Ее свирепые звери. Начало

Глава 16

Аурелия

ГРЕБАНЫЙ ПАПИН ЛАКЕЙ

[Какой у тебя размер кольца?]

С чего бы мне это знать? У меня даже нет никаких драгоценных украшений, только дешевки, которыми я потчую себя на каждый день рождения.

Выругавшись себе под нос, я оглядываюсь и вижу трех самцов, сидящих там и наблюдающих за мной, словно решают, как они собираются меня прикончить. Если бы взгляды могли убивать, я бы уже превратилась в золу. Замороженную золу.

Я думаю, Дикарь — единственный, кто сейчас испытывает ко мне хоть какие-то позитивные чувства. Мы прямо настоящая старая добрая семейка.

— Парни, а вы не можете отправиться путешествовать куда-нибудь еще? — раздраженно спрашиваю я. — Если вам так не терпится выбраться из своей тюрьмы, тогда отправляйтесь бродяжничать в другое место.

Ксандер качает головой, болтая единственным проводом от наушников.

— Не получится. Дик связан с тобой из-за прошлой ночи, и он тянет нас за собой. Мы не можем оставить тебя в этой форме.

— Идеально, — бормочу я. — Просто, блядь, идеально.

Какое-то время я сижу на обочине, просто киплю, паникую и думаю. Все идет наперекосяк, и я по уши увязла. Если я не ошибаюсь, то мои пары являются альфами — высокоранговые члены своих соответствующих орденов. Я только одного не могу понять, как так получилось, что они привязались ко мне?

Но в этом есть смысл. Смысла так много, что моя анима кричит, что это правильно и я должна делать все, что от меня попросят.

Но у меня есть более неотложные дела, о которых нужно подумать. Я была обещана Полупернатому, и никаких переговоров с моим отцом по этому поводу не ведется. Я снова смотрю на свой телефон.

ГРЕБАНЫЙ ПАПИН ЛАКЕЙ

[Какой у тебя размер кольца?]

[Мне нужно срочно назначить официальную встречу. Срочно. ПОЖАЛУЙСТА!]

Мне никогда не разрешали общаться с ним напрямую, поэтому мне приходится назначать встречи или умолять его лакеев.

Черное чувство пронизывает меня, темное, как дым. Я не выберусь из этого. Единственный выход для меня — это исчезнуть.

— Ты правда собираешься замуж за это Полутреснутое яйцо? — недоверчиво спрашивает Дикарь.

Я не смотрю на них. Я не могу.

— Если я не сбегу, у меня не останется выбора, — бормочу я.

Они замолкают, потому что мы все знаем, какое ужасное преступление — найти своих суженых и не сочетаться с ними браком. Такое случалось и раньше, но на это смотрят свысока. Исключения делаются для бешеных зверей и преступников самого худшего сорта.

Которыми, очевидно, являются трое моих суженых. Они знают это, и я тоже.

Я должна спросить их.

— Что вы сделали, чтобы попасть в тюрьму Полупернатого?

Дикарь раздраженно фыркает.

— Тебе не обязательно это знать.

Я стискиваю зубы и смотрю на свой телефон, но там нет трех точек, указывающих на то, что ожидается ответ.

— Да, согласна.

— Почему ты не смотришь на нас? — сердито спрашивает Дикарь.

Я прикусываю губу, но в то же время сдерживаю слезы, и мой желудок сжимается от беспокойства.

— Вылезай из машины, Лия, — хрипит Коса.

Приказ в его тоне злит меня, даже когда мои руки покрываются мурашками при звуке его голоса.

— Ты не можешь указывать мне, что делать, — я огрызаюсь, пытаясь защититься.

— Выйди из машины и поговори с нами с глазу на глаз. Ты наша Регина, — возражает Дикарь.

Это первый раз, когда он произносит это слово вслух, и оно ударяет меня по голове, как бейсбольная бита с размаху.

— Нет, не Регина, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— Что?

— Ты ошибаешься.

Ксандер усмехается.

— Змея теперь еще и лгунья. Не удивлен.

У меня болит сердце, когда я говорю это.

— Вы не понимаете, — отвечаю я спокойно. — Что бы вы ни видели прошлой ночью, это было просто принятие желаемого за действительное.

— Зачем ты это делаешь, Лия? — спрашивает Дикарь. — Почему ты не хочешь быть нашей Региной?

Каждый раз, когда он произносит мое имя, что-то внутри меня немного умирает. Но я должна убедить их. Такие мужчины, как они, не отдадут свою Регину без кровавой битвы. Поэтому медленно, хотя это требует от меня каждой капли самоконтроля, я поворачиваюсь к ним лицом.

Даже в их астральной форме их глаза прожигают во мне дыры. Они такие неподвижные, но энергия, потрескивающая между нами, притягивает меня к ним. Моя анима неистовствует внутри меня, стенает, пытаясь вырваться из моей кожи.

— Это не значит, что я не хочу быть вашей Региной, — тихо говорю я, — но сейчас вы должны прислушаться к моим словам. Я не ваша Регина.

Выражения их лиц заставили бы съежиться любого зверя, и я благодарна богам, что у меня в машине находятся не их физические формы.

— Ты, блядь, можешь это почувствовать, — восклицает Дикарь. — Я знаю, что можешь!

Я смотрю на него и кричу в ответ:

— Посмотри на мою шею! — я тыкаю пальцем себе в шею, где, я знаю, они не могут увидеть нашу метку. — Ты, блядь, что-нибудь видишь, Дикарь?

Он замолкает, уставившись на мою шею, его лицо искажается от сдерживаемой ярости. Но его присутствие, Дикая Богиня, его присутствие — это грохочущий отзвук на краю всего сущего.

Тяжело дыша, я повторяю смертельно спокойным голосом, глядя своей паре прямо в глаза.

— Ты. Можешь. Увидеть. Брачную. Метку? — я сглатываю и смотрю по очереди на Косу и Ксандера. — Потому что я точно не могу.

Я оборачиваюсь, испуская богом забытый вздох. На мне лежит проклятие, я просто знаю это. Как кому-то может так сильно не повезти за такое короткое время?

Кто-то шевелится у меня за спиной, и я инстинктивно замираю, когда нежный голос Ксандера шепчет мне на ухо, так близко, что, клянусь, я чувствую его дыхание. — Ты лгунья, змея. И когда я выберусь из этого подземелья, я собираюсь выследить тебя.

Моя кровь бурлит, и моя магия вспыхивает. Я поднимаю все свои ментальные щиты, которые практически делают меня невидимой. Их астральные формы вытесняются из того, что связывает их со мной, и отправляются обратно в свои тела, где им самое место.

Присутствие, подобное древней части океана, тяжело давит на край моего щита. Сила, превосходящая меня, вынуждает меня обернуться.

Коса все еще сидит там, глядя на меня. Мое сердце подскакивает к горлу.

— Какого черта… — выдыхаю я.

Он наклоняет голову, оценивая меня чисто животным взглядом, совершенно не обращая внимания на мои магические попытки оттолкнуть его. Никто не должен быть в состоянии бороться с этим. Буквально никто, кроме моего отца.

Я не думаю, что когда-нибудь привыкну к его надломленному, скрипучему голосу. И со всей силой океана, скрывающейся за обещанием в этих льдисто-голубых глазах, он говорит:

— Я собираюсь узнать твой секрет.

С этими словами он позволяет моей магии отправить его обратно.

Мое сердце колотится в неровном ритме, и это продолжается еще долго после того, как я возвращаюсь на дорогу.

Когда я возвращаюсь домой, я с удивлением вижу, что дядя Бен и дядя Рон работают в саду на заднем дворе. Дядя Бен должен был вернуться только через неделю.

Бен машет рукой, когда видит, как я подъезжаю, и давление от всего, что только что произошло, как будто спадает. Улыбаясь, я машу в ответ. Он единственный хоть наполовину порядочный человек при Дворе моего отца. Он никогда не шипел на меня, никогда не смотрел свирепо, никогда не делал ничего, кроме обращения со мной как с настоящим человеком. Рон, с другой стороны, настороженно смотрит на меня и направляется обратно в дом с пластиковой миской, полной свежевыкопанной моркови.

Я выскакиваю из машины, чтобы поприветствовать мужчину. Он не красавец, мой дядя Бен, но я всегда находила настоящую красоту в его округлом лице и добрых глазах. Он бледен после работы в шахте, краснощёкий от прополки на солнце и снимает соломенную шляпу, когда я подхожу к нему.

— Привет, дядя Бен! — взволнованно говорю я. — Ты рано вернулся.

— Да, любимая, — говорит он, и я не могу не заметить, что его улыбка натянута. — Как дела?

— О, просто великолепно, — вру я. — С работой все в порядке?

Он морщится и чешет затылок.

— Там, наверху, все в порядке. Занят, ты же знаешь.

Позади него тетя Шарлотта открывает кухонное окно, и Бен оборачивается, чтобы увидеть, как она свирепо смотрит на нас. Должно быть, она закрыла магазин сегодня пораньше, и мне интересно, знает ли она о планах моего отца. Хотя мне она никогда ничего не говорила. Верность между братом и сестрой подобна цементу.

Щеки Бена вспыхивают, когда он оборачивается. Все это меня беспокоит. Возможно, на шахтах не все в порядке. Но что бы там ни случилось, я уверена, что мой отец найдет ему работу получше.

— Я принесу тебе ужин сегодня вечером, — тихо говорит он. — Рон готовит фрикадельки со спагетти.

— Мое любимое, — я ухмыляюсь.

Все ужины, которые не состоят из двухминутной лапши, мои любимые.