Ее свирепые звери. Начало

Глава 3

Аурелия

Я подрабатывала у отца с детства, еще до того, как проявилась моя анима. Тогда он действовал осторожно, используя эти задания — как он их называл — для тренировки моих способностей к защите и исцелению, чтобы сделать меня мощным дополнением к его Двору, кем-то, кого он может использовать для усиления своей власти над другими анималия.

Но как только меня изгнали из упомянутого Двора, работа стала немного более рискованной, немного опаснее. Мой отец, будучи Королем змей, имеет дело с опасными и богатыми. Поэтому он перешел от простых задач по исцелению к опасным для жизни травмам после крупных драк, даже во время междворовых сражений или подземных боев между ценными зверями. Мне часто приходилось становиться невидимой, используя мой особый восьмой щит, чтобы никто не знал, что я там. Это делало моего отца своего рода загадкой, раз он мог обещать мощное исцеление, но никто не знал, каким способом. Полагаю, они все решили, что он использовал какой-то вид черной магии на расстоянии.

Уверена, что ему хорошо платили за мои услуги.

Поскольку мой отец запретил мне устраиваться на нормальную работу, я подумывала о том, чтобы заняться сексом с людьми за деньги ради дохода. Заработок на стороне. Стриптиз был слишком публичным, но я, возможно, смогла бы быстро заработать, продавая свое тело. Все деньги, вырученные таким способом, мне пришлось бы прятать от него, поэтому наличные были моим лучшим вариантом, и, кроме того, я получила бы заряд жизненной энергии. Но у меня так и не хватило смелости довести эту идею до конца, хотя я уверена, что в некоторые дни это действительно помогло бы мне получить необходимую энергию.

Они прислали мне сообщение о местонахождении некоего «господина Ч. Полупернатого» и адрес недвижимости недалеко от города — район, с которым я не знакома. Это не могло быть подпольным боем в клетке или битвой за территорию. Первые проходят в хорошо известных мне местах, а вторые всегда на полях или складах, одобренных Советом. Кроме того, в текстовом сообщении говорится: «Требуется видимость». Мое сердце падает, когда я вижу это предложение, потому что оно означает ожидания отца, что я пойду к этому клиенту без моего щита невидимости. Что для меня впервые с тех пор, как я была ребенком.

Нервничая, я хватаю сумочку и ключи, запрыгиваю в свой старый, побитый синий «Жук», мою драгоценную Мэйзи, и следую указаниям телефона вниз по шоссе. Я не знала, чего ожидать — возможно, темного логова, полного оборотней, курящих травку и нюхающих кокаин, — но я обнаруживаю, что въезжаю на кольцевую подъездную дорожку к особняку размером с дворец с настоящим шлагбаумом перед воротами и будкой охраны.

Это напоминает мне о месте, которое я в детстве называла домом. Но я отгоняю эту мысль так же быстро, как она пришла.

Поскольку я уже много лет часто посещаю притоны для нелегальных боёв в клетках, мне не привыкать к мускулистым самцам, демонстрирующим своего анимуса. Однако обычно я прикрываюсь своим восьмым щитом ещё на парковке, и мне не приходиться вступать с ними в контакт, раз уж они меня не видят.

Итак, с пульсирующим в ушах сердцем я опускаю окно, когда ко мне подходит элегантно одетый мужчина в серо-черной форме службы безопасности и с пистолетом у бедра.

— Аурелия Нага?

Я сглатываю, пока он изучает меня взглядом.

— Вообще-то, Аурелия Аквинат.

Согласно законам анималия, вы берете фамилию того родителя, гены которого в вас пробудились, поэтому я, естественно, взяла фамилию своей матери.

Он кивает, как будто это внезапно обретает смысл, и машет мне рукой, пропуская через шлагбаум.

Ладно, значит, этот Полупернатый, возможно, более богат, чем мой отец. Я ненадолго задумываюсь, не дракон ли он. Они редки — всего лишь горстка семей в нашем штате, — и они всегда являются высокопоставленными чиновниками в правительстве или бизнесменами. Я имею в виду, кто бы сказал «нет» дракону? Угроза там была постоянной и предполагаемой, поэтому имеет смысл только то, что они получают все, что хотят, и способны накапливать огромное богатство.

Проезжая через шлагбаум, я сразу же понимаю, с каким видом анималия имею дело, хотя фамилия и так должна была навести на мысль. Фонтан в центре кольцевой аллеи изображает массивного каменного орла, его крылья расправлены, словно он вот-вот взлетит.

Лично я считаю, что высокомерие популяции птиц-оборотней вполне оправдано. В этом мире нет большего удовольствия, чем полет. Парить высоко над всем и позволять ветру нести тебя? Честно говоря, все остальные должны завидовать.

