Железо и серебро

5

Дэйв оказался рядом с Анной, подхватил ее за локоть, почти оглохшую, едва устоявшую на ногах.

— Омела опутал чарами и отдал Бездне, кто покорился его воле, — крикнул он ей на ухо, толкнул назад, к себе за спину и перехватил копья.

Анна мотнула головой, пытаясь понять, что вообще происходит. Почему-то страшно не было. Смерть была все еще здесь, но Греймур больше не боялась. Словно в ней что-то перегорело или надломилось. Словно весь ее страх затих вместе с криком.

Заколдованные воины приближались с пугающей слаженность. Трое слева, пятеро от правой стены. Только один из них склонился на мгновение к Ясеню и почти сразу же догнал остальных. Хозяина холма почему-то было жаль.

Мысль, что на его месте легко могла оказаться она сама, Анну почему-то пугала больше, чем заколдованные воины.

Наверное, поэтому она почти не удивилась, когда каменные створки снесло и раскололо на мелкий щебень.

Сида Заря шла в золотом сиянии, и смотреть на это было больно. Воины в птичьи шлемах разом обернулись к ней. Потом что-то резко бахнуло, и Анне потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы через заложившую уши вату узнать звук выстрела.

Отстраненно она смотрела, как метнулся вперед Дэйв, как слаженно взлетели копья у него в руках. Как Заря поймала первый предназначающийся ей удар на щит, изрядно залитый темным и красным, как отшагнула назад, увлекая за собой заколдованных воинов от тела Ясеня и от Анны. Снова грохнул выстрел, кто-то упал на землю. Все еще пошатываясь, Анна подошла к Ясеню, тяжело осела на пол рядом с ним. Привычка заставила ее протянуть пальцы к шее сида.

Едва ощутимое биение пульса она скорее угадала, чем почувствовала.

Потом на ее руку легла призрачная ладонь Молли Кэрри. Повинуясь ей, Анна отняла пальцы. Мертвая женщина склонилась над Ясенем. Лицо ее сейчас было видно четче, чем когда-либо, и Греймур подумала, что ее тетя в юности действительно была очень красивой.

Сид распахнул глаза. Кажется, он пытался что-то сказать, но у него не вышло. Молли Кэрри прижала палец к его губам и прошептала:

— Я отдам тебе все, что у меня еще осталось. Всю жизнь. Бери, тебе должно хватить.

Ясень попытался отстранить ее руку, но его ладонь прошла насквозь. Анна отвернулась. Каким-то чутьем она догадывалась, что случиться сейчас, и не была уверена, что хочет это видеть. Не уверена, что вообще хочет знать, как путы, связывающие этих двоих, становятся еще более неразрывными.

Не чувствовать, как отступает от Ясеня смерть, у Анны не получилось.

Когда она нашла в себе силы снова повернуться к ним, сид, болезненно кривясь, пытался сесть. Призрачной женщины рядом с ним не было.

— Вы, люди… — хрипло выдохнул Ясень и закашлялся. Анне пришлось поддержать его за плечо. Сид стер с губ кровь и добавил: — Теперь я перед ней в долгу, который мне не оплатить. Никогда не оплатить.

Рядом с ними упало тело заколдованного воина. В груди его торчало копье. Что это — все, Анна поняла не сразу. Просто как-то все замерло, а потом к Анне подошел Марти Доннахью и протянул руку, чтобы помочь встать. Одной руки не хватило, и женщине пришлось опереться и на протез, измятый, прорубленный, словно на него пришелся удар.

— Вот, — Марти хохотнул, — видишь? И от этой штуки есть польза. Правда, черта с два меня город скинется на новый, а он стоит как моя машина.

Греймур не удержалась, стукнула Марти по плечу.

— Пойдем отсюда, — негромко сказала Заря. Она подошла к Ясеню, кажется, тоже подала ему руку, но тот только покачал головой и остался сидеть на полу. Среди мертвых живой только по прихоти еще одной мертвой.

Анна покачала головой и решительно зашагала прочь из зала. На пороге пошатнулась, ее подхватил с одной стороны Доннахью, с другой — Дэйв. В спину ей уперся взгляд Ясеня, тяжелый, словно требующий уходить отсюда скорее.

— Я тебя бояться теперь буду, — хохотнул охотник на фей. — У меня чуть волосы с перепугу не выпали, когда я услышал крик.

— Я видела, как вы сражались, — невпопад сказала Греймур.

