В доме темно. Только свет от свечей освещает пространство, вырисовывая силуэты пустых кроватей.
Ни сестры Аглаи, ни Марфы Ивановны в доме не видно. Но кто-то из них явно приходил и зажег свечи.
Впрочем, следить за девушками я не собираюсь. Наоборот, мне даже лучше, что в доме никого нет и я могу спокойно достать дневник и почитать его.
Лезу под кровать и выдвигаю ящик. Тайник весьма надежный и все, что я в него убирала, остается на месте. Хотя… я не уверена, что кто-нибудь чужой заходил в наш дом.
Беру стоявшую неподалеку свечу и подношу ее к дневнику. Одной рукой развязываю шнурки и открываю книжку на первой странице.
— Репейник, — читаю я название первого попавшегося мне растения.
Не знаю, из каких соображений именно этот сорняк у Агриппины Филипповны изображен первым и чем он отличается от остальных. Возможно, последовательность трав здесь и вовсе хаотичная. Правду узнать я вряд ли сумею.
Углубляюсь в чтение. Страницы исписаны мелким, аккуратным почерком, название каждого растения сопровождается коротким описанием. Некоторые из них мне знакомы, например, ромашка и зверобой, но большинство остаются загадкой.
Агриппина Филипповна явно обладает обширными знаниями о травах, и в умелых руках этот дневник — настоящее сокровище. Но чем он может представлять ценность для убийцы настоящей Анастасии Павловны?
Вдруг мое внимание привлекает одно название, написанное более крупным и размашистым почерком, чем остальные: «Черный аконит». Под ним осторожно выведена и подчеркнута приписка: «Осторожно! Смертельный яд!»
Меня пробирает дрожь. Не понимаю, почему среди множества ядовитых растений именно это отмечено ядовитым? Может быть, из-за способа его применения и именно за ним ведется охота?
Листая страницы дальше, я обнаруживаю все больше и больше записей о ядовитых травах, почему-то никак не помеченных. Белладонна, болиголов, дурман… Агриппина Филипповна подробно описывает их свойства, способы применения и меры предосторожности. Словно дневник — не просто каталог трав, а руководство по выживанию.
Задумавшись, я прислоняюсь спиной к стене. Зачем Агриппине Филипповне понадобилось составлять такой подробный каталог растений? Неужели она действительно использовала их все в своей практике? Или же это просто научное любопытство? И чем это может мне помочь?
Внезапно дверь открывается и в дом входят Аглая и Марфа Ивановна. Через открытую дверь комнаты наблюдаю, как они проходят на кухню, что-то там делают и направляются ко мне.
— А вы что ж это, Анастасия Павловна, здесь сидите-то? — хмыкает Марфа Ивановна.
Девушки проходят в комнату и рассаживаются по своим кроватям. В руках они держат по кружке с какой-то жидкостью и по краюшке хлеба. Смотря на них, даже вспоминаю, что полдня ничего не ела.
— Сижу… читаю… — теряюсь я от такой постановки вопроса.
— Вы хоть покушать то успели, или нет? — переживает Аглая.
— Покушать? Не успела, — закрываю дневник и пихаю его под подушку. Сама пытаюсь понять, до чего я должна была успеть поесть и почему я не могу это сделать прямо сейчас.
— Плохо, что не успели, — качает головой Марфа Ивановна и откусывает кусок хлеба. — На кухне-то кувшин с молоком стоит да хлеб с маслом лежит. Негусто, но чем поживились, то и кушать приходится.
— Так я сейчас и поем тогда… — с подозрением смотрю на них.
— И то верно, — соглашается Марфа Ивановна. — Покушать и сейчас можно. Это ведь важно, голодной не быть. А то ведь таким образом, того и глядишь, заболеть можно.
— Болеть мне не надо, — смеюсь я и направляюсь на кухню.
Кушать действительно хочется очень сильно. Даже вспоминаю, что по пути из госпиталя я думала, что нужно будет найти какую-нибудь еду. Да вот только встреча с незнакомкой меня сбила с толку и все желания вылетели из головы.
На кухне, на столе, действительно нахожу полупустой кувшин с молоком и ломаный кусок хлеба. Рядом, на деревянной мисочке, лежит масло. Наверняка все домашнее и очень вкусное!
Не мешкаю. Беру хлеб, лежащим рядом ножом намазываю на него масло, наливаю в чашку молоко и иду обратно в комнату.
Не хочу сидеть в одиночестве.
— Боже, как вкусно! — не сдерживаю эмоций, когда откусываю кусок.
Мне кажется, что такого вкусного масла и такого вкусного хлеба я никогда не ела.
— А молоко-то какое вкусное! — продолжаю восхищаться я. — Спасибо вам, девоньки, миленькие!
— Вы кушайте, Анастасия Павловна! — улыбается Марфа Ивановна. — Вам ведь силы еще понадобятся!
— Силы? Мне? — снова ее слова кажутся мне загадкой. — А зачем, позвольте спросить, мне силы понадобятся?
— Ну как это зачем? — хмыкает она, явно зная о чем-то, о чем я не знаю. Или, о чем я забыла. — Так ведь на прогулке силы-то понадобятся.
— На прогулке? — не сразу понимаю, о чем речь.
— Ну конечно на прогулке, — кивает она. — Вон, Ялмаз Кадир вас уже сколько за дверью ожидает, войти не решается…
— Кадир? — только сейчас вспоминаю, о чем я забыла. — А что же вы, девоньки, тогда молчали-то? Нехорошо ведь заставлять человека ждать!
— А мы что ж это, Настасья Павловна, нелюди что ли? — протестует Марфа Ивановна. — Разве ж могли мы вас голодной на прогулку отправить? А, сестра Аглая, могли мы Анастасию Павловне не накормить?
— Не могли, Марфа Ивановна! Ой, не могли! — качает та головой.
— Спасибо вам, миленькие мои! Но мне бежать уже надо бы! — запихиваю последний кусок хлеба в рот и запиваю его молоком.
Недолго думая, ставлю чашку на стол и спешу выйти на улицу.
Хотя сама не знаю, нужна мне эта прогулка или не нужна. Но решение принято и отказываться от него я не собираюсь.