Но несмотря на то, что я выяснила, что за зверь этот Полупернатый, комфортнее я себя чувствовать не стала. Каждый вид анималия обладает своими собственными генетическими способностями, и так уж случилось, что птицы являются целителями нашего вида.

Если он богатый орел, это означает, что он, вероятно, родственник или близкий друг лучших целителей страны. Что бы ему ни было нужно, от того факта, что меня призвали на помощь, у меня мурашки бегут по коже от беспокойства.

Другой охранник, высокий и во всем черном, помогает мне припарковаться на специально отведенном месте рядом со сверкающим красным Феррари. Я внутренне съеживаюсь, прекрасно понимая, что не мыла Мэйзи несколько месяцев и ее поблекшая голубая краска практически облупилась. Но при виде молодого мужчины-охранника моя анима начинает мурлыкать и прихорашиваться внутри меня вместе с бурлящей нервозностью. Я сдерживаюсь, потому что мне нужна ясная голова, чтобы справиться с этим.

Высокий охранник, также похожий на орла из-за своих темно-русых торчащих вверх волос, одаривает меня очаровательной улыбкой, когда я выхожу из машины. Он окидывает меня обычным оценивающим взглядом, каким не состоящие в браке мужчины окидывают не состоящих в браке женщин. Жар разгорается на моих щеках от его одобрительной улыбки, и я рада, что мои щиты скрывают вероятное желание в моем запахе. У меня не было секса несколько лет — один единственный змей, который увидел меня в магазине, и это плохо закончилось. Я действительно чувствую отсутствие секса в своей жизни, и боль пульсирует глубоко в моем животе.

Как только анималия достигают половой зрелости, нас отводят к городскому оракулу, который является членом древнего Дома Феникса. Они обладают способностью видеть связанных судьбой суженных другого человека одним прикосновением руки. И когда в тринадцать лет я посетила оракула, новости оказались не из приятных. Еще один удар по мне.

У меня оказалось пятеро суженных. И двое из них уже сидели в тюрьме.

Если я и думала, что мой отец был в гневе из-за моей анимы, то это было ничто по сравнению с его яростью, когда он узнал, сколько у меня партнёров и каких орденов. Он вернулся к оракулу, чтобы шантажом выбить из нее имена. В конечном итоге он не получил ни одного имени, так как это был сложный навык для оракула, так мне было сказано.

Это не имело значения, потому что тогда мне было запрещено говорить о своих связанных судьбой с кем-либо и какими бы ни были обстоятельства. Отец сказал, что это приведет меня к катастрофе. Если бы кто-нибудь узнал, кем являются мои пары, то сразу бы поняли, кто такая я. Меня бы это выдало с головой, и эта информация не стала бы достоянием общественности. Меня бы украли могущественные анималия, заковали бы в цепи и использовали бы как профессиональную племенную самку.

Никто не должен знать, кто я такая.

Это означает, что я должна держаться подальше от своих связанных судьбой и делать все, что в моих силах, чтобы они не нашли меня.

Я следую за охранником — он сказал, что его зовут Клюв, — пока он ведет меня мимо белых греческих колонн у входа в особняк.

Внутри все из золота и белого мрамора, позолоченные портреты птиц на стенах и клиническая чистота. Сбоку есть маленький столик, где Клюв надевает латексные перчатки и проверяет мою потрепанную черную сумочку. Я беспокойно ерзаю, пока он роется в ней, отодвигая в сторону мою пачку с тампонами, зеркальце-пудреницу и открывая бумажник, чтобы проверить водительские права. Затем он извиняется и убирает всю сумку в большой сейф за своим столом.

Я поднимаю брови, но ничего не говорю, пока он ведет меня вверх по мраморной лестнице, через лабиринт коридоров, устланных красными коврами, к двери из красного дерева. Все это время я пялюсь на его задницу и выпускаю струю воздуха, чтобы попытаться хоть немного сбросить давление, нарастающее во мне. Затем он оглядывается на меня, и я вспыхиваю, как мешок с пшеницей. Ухмыляясь, он ловко стучит по дорогому дереву, открывает дверь и ведет меня внутрь.

— Аурелия Аквинат, мистер Полупернатый, — официально объявляет Клюв.

Я сглатываю, когда вхожу, чувствуя себя недостаточно одетой в своих джинсах и футболке, когда обнаруживаю кабинет богатого мужчины, увешанный всевозможными дорогими украшениями. Стены, обшитые деревянными панелями, украшены картинами маслом и позолоченными бра, тяжелый письменный стол из красного дерева стоит у окна. Комната достаточно большая, чтобы вместить полный комплект для отдыха, и все обтянуто темно-бордовой кожей.

