— Да что же вы делаете? — не стесняясь, кричит на меня Владимир Георгиевич. — Отпустите меня!
Держу его руку и сжимаю ее так сильно, что даже костяшки моих пальцев становятся белыми. Но я прекрасно понимаю, что, если отпущу, князь ни за что не позволит мне его осмотреть.
— Я по-хорошему просила вас дать мне руку. Теперь сами себя вините в боли, а не меня, — бросаю в ответ и тяну его руку к себе, но он сопротивляется. — Дайте… уже… вас… осмотреть!
— Ай, Бог с вами! Смотрите! — все же сдается. Но что-то подсказывает, что дело вовсе не в моей настойчивости.
— Серьезно? — с подозрением смотрю на него. — В таком случае, расслабьте руку и дайте мне снять вашу повязку.
Удивительно, но князь Тукачев без колебания протягивает мне руку и даже сам поддевает конец салфетки. И это очень подозрительно.
— И надо было вам сопротивляться, князь, — разматывая повязку, хмыкаю я. — Мне ведь нет нужды плохо вам делать. Осмотрю, обработаю и отпущу. А если рана действительно небольшая, то и вовсе отстану от вас.
— Может быть и не такая она маленькая, как я думал, — задумчиво произносит Владимир Георгиевич. — Может быть и нужно вам присмотреть, чтобы со мной ничего дурного не случилось…
— С чего это вдруг такая перемена? — поднимаю взгляд и вижу, что князь глаз от меня не отводит. Любуется. Словно только сейчас красоту мою разглядел.
— А я, может быть, только сейчас понял, что и вправду руки у вас волшебные, — смотрит прямо в глаза и в его взгляде вижу самый настоящий интерес. — Вы ведь, как схватили меня, больно стало до невозможности. А потом раз, и прошло.
— Как прошло? — только теперь до меня доходит, какую ошибку я совершила в порыве спора. — Не могло пройти. Не должно было пройти…
Начинаю активнее разбинтовывать руку, прислушиваясь к собственным ощущениям. Но покалывания на кончиках пальцев не чувствую. Да и прежде не чувствовала. Значит не было вовсе никакой магии.
— Серьезно вам говорю, не болит больше, — не останавливается князь. — А ведь болело. И до вашего касания болело. А теперь и вовсе прошло.
— Это вам, князь, кажется все, — произношу я, но на самом деле просто хочу успокоить саму себя. — Рана-то глубокая была?
— Не сильно глубокая, — отвечает то, на что я искренне надеялась. — А как вас звать-то, красавица? Должен же я знать, кого за помощь благодарить.
— Анастасия Павловна, — отвечаю резко и сдергиваю чуть прилипшую повязку. И, конечно же, ничего под ней не нахожу. — Стырская я… — заканчиваю представляться в полной задумчивости.
В голову сразу приходить мысль, что нужно бежать, прятаться. Не могу вспомнить, в какие века ведьм сжигали на костре, но не сомневаюсь, что в императорской России их тоже не любили. А меня сейчас только за ведьму принять и можно.
— Вот те на! — произносит князь Тукачев, наверняка не ожидавший увидеть идеально гладкую кожу без малейшего пореза. — Прав был Серафим Степанович. Мази-то действительно чудотворные! Увижу — поблагодарю его.
— Не надо никого благодарить, — вырывается у меня, но я тут же замолкаю. Ведь мои слова могут оказаться восприняты неправильно. — Это ведь наш долг! Мы должны оберегать здоровье наших защитников.
— Действительно, долг. Да вот только не каждый так свой долг выполнить может. Если бы нам турков с Балкан также мазью вывести можно было бы, не стал бы больше наш брат страдать.
— Справитесь, — обещаю, прекрасно зная, чем все закончится. — И мазь вам не понадобится. Так справитесь.
— Поверю вам на слово, Анастасия Павловна, — улыбается он. — И, раз уж между нами такая нехорошая ситуация приключилась, позвольте пригласить вас на прогулку.
— Вы… зовете меня на свидание, Владимир Георгиевич, — чувствую, как мои щеки начинают краснеть. Нравится мне князь Тукачев, а предложение его еще больше нравится.
— Давайте для начала сходим на обычную прогулку. А там, коли решите простить мне мою упертость, так и на свидание позову.
— Даже не знаю, как ответить… — опускаю глаза и застываю в нерешительности. Очень хочется побывать на свидании с настоящим князем. Особенно с таким красивым. Вот только у меня еще работы полно. — Мне ведь солдатам жизни спасать нужно…
— А вы, когда спасать закончите, подходите в мою палатку. Она во-он там стоит, — Владимир Георгиевич указывает куда-то за больничный городок. — А оттуда и гулять направимся.
— Может быть, лучше вы подойдете, когда я закончу? Часов в восемь вечера, наверное, — предлагаю куда более лучшую идею. Я ведь совершенно не знаю, в какой из палаток его искать.
— Часов в восемь? — хмыкает князь. — Решено! К восьми часам вечера я приду на это самое место и буду вас ждать.
— И я приду, — киваю ему. — А сейчас мне идти пора. Серафим Степанович наверняка уже заждался меня.
Поворачиваюсь к палате, в которой мы с врачом вчера делали операцию и в этот момент тот как раз показывается из нее.
— Анастасия Павловна, голубушка, долго мне еще ждать, пока вы подойдете?
— Бегу-бегу, Серафим Степанович! — кричу в ответ и снова поворачиваюсь к князю Тукачеву: — Я буду! — обещаю ему. — В восемь вечера на этом самом месте!
— Если решите опоздать, знайте, я вас дождусь! — кивает он и входит в палату к своим раненым солдатам.
А я спешу на помощь Серафиму Степановичу. Впереди у нас невероятно много работы и нужно постараться успеть все сделать до восьми вечера.
Ведь у меня намечается самое настоящее свидание, коих у меня не бывало уже очень давно.