взгляд и многозначительно улыбнуться: вот, мол, как грозного начальника дружины дома полощут – совсем не уважают. Но лицо Никиты окаменело, и на меня он даже не посмотрел. Он напряжённо прислушивался к голосам в кухне.

– Маша, давай потом отношения выяснять, а?! Там люди, и с ними надо работать сейчас!

Тут-то я и поняла, что психотравма и в самом деле – дело дрянь. Как я могла не узнать её голос? Ну, допустим, пока она бурчала и ворчала, разобраться было трудно, но когда она начала громко и жёстко выговаривать блудному мужу, я должна была узнать свою новую надзирательницу.

– Кто у тебя в прихожей? – холодно уточнила она. Желания работать с людьми у неё, похоже, не было никакого.

– Твои беглые коммунары.

– В смысле?

– Племянница Малера, жена Малера и Корышев со своим ребёнком.

Последовала пауза.

– Откуда же ты их выкопал?

– Они сами выкопались. Связались со мной утром.

– Почему с тобой?

– Потому что так предписано положением о надзорном режиме: связываться с местной дружиной в случае чрезвычайных обстоятельств, – язвительно пояснил Марецкий. – В Питере местная дружина – это я. Маш, что ты тормозишь?

– И где они были целый месяц?

– Там, где Баринов держал Веру Малер и малыша. Сегодня Баринов сам привёз их всех в город, высадил и уехал в неизвестном направлении.

– Почему? Месяц удерживал и вдруг взял да и отпустил?

– Потому что!.. – веско отрезал Марецкий, а потом закончил раздражённо: – Потому что эта парочка – Корышев и Измайлова – заболтает кого угодно. Даже похитителя, особенно если они все давно и хорошо знакомы. В конце концов, они убедили Баринова, что он глубоко неправ.

Снова стало тихо.

– Ник, – прошептала я. – Ник, сейчас нам Лёха сам придумал легенду. За нас. Что ж это происходит?

Никита криво усмехнулся:

– Ходячая бюрократическая функция неожиданно очеловечилась. Иногда, Ладка, и такое бывает.

Из кухни послышались шаги. К нам вышла Мария в красивом длинном халате, нервно стиснув у горла широкий ворот.

– Здравствуйте! – сказала она спокойно и деловито. – Проходите скорее в гостиную!

Она пошла вперёд, поманив нас за собой.

– Давайте, давайте, быстро! Никита, положи мальчика на диван… Вот сюда, на угловой… Подушка там есть, я сейчас принесу плед.

Она почти бегом удалилась куда-то в смежное помещение, прикрыла за собой дверь.

Никита уложил спящего сына, снял с него сапожки.

– Уморился Пашка, – сказал он, разгибаясь. – Часа два точно проспит.

– С ним проблем не будет, я думаю, – послышался позади нас голос Марецкого. – А вот о себе вам стоит подумать, и очень серьёзно.

– А что так? – Никита повернулся к нему. – Всё ещё хочешь знать, как мы оказались на крыше?

– Хочу. И узнаю.

Никита только руками развёл.

– А в чём проблема сказать правду? – уточнил Марецкий. – Только в том, что я в неё не поверю?

– Ещё в том, что мне неохота прослыть городским сумасшедшим.

Марецкий недоумённо приподнял брови и сжал губы на пару секунд, ничего не ответив. Но зная его, я бы не надеялась, что он перестанет приставать с расспросами.

Через пару минут в гостиную вернулась Мария. Уже в форме, со служебным планшетом под мышкой и с пледом в руках.

Швырнув планшет на журнальный столик, она подошла к Павлику, расправила плед… Но как будто опомнилась и повернулась к Никите:

– Возьми, сделай, как надо.

Никита быстро укрыл ребёнка, и Мария повела рукой:

– Рассаживайтесь. Раз уж вы здесь, займёмся рутиной.

Я ничего не могла с собой поделать: Мария мне нравилась. Внешне спокойная, естественная, очень красивая. И форма дружины на ней сидела, словно на неё специально пошита… Впрочем, может быть, и пошита. На моей памяти не было у нас в штабе модников – ребята обходились тем, что выдавали. Иногда форма на нестандартных фигурах сидела мешком. Но теперь в дружине служат дамы, и дамы небедные и красивые – теперь мешкам тут не место.

Никита сел рядом с сыном, мы с Вероникой пристроились на короткой части углового дивана. Мария опустилась в кресло, взяла планшет, включила и только тут посмотрела на мужа.

– Чего ты ждёшь? – спросила она со вздохом. – Благодаря тебе я занята, и надолго. В химчистку наведайся сам или позвони и доставку закажи. Только не забудь, а то на приём тебе идти будет не в чем.

– Ничего страшного, – буркнул Марецкий уже из прихожей. – Посмотрят все на меня в мундире лишний раз – невелика важность.

Мария посмотрела в его сторону с выражением какого-то обречённого презрения.

Входная дверь захлопнулась.