Что не вписывается в обстановку, так это пронырливый мужчина, обходящий стол с хитрой улыбкой на лице.

У меня мурашки бегут по коже при виде бледного узколицего мужчины и карих глаз, жадно устремленных на меня. Он одет в длинную черную мантию, как средневековый колдун, хотя ему не может быть больше пятидесяти. У него черные редеющие волосы, и от него исходит изучающая, мерзкая энергия.

— Аурелия, — он мурлычет мое имя с фамильярностью любящего дядюшки. — Спасибо, что пришла.

Я подавляю отвращение, пытаясь слегка улыбнуться ему. Коллега моего отца. Интересно, какими темными делами они занимаются вместе.

— Мне было не сложно.

— Твой отец говорил мне, что ты талантливая целительница.

Я удивлена, что мой отец открыл кому-то, что у него есть дочь. Не то чтобы это было большим секретом, но он скрывает меня, когда может, особенно перед лицами, не принадлежащими его двору.

— Некоторые могли бы сказать, что это так, господин Полупернатый.

Его улыбка становится шире, когда я произношу его имя. Без сомнения, эго мужчины размером с его дом. Но я пинаю себя, потому что кто мог сказать, что я «талантливый целитель»? Я была настолько изолирована, что никто, кроме моего куратора по курсу целительства, не знал меня достаточно хорошо, чтобы говорить подобное.

— У тебя есть какие-нибудь другие способности?

— Нет, сэр, — лгу я.

Он кивает, как будто это подтверждает то, что он уже знает.

— У меня довольно сложная ситуация, с которой ни один из моих целителей не добился особого успеха. Боюсь, ты — моя последняя попытка исцелить этого человека.

Спину обдает льдом из-за его клинической манеры говорить и из-за того факта, что опытные, квалифицированные целители уже пытались вылечить этого человека. Сам Полупернатый, вероятно, тоже пытался.

Это ловушка? Способ моего отца преподать мне урок из-за попыток поступить в колледж? Я стараюсь не показывать нервозность, но, думаю, это все равно заметно, потому что Полупернатый наклоняется вперед и заговаривает со мной, как с ребенком:

— Ты умеешь хранить секреты, моя сладкая?

Я прочищаю горло.

— Думаю, что умею, господин Полупернатый.

— Только для меня?

— К-конечно.

Каждый инстинкт, которым я обладаю, говорит мне бежать от этого орла. Уйти и никогда не оглядываться назад, не звонить отцу и не проклинать его за то, что он отправил меня сюда. Но у них моя сумка, у них мой телефон, а впереди чертовы вороты со шлагбаумом.

Отсюда никуда не деться.

Он выводит меня из комнаты, и к нам из ниоткуда присоединяется второй охранник — еще один орел, крупный, с темно-каштановыми волосами и светлыми кончиками. Похоже, Полупернатый доверяет только себе подобным. Это имеет смысл, если он ведет темные дела с такими людьми, как мой отец.

Вместо того, чтобы вести меня вверх по лестнице, где, как я предполагаю, находятся жилые помещения, мы идем вниз. Один лестничный пролет, потом другой, и еще один. Лифты не спускаются туда, куда мы направляемся. Я знаю это, потому что по пути мы проходим два лифта.

Мы доходим до конца последнего лестничного пролета, и Полупернатый лучезарно улыбается мне, когда мы входим в темную комнату из серого камня.

Здесь холодно и едва освещено маленькими лампочками на стенах. Я обхватываю себя руками, растирая гусиную кожу и проклиная имя моего отца. Это все больше и больше похоже на темное логово, которое я ожидала увидеть в начале. Все это жутковато, но меня почему-то тянет вперед, я хочу знать, что, черт возьми, он здесь держит. Я была посвящена в секреты многих анималия, но ни один из них не был таким грандиозным, как этот. Несмотря на нарастающую панику, моими ногами двигает вперед какое-то первобытное любопытство. Энергия струится по углам моих щитов, но я изо всех сил стараюсь не обращать на это внимания.

Мы проходим через одну пару запертых стальных дверей, затем через вторую. Поговорим о безопасности.

— Вот мы и на месте, — радостно произносит Полупернатый, когда открываются вторые двери. — Моя гордость и радость.

Мы стоим перед холодной, темной утробой. Там выложен камнем широкий коридор с низким потолком, достаточно длинный и темный, чтобы я не могла разглядеть его конца. Вдоль стен через равные промежутки установлены крошечные лампочки, едва разгоняющие сумрак. Между этими промежутками — стальные решетки. Холод осознания пробегает у меня по спине.

Святая Мать…

Камеры. Это темница.