Железо и серебро

8

Наверное, поэтому Анна после работы и отыскала в сети адрес магазина "Колд и сильвер", принадлежащего мистеру Керринджеру. Если у него было что-то, подходящее, когда мороки слишком холодны и черны, ей нужно было это что-то.

У прилавка магазина скучал Бен Хастингс. За его спиной на стенде висели винтовки и ружья. Рядом плакат предостерегал, что стрелять в людей солью карается по закону. Внизу кто-то приписал маркером: "А в сидов — по морде". Анна хмыкнула.

— Доктор Греймур? — Хастингс поднялся ей навстречу. — Старик… мистер Керринджер сказал, что вы можете зайти.

— Он сказал, что оставит что-то для меня, — неуверенно сказала Анна.

— Ага, есть такое дело, — паренек вытащил откуда-то из-под прилавка сверток, выложил на стеклянную витрину с пистолетами. Греймур подошла ближе. Хастингс развернул светлую ткань почти торжественно.

Ножны у ножа были самые простецкие, но Анна сообразила сразу. Не касаясь, она провела пальцами над полированной рукоятью. Предплечье отозвалось дрожью.

— Это… оттуда? — осторожно спросила она.

— Верно, — Хастингс покосился на нож и вздохнул. — Мы продаем иногда такие вещи, если они кому-то действительно нужны, мэм. Если забираете, оплата потом. Ну, когда пригодится.

— Я заплачу сейчас, — сказала Анна и сама удивилась собственной решимости. Вообще-то она совсем не была уверена, что ей нужен нож с Другой стороны. И что у нее есть на это лишние деньги.

— Старик говорит, всегда лучше не оставлять за собой долгов, — Хастинг глянул на нее с неожиданным одобрением. — Особенно если нужно бросить вызов чему-то оттуда.

Он назвал цену, Анна удивленно нахмурилась. Стоил потусторонний нож гораздо меньше, чем она могла бы предположить. Бен Хастингс только пожал плечами:

— На таких вещах не делают деньги. Старик бы так отдавал, если кому-то нужно и по руке, но налоги приходится с чего-то платить.

— Откуда он взял, что мне будет «по руке»? — Греймур снова провела пальцами над рукоятью и снова не решилась коснуться ее.

— У него на это дело верный глаз, — Хастингс улыбнулся. — Берите. Могу предложить рябины и соли в подарок от магазина, этого добра у нас навалом.

Анна задумчиво покосилась на плакат на стене. После того, что рассказал ей о рябине Гвин Ойшинс, после полного кубка рябинового вина, носить при себе напоминание о чужой смерти и смертности Анне не хотелось. Ей хватало таких вещей вокруг.

— А что соль? — осторожно спросила она.

— Разрушает наваждения и колдовство. Ну, в какой-то мере. Еще помогает против существ, порожденных чарами. Это если из дробовика специальным патроном, например.

Хастингс как-то зябко поежился при этих словах, но сил расспрашивать у Анны не было. Тут как-то разобраться бы со своим. Она сказала со вздохом:

— Тогда не откажусь от нее.

Дженифер Олбри почему-то хотела, чтобы подвал ее дома был засыпан солью. Но если бы парни из криминалистической лаборатории сумели там найти хоть что-то, О'Ши вцепился бы в дело мертвой хваткой. Анна поморщилась. Нужно было еще вернуть шеф-инспектору свитер Дага Олбри, чтобы не подставлять его.

Перед глазами снова встало лицо, померещившееся ей в красной воде, и Греймур решилась.

Рукоять ножа была приятно прохладной на ощупь. Ничего такого особенного не произошло, ни когда Анна взяла ее в руку, ни когда наполовину вытащила клинок из ножен. Хастингс смотрел на нее с завистью.

Уже в машине Греймур подумала, что спорола глупость. Да, цена у потустороннего ножа была не слишком велика, но за эти деньги она могла бы отремонтировать в доме входную дверь, например. Или подлечить голову. Услуги психотерапевта ее страховка не покрывала.

Она снова потянулась к свертку, брошенному на пассажирское сиденье, вытащила из ножен клинок. Яркий металл блеснул на свету. Никакого спокойствия Анне это не внушило. Отчасти потому что она слишком хорошо представляла себе, что можно этим ножом сделать, например, с человеком.