Мария обвела нас взглядом:

– Прежде всего: кому-нибудь требуется медицинская помощь? И если вы голодны, могу предложить завтрак.

Мы дружно замотали головами.

– Может быть, всё-таки вызвать педиатра – пусть осмотрит ребёнка?

– Спасибо, Мария, – отозвался Никита. – Это лишнее. Павлик в порядке. Для него всё это было довольно интересным приключением… Ну, по крайней мере, с тех пор, как мы его отыскали и были рядом.

– Я всё равно сделаю отметку в досье мальчика, – постановила Мария. – По месту жительства опекуну выпишут надзорное предписание, чтобы ребёнок прошёл полный медицинский осмотр.

Никита недовольно поморщился, но покорно кивнул:

– Разумеется, мой брат всё сделает.

Мария задумчиво глянула на Никиту:

– Послушай… Не стоило бы, наверное, забегать вперёд… Может быть, это ещё и не будет принято… Но я хочу, чтобы ты был в курсе и готов. В правительственной комиссии опять придумали поправки к надзорному кодексу, и снова всплыл вопрос о расширении группы наследственного риска. Хотят распространить её на сиблингов. Правда, в мягком варианте. Поражения в правах будут минимальны, но статус опекуна для братьев и сестёр заболевших точно будет недоступен…

– Да сколько можно?! – воскликнул Никита. Его лицо побелело от гнева. – Кому там наверху неймётся?! Что за бред вообще? Неужели это такое удовольствие – ломать жизнь людям?! Что вы носитесь с этим наследственным риском? Его не существует!

– Не существует? – усмехнулась Мария. – А как же?.. – она указала на меня. – Как же вот, например, Лада Измайлова? И ещё многие и многие?

– Просто совпадения! Чистая статистическая погрешность, которую притянули за уши! – процедил Никита, с трудом сдерживаясь. – Наследственность тут вообще ни при чём!

– Ну, это как сказать, – скептически заметила Мария. – Даже генетики не пришли к единому мнению, где уж нам с тобой.

– Неправда! Я читаю об этих исследованиях. Все уверены, что по нисходящей родственной линии надзор необходим, хотя и это чушь… Но насчёт родителей и сиблингов нет никаких оснований…

– Никита, извини меня, но за последние годы ты успел получить образование в сфере генетики? – оборвала его Мария. – Нет? Тогда не будем лезть в эти дебри. Я тебе рассказала не ради диспута, а чтобы ты понимал, что твоему сыну, возможно, вскоре понадобится новый опекун.

Никита только головой покачал, с трудом сдерживаясь.

– Хорошо. Спасибо за информацию, – усмехнулся он. Но раздражение всё-таки одержало верх, и он заговорил со злостью. – Что ж они всё треплют этот несчастный надзорный кодекс? Иногда кажется, что если бы ККМР не было, его нарочно придумали бы, чтобы кучка чинуш изображала озабоченность и требовала финансирования… Количество новых заболевших постепенно падает, так ведь? Боятся, что совсем упадёт, и надзирать будет не за кем? А если, и правда, не станет новых заболевших, чем тогда будете доказывать вашу нужность?!..

Я снова пыталась поймать его взгляд, чтобы подать ему хоть какой-то сигнал «Успокойся!», но Никита разошёлся не на шутку. Марии это тоже не понравилось.

– К сожалению, никто ничего не придумывал, – строго и спокойно проговорила она. – И ты прекрасно знаешь на своей шкуре, насколько велика опасность.

Никита ничего не ответил, только ещё больше нахмурился.

– А мне интересно: ты-то сама… ты же обычный надзиратель! – проворчал он. – Откуда ты знаешь, что там в комиссии обсуждается?

– Мой отец – сопредседатель от парламентского комитета, – пояснила Мария с некоторой неохотой.

Никита только грустно хмыкнул.

Ну, теперь всё понятно. И откуда у папы денежки, чтобы делать дочке такие подарки, и зачем Марецкий ввязался в женитьбу на женщине, которую не любит и побаивается. И уже ни к чему ломать голову, с чего вдруг женщинам разрешили в дружине работать на оперативных должностях: чего не сделаешь ради прихотей любимой дочери – даже реформу гражданской службы и надзорного кодекса. Кто знает, как изменился бы этот кодекс, если бы Мария приглянулась кому-нибудь в качестве будущего футляра… Возможно, никаких унизительных и неоправданных ограничений и не было бы вовсе.

Хотя завидовать Марии на все сто процентов мне не хотелось. Да, умница-красавица, и папа супер-влиятельный, и занимается она явно тем, чем хочет, а вот с личной жизнью что-то у неё не задалось ещё с давних пор. Неужели тех давних пор ей не достаточно для выводов? Вот зачем за Марецкого вышла? Любовь? Неужели в Лёху можно влюбиться вот прямо настолько, чтобы ослепнуть и не разглядеть обыкновенного карьериста?

