Ее свирепые звери. Начало

Глава 10

Аурелия

Я знаю, что заблуждаюсь, думая, что заключенные в темнице — мои друзья. Я полная идиотка, раз играю с ними в счастливую семью — делюсь вещами, улыбаюсь, испытывая трепет в сердце. За исключением того, что в моей жизни больше никого нет, и разве это так плохо, если я хорошо проведу время, немного поболтав с ними? Разве это так плохо, если внимание Дикаря и Клюва хоть немного скрасит мой день?

Это жалко, я знаю. Они опасные самцы. И они пленники.

Поэтому на следующий день, даже если какая-то часть меня кричит не делать этого, что риск слишком велик и я попаду в беду, я собираюсь совершить кое-какую глупость и даже не думаю о последствиях.

Это так на меня не похоже, что я даже не могу этого понять.

Я обнаруживаю, что вхожу в особняк Полупернатого с одним из моих самых сильных щитов, скрывающего пару черных спортивных штанов размера XL, купленных по скидке и зажатых у меня подмышкой. Я задерживаю дыхание, когда Клюв открывает дверцу моей машины со своей обычной кокетливой улыбкой на лице и берет мою сумку.

Внезапно я больше не удивляюсь, что его отправили в Академию Анимус. Его глаза говорят мне, что он хочет трахаться. Беспорядочные половые связи среди наших мужчин — проблема. Венерические заболевания, с одной стороны, междворовая политика — с другой. Это приводит к большему кровопролитию, чем того стоит. Странно, моя анима не встает на дыбы и не жаждет вцепиться в него, как я того ожидаю. Неужели я привыкаю к всеобщему вниманию?

Конечно, поскольку вся моя жизнь была изучением щитов, я без проблем проношу штаны в подземелья. Доставить штаны в камеру Косы — это совсем другое дело. А ещё это высвободит мою силу.

Похоже, сейчас я склонна рисковать, но здесь я сталкиваюсь с чем-то, с чем никогда раньше не сталкивалась. Примитивная женская анима во мне ценит, что Коса убил ради меня другого самца.

Мне хотелось бы думать, что у них уже были какие-то разногласия. Что я не единственная причина, по которой Коса хотел смерти той гиены. Что бы ни думал мой мозг, моя анима хотела поблагодарить акулу за такую демонстрацию вопиющей защиты.

Возможно, свирепость заключенных передается и мне, потому что кажется, что с каждым днем я все больше и больше позволяю своей аниме брать контроль над собой. Может быть, Клюв прав насчет того, что мне все-таки нужно поступить в Академию Анимуса.

Клюв и Тёрка снова ведут меня в подземелья, захлопывая за мной дверь, но этот зловещий звук не может заставить меня вздрогнуть сегодня.

— Лия? — голос Дикаря — маяк во мраке и бальзам от любой нервозности, которую я испытываю.

— Привет, это я, — мой голос звучит тонко по сравнению с его.

Я быстро прохожу мимо камер, стараясь не показывать своего нетерпения. Когда я прохожу мимо клетки гиены, тело и голова уже убраны, и запах отбеливателя проникает даже через мои щиты. Интересно, что Полупернатый делает с телами своих пленников.

Из клетки акулы доносится отчетливый и сильный запах свежей крови. Вчера Дикарь сказал, что его брата зовут Коса — еще одно боевое имя. Нервничая, я подхожу к нему.

Ледяные глаза, подобные темным глубинам Марианской впадины, сияют сквозь мрак. Опасность, предупреждает моя анима. Этот — убийца.

Я сглатываю, протягивая руку со своей силой и оценивая его тело на предмет повреждений, которые я чувствую по запаху. Акула никак не реагирует на то, что моя магия касается его. Он просто сидит, откинувшись на спинку стула, и смотрит на меня холодными-холодными глазами. Я могу сказать, что его плечо было вывихнуто и что он или кто-то другой вправил его обратно в суставную сумку — все сухожилия воспалены и немного повреждены. Также у него перелом плечевой кости, который уже заживает благодаря его природной магии анимуса. Но из-за магических глушителей в подземелье процесс идет медленнее, чем ожидалось. Я ускоряю заживление и закрываю перелом.

Он молчит на протяжении всех моих манипуляций. Обычно я слышу ворчание или что-то в этом роде после вправления сломанной кости, но Коса просто сидит там, как будто его это не беспокоит, наблюдая за мной с такой точностью, на которую, как я полагаю, способна только акула.

Исцеление для меня инстинктивно. Моей силе тяжело видеть, когда кому-то больно, и ничего не предпринимать по этому поводу. Отказ в исцелении противоречит буквально всему, чем я являюсь. Но я внезапно понимаю, что никогда не спрашивала его разрешения.