Анна поспешно вернула нож в ножны и сунула в бардачок вместе с двумя увесистыми пакетиками соли. Она не была уверена, чего не хочет больше, чувствовать себя дурой, или чтобы потусторонний нож ей на самом деле потребовался. Боец из нее был так себе.

Какое-то время Анна просто просидела в машине, разглядывая собственные пальцы, лежащие на руле. Когда ей начало казаться, что красные блики от рекламной вывески через дорогу подозрительно похожи на пятна крови, Греймур решила, что пора как-то прекращать это безумие. Хотя бы на время.

Она включила музыку. Прикинула по навигатору, как проще добраться отсюда, из лабиринта старых улочек, к подходящему торговому центру. После отпуска в холодильнике царила звенящая пустота.

Под яркими светильниками торгового центра, среди людей, ощущение, словно она захлебывается в тягучей мутной воде, несколько отступило.

Но снаружи темнело, там царили осенние тени, и никакие фонари не могли разогнать крепнущее чувство тревоги.

Оно навалилось на Анну внезапно, гораздо более отчетливое, чем муть, в которой она болталась, похожее на эхо, слишком далекое, чтобы его различить. Когда она грузила покупки в багажник, ей даже померещилось, будто она слышит далекий низкий звук, плывущий в воздухе. Рог Дикой охоты. Сердце испуганно пропустило удар.

Греймур выругалась. Иллюзия нормальности, которую она кое-как собрала, разыскивая на полках супермаркета оливки и консервированные фрукты, разбилась на мелкие сияющие осколки. За этой иллюзией была осенняя ночь, был нож в бардачке и кровь на одежде мертвых.

Тревога заставляла сердце колотиться быстрее, а ногу — сильнее вжиматься в педаль газа. Анна не была уверена, что не заработала себе пару штрафов за превышение скорости, пока добиралась домой.

Отпустило ее как-то совершенно неожиданно. Только что она просыпала сахар мимо чашки, потому что не смогла совладать с трясущимися пальцами, а потом свет в кухне словно стал ярче, бояться как будто было совершенно нечего, и ночь за окном была совсем не такой темной, как казалось. От облегчения Анна даже рассмеялась.

Тревога вернулась ночью, слабая, надоедливая, словно зубная боль. Лежа в темноте спальни, Греймур была почти уверена, что во сне к ней снова придут размытые тени мертвых, и, видит Бог, ей этого ужасно не хотелось. Она устала от всей этой мертвечины во сне и наяву, слишком странной, слишком непохожей на холодную, спокойную логику ее работы.

Анна стиснула зубы, глядя на темный потолок. Если бы она имела власть над снами и видениями…

Вообще-то она имела. Греймур бросило в холодный пот, когда она вспомнила, как заставила появиться в красной воде лицо убийцы Дага Олбри. Анна сжала кулаки под одеялом.

Если бы она понимала, как воспользоваться своей властью. Это невероятное, безумное везением, что у нее получилось с окровавленным свитером. И мертвая баньши, и покойная Молли Керри приходили к Анне сами, где-то между сном и явью, и Греймур понятия не имела, как это работает.

Если бы она как-то могла позвать сама, она давно не мучилась бы незнанием. Не мониторила бы новостные сайты и полицейскую сводку в ожидании, когда Лох-Тара отдаст то, что взяла. Но Анна даже не могла представить себе Дэйва мертвым. Зато очень хорошо помнила его живым. Слишком хорошо.

Она перевернулась на бок. Сжала в пальцах простынь, чувствуя, как крепнет в ней злость.

Дело было не в том, что она спала с Дэйвом на этой самой простыне, и это был лучший секс в ее жизни.

Просто так не должно быть, чтобы из-за мороков и видений полубезумной нечеловеческой пророчицы мать стреляла в собственного сына. Баньши обещала, что вода станет красной от крови — вода стала. От крови Дэйва. Во всем этом была какая-то такая несправедливость, что Анне даже не хватало слов, чтобы дать ее определение.

Она снова перекатилась на спину. С яростью сказала в потолок:

— Я была к вам справедлива. Черт вас всех дери, я всегда была к вам справедлива. Если у кого-то из вас есть ответы, дайте мне их. Если у меня есть какая-то власть, я требую этого.

Ничего не произошло, даже занавески не качнулись на сквозняке. Только Анне вспомнился Даг Олбри, лежащий на секционном столе. Белое лицо, Y-образный разрез на груди, маленькая ножевая рана над ключицей. У старика были ответы, должны были быть, и они были нужны Анне.