На этом месте мои логические рассуждения постигла неудача. Жизнь показала, что в Лёху ещё как можно влюбиться, а если это меня удивляет, то это проблемы не Лёхи.

Мария поговорила ещё немного на общие темы, выдавая что-то такое обтекаемое и успокаивающее. Я даже подумала, что она и психотерапевт, возможно, неплохой.

А потом Мария решительно приступила к формальному опросу каждого из нас. Я отвечала на все её вопросы чисто по инерции, особо даже не вслушиваясь. Со мной творилось что-то странное. Я то чувствовала зверский голод и едва удерживалась, чтобы не попросить чаю с бутербродом, то при одной мысли о еде меня догонял такой внезапный и сильный приступ тошноты, что горло сводил спазм.

Наконец, Мария закончила заполнение протоколов и принялась звонить опекунам, вызывая их для приёма-передачи подопечных. Одновременно зазвонил телефон и у Никиты. Он принял звонок и, ничего не говоря, долго слушал, потом буркнул «угу, хорошо» и отключился.

– Что случилось? – зашептала я. – Кто это?

– Марецкий, – ответил Никита вполголоса. – Сказал, что позвонил Эрику сразу, как только вышел отсюда. Эрик совсем скоро будет здесь. И он уже забрал Ирину и малышку.

– Вот новости! Зачем?!

– Затем, что Ира в коконе. А Лёха в панике.

Я не стала возмущаться, но Никита и так понял всё, что у меня на лице было написано.

– Вот-вот, – мрачно проговорил он. – Я уже не уверен, что это у нас такое с ним: взаимопомощь или взаимное выкручивание рук. Но, разумеется, Эрик не отказал бы в любом случае.

– Пусть Лёха только попробует ещё раз пристать к нам с вопросом, как мы оказались на крыше!..

– Тсс! – цыкнул Никита.

Мария, уже отложившая телефон, заявила:

– Мой супруг, продолжая оказывать всяческое содействие областным коллегам, оказывается, уже вызвал сюда и Эрика Малера, и Филиппа Корышева. Оба уже подъезжают. Я вас оставлю ненадолго. Мне надо собраться, чтобы никого не задерживать.

– Ты поедешь на службу? – Никита очень постарался, чтобы вопрос его звучал удивлённо, но не слишком. – У тебя же два выходных, как я понял.

– Было два, – усмехнулась Мария. – Спасибо вам, вы вовремя объявились. Мне полагается прибыть в участок, чтобы дооформить весь этот кейс до конца. А вот машина моя – в сервисе с разобранным двигателем и будет готова только завтра к вечеру, так что придётся вам немного потерпеть моё общество. Попрошу Малера забрать и меня тоже.

Никита задумчиво покусал губы, а потом решительно рубанул:

– Послушай, Маша… А ничего, если ты поедешь с Эриком и Верой, а мы с Ладой тут… задержимся?.. У нас дело небольшое, но важное. Мы своим ходом сами доберёмся. Никуда не денемся, я обещаю.

Мария вздохнула:

– Нельзя, ты же знаешь. Пока происшествие не закрыто, вы можете перемещаться либо под непосредственным надзором, либо с опекуном.

– Даже для меня ты не можешь сделать исключение?

– Все положенные в своё время исключения ты уже получил, – неожиданно сурово отрезала Мария. Но, помолчав немного, спросила. – А что за дело?

– Я квартиру свою сдаю, пока она мне не нужна, – проговорил Никита, подтверждая слова честным взглядом. – Квартирант позвонил, сказал – с чердака постоянно просачивается запах то ли газа, то ли ещё чего…

– Твой квартирант забыл, как вызвать газовую службу?

– Ну… Я неофициально сдаю. Нарваться на лишние неприятности никому не охота. А раз уж я здесь, надо бы проверить. Да и вообще, я сто лет свою собственность не навещал – вдруг там уже камня на камне не осталось… Тебе же известно, я стараюсь из коммуны не выезжать. Когда ещё я опять в Питере буду?

Мария ничего не ответила, встала и вышла из гостиной.

– Ник, ты что плетёшь? – удивилась я. – Какая собственность, какие камни?

– Отмазки мне плохо удаются, – вздохнул Никита. – Но я надеюсь, что моя маленькая хитрость удастся, и у нас всё получится.

– Получится что? Ты хочешь, чтобы она поехала в коммуну без нас, но с Ириной и младенцем в одной машине?!

– Нет, я хочу… – раздражённо начал Никита, но тут снова появилась Мария.

– Если уж тебе очень нужно проверить квартиру… – начала она. – Резон в этом есть, конечно. Особенно, если там с коммуникациями что-то неладно. Отпустить тебя сейчас я по регламенту не имею права. Но я съезжу с тобой, если потом ты берёшься за свой счёт доставить меня в участок.

– Вот для этого я и сдаю квартиру, чтобы у меня всегда были средства на внезапные расходы, – засмеялся Никита, и я почувствовала по его голосу, как свалился камень с его души.