Неприятное чувство пробегает по мне, и я бормочу:

— Прости, я должна была спросить.

Он ничего не говорит.

Я не могу избавиться от ощущения, что его раны — следствие того, что он сделал с гиеной. Что он сделал, отомстив за меня. Интересно, о чем акула думает. Что им двигало, когда он убивал зверя и как, черт возьми, ему это удалось.

Спортивные штаны у меня подмышкой горят, как контрабанда. Я честно заплатила за них, и теперь кажется еще более важным сделать подарок этому мужчине.

Примет ли он их? От Косы не исходит доброты, ничего похожего на человеческое общение. У меня возникает желание отвернуться от камеры, но что-то подталкивает меня вперед. Должно быть, ему там холодно. Он, наверное, чувствует себя ужасно, хотя и не позволяет никаким эмоциям проявиться. Единственное, что я чувствую от акулы, — это ледяное безразличие, граничащее с угрозой. Он смертоносное, преисполненное опасности существо. Анима внутри меня знает это.

Может быть, он убивал, потому что ему это нравилось?

Нервы покалывают мои вены, я достаю спортивные штаны из подмышки и протягиваю их, чтобы показать ему.

— Лия? — до меня доносится голос Дикаря. В остальной части подземелья тихо.

— Минутку, — говорю я, не сводя глаз с холодной акулы передо мной.

Его взгляд скользит вниз, к штанам, и, совсем слегка, он наклоняет голову.

Я воспринимаю это незначительное движение как знак того, что поступаю правильно, поэтому левитирую пузырь щита со штанами внутри прямо перед собой.

Акула ерзает на стуле.

Конечно, будучи более чем диким, Дикарь обладает сверхъестественными инстинктами и сразу замечает, что что-то происходит, высовывая голову как можно дальше из-за решетки собственной камеры.

— Что это? — спрашивает он, и я слышу веселье в его голосе.

Я левитирую свой маленький пузырь сквозь прутья клетки Косы и тут понимаю, что не продумала все до конца.

Коса переводит взгляд со штанов на меня, пока они неуклюже парят перед ним. Прочищая горло, я беру себя в руки и использую навык, к которому мне не часто приходится прибегать.

Это требует изрядной концентрации, но мне удается сделать еще один щит в форме моей руки и использовать его для манипуляций с материалом. Опустив штаны на пол, мои призрачные руки держат их за эластичный пояс у его ног.

Я снова смотрю на Косу, затаив дыхание. Но затем он поднимает ноги. Я почти вздыхаю с облегчением, когда натягиваю штаны на его ступни и задираю их до икр и коленей, отмечая замысловатые татуировки там. И когда добираюсь до его бедер, клянусь, я понятия не имею, как мы собираемся делать это дальше.

Но цепи на его руках, должно быть, не очень тугие, потому что Коса приподнимается на стуле, и я быстро натягиваю штаны ему на бёдра. Я убираю щит, прежде чем прикоснусь к его коже… или члену своими призрачными руками.

Уже в спортивных штанах он снова смотрит на меня, и выражение его лица абсолютно не меняется. Полагаю, они ему нравятся, раз он позволил мне их надеть?

Стараясь не думать об этом и довольная небольшим успехом, я отворачиваюсь и сажусь на свое обычное место между камерами Дикаря и Косы.

Я смотрю на свою стальную дверь, выдыхаю и поворачиваюсь к Дикарю.

— Что ты дала моему брату? — тихо спрашивает волк, его красивое лицо серьезно.

Прочистив горло, я тихо отвечаю:

— Здесь немного прохладно, так ведь? Я купила ему спортивные штаны.

По его лицу пробегает выражение, которое я не могу истолковать, но в мгновение ока оно исчезает.

Дикарь говорит голосом, совершенно не похожим на его обычный кокетливый тон:

— Пожалуй, теперь не так сильно, принцесса.

Я молчу и закрываю глаза, внезапно пытаясь сосредоточиться на своем пациенте.

Голос Дикаря вновь обретает кокетливую нотку, и он говорит:

— Думаю, мы нравимся принцессе, мальчики.

Я знаю, что он ухмыляется от уха до уха, и хотя мне требуется вся моя сила воли, чтобы не открыть глаза и не посмотреть на него в ответ, я не могу сдержать улыбку, которая расползается по моим собственным губам. Анима во мне — распутная штучка, потому что дикий жар проносится у меня внутри от удовольствия, которое я слышу в его голосе.

Я подавляю это дерьмо изо всех сил, потому что я ни за что не могу позволить ему выйти наружу.