— Омела бросил на нас все, что у него было, — отозвалась Заря. — Тех отсюда, кто отдался в его власть сам, тех, кого ему удалось сломить, хищных тварей, что рождает Граница, отравленная дыханием Бездны. Он боялся меня, надеялся, что его сын придет к нему под руку, отравленный поражением и отчаянием, и совсем не брал в расчет детей человеческих.

Сида устало усмехнулась. Анна какое-то время молча шла следом за ней по коридору с потолком из ветвей и только на пороге тонущего в темноте зала спросила: — Что теперь будет здесь?

Ясеневый холм казался Греймур пустым и вымершим. Может быть, так оно и было на самом деле. Остался ли кто-то играть на арфе в каменном кругу, и будет ли на чем и для кого ему играть?

— Я не знаю, — вздохнула Заря. — У этого места остался хозяин, и только в его власти снова наполнить свое владение жизнью или так и оставить его на волю бесприютных призраков. Не горюй о нем. Другая сторона умеет врачевать свои раны. Так или иначе исцелит и эту.

Снаружи холма по небу плыли серые тяжелые облака. Только здесь, на ветру, сыром и пахнущем горечью, Анна поняла, как она замерзла и устала. По сравнению со стылым воздухом холма, прикосновения ветра чувствовались почти как теплые пальцы, касающиеся лица. Без сил Греймур опустилась на траву. Заря кивнула ей и пошла прочь, тяжело опираясь на копье. Марти Доннахью догнал ее, пошел рядом.

Дэйв сел возле Анны. Какое-то время они молчали, потом она спросила:

— И что теперь?

— Не знаю.

Пальцы Дэйва нащупали пальцы Анны, переплелись с ними. Он устало сказал:

— Скачущая дала мне на время свои копья. Я должен вернуться к ней, и пусть она решает и судит. — До Йоля есть еще время.

— Я не хочу тянуть и ждать. Ну, не плачь обо мне. Я вырвался из пут судьбы и пророчества, я не стал добычей слуа, все остальное не так уж и страшно.

Анна упрямо повторила:

— До Йоля еще есть время.

Очень много времени. Эти почти два месяца, от Самайна до Йоля, оказались холодными и темными. Анна приходила в полицейский морг, старалась, чтобы за работой ее руки не дрожали, и никак не могла избавиться от привкуса рябинового вина и дезинфекции во рту. Потом она возвращалась в пустой старый дом, в которым как-то разом перестала сбоить проводка, закидывалась таблетками, которые ей выписал какой-то товарищ Пита Салливана, хмурый, усталый и не задающий лишних вопросов, и падала спать. Иногда просыпалась от низкого тревожного звука, эха рогов Дикой охоты, потом засыпала снова. Время словно потеряло счет, но где-то к началу декабря Анна поняла, что вкус у кофе из автомата отвратительный не из-за неотвязного привкуса рябина, а сам по себе.

Где-то с того дня ей казалось, что она начала просыпаться. Или выздоравливать. Жизнь возвращалась в свою колею. Труди Ноймар звала выпить, дважды к ним в этом деле присоединялся Ник О'Ши. Оба они старательно не говорили о фейри, и Анна была им за это благодарна. О'Ши как будто что-то знал, но Анна не хотела думать, откуда.

На Йоль она позволила Марти Доннахью вытащить себя каким-то своим родственникам.

— Там все такие, — говорил он ей, пока его красная спортивная машина неслась через дремлющий пригород. — Все тронуты Другой стороной, и никогда не будет спрашивать. А эта ночь, она не из тех, в которые стоит сидеть одной.

Его протез лежал на руле неподвижно, новый и гораздо менее функциональный чем разбитый в Ясеневом холме. Охотник на фей на него старательно не смотрел.

Анну и в самом деле не спрашивали. Хозяйка дома, пожилая маленькая женщина, налила ей горячего вина со специями и оставила смотреть с дивана за тем, как Доннахью и двое парней, подозрительно похожих на него, играют в дартс. Марти пользовался только левой рукой, но все равно выигрывал по очкам. У камина сидел старый хозяин дома с такими же гостями. Они курили трубки, и Анне почему-то запах табака показался успокаивающим.

Ближе к десяти вечера в сизой от дыма гостиной появился Уилл Керринджер. А с ним — что-то тревожное, словно прядь тумана Границы проскользнула в гостиную, прилипнув к его ботинкам. Керринджеру налили виски со льдом. Он выпил залпом половину и, не выпуская рюмки из рук, отобрал у Доннахью дротики для дартса. Судя по разочарованным возгласам от мишени, с меткостью у хозяина оружейного магазина было все в порядке.

О'Ши приехал последним. Получил свою порцию вина и рухнул на диван возле Анны.

— Устал как собака, — сказал он прикрыл глаза. — Эти дни, они особенные. Словно обострение какое-то. Опять целая куча банкнот, которые превращаются в листья, кто-то пропал, то ли на Ту сторону, то ли не на Ту, а мне надо закрыть отчеты до Рождества.

— Пей, — насмешливо сказал ему Керринджер, который отошел от мишени, должно быть, в поисках новой порции выпивки.

Хозяйка принесла печенье. Она была какая-то очень обычная, слишком обычная, чтобы не удивляться каждый раз, видя ее среди людей, затронутых смутных волшебством.

Она потрепала по плечу Керринджера так, словно он был ее непутевым сыном или братом. — Ты снова был там, — со вздохом проговорила миссис Джеррис.

— Самым краешком. Подвозил кое-кого до Границы. Королева хочет, чтобы в Самую длинную ночь ей пел лучший из арфистов.

За туманом Границы продолжалась жизнь, и она не имела никакого отношения ни к Дэйву, ни к слуа Омеле, ни к Ясеню, ни к пророчествам мертвой Ивы. Это было так странно, что Анна даже моргнула недоуменно.

— О, пока я не забыл, — Ник О'Ши даже перестал растекаться мертвой медузой по спинке дивана и сел прямо. — Та девочка, о которой я говорил. Мы получили положительное решение, так что если вы не передумали…

— С чего бы это я должна передумать, — миссис Джерис уперла руку в бедро с таким видом, словно собиралась устроить кому-то взбучку. — У нас с Меттью ребенку будет лучше. Ник О'Ши обернулся к Анне и улыбнулся как-то удивительно ясно:

— Я хочу, чтобы Джеррисы взяли опеку над Эмбер. Они хотя бы понимают всю эту историю про Другую сторону. Ничего лучшего для нее я придумать не могу.

Чтобы смыть то мучительное и не слишком выразимое словами, что сжалось в груди Анны, ей пришлось допить весь глинтвейн, который оставался у нее в чашке. Она была рада, что у Эмбер все складывается лучше, чем могло бы, но что-то цепляло и саднило. Наверное, то, что для нее Другая сторона так и останется историей о смертях и потерях. И привкусом рябины на языке.

Уилл Керринджер глянул на нее и цокнул языком. Потом принес Анне неразбавленного виски. Постоял какое-то время молча, потом сказал:

— Скачущая-в-Охоте — моя дочь. Только между Йолем и Самайном она может приходить в город. Это цена за нарушенный гейс. И в это время ей точно не до отца. Я поеду туда завтра. Доннахью рассказал мне про твоего парня. Если не найду его, то хотя бы узнаю, что с ним стало.

Анна кивнула и выпила. Виски обжег горло и рухнул в желудок.

Это его дочь принесла Дэйву копья и выбор. Это она убила Моргана О'Рейли без колебаний и сожалений. Это от дочери этого человека сиды ждали правосудия. Думать об этом было странно.

Домой Анна добралась к утру. От дома ее тети до дома Джеррисов было не так уж далеко. О'Ши грозился проводить Анну, но так и заснул, уткнувшись лицом между диванным подушками. Что до Марти Доннахью, на рассвете кто-то постучал в дверь, и Доннахью вышел на стук. Один из братьев попытался сунуться следом, но Керринджер перехватил его. Анне потом померещился смех, далекий и хрустальный. Она догадывалась — чей.

Ночью начался снег. Он и сейчас шел, пуховый и рождественский, словно с открыток. Укутанный им, запущенный сад показался Анне почти уютным.

А на пороге, позволив падающему снегу ложиться себе на волосы и на куртку, слишком легкую для зимы, сидел Дэйв. Он поднялся на встречу Анне и едва успел ее подхватить, когда она запнулась обо что-то, невидимое под снегом.

— Живой! — выдохнула Греймур.

— Я сделал то, что должен был, а королева, которая скачет в Охоте, справедлива, — кажется, он улыбался, так ясно, как только можно улыбаться после ночи полной дымных мороков. — За свои копья она назначила мне плату — семь лет буду скакать в Дикой охоте у ее стремени, а потом стану свободен. И пока не настанет время Охоты, я тоже свободен.

Анна охнула, обхватила его руками за шею, уткнулась носом в волосы, влажные и пахнущие снегом.

— Так свободен, что мне даже идти некуда, — фыркнул Дэйв и погладил Анну по волосам. — И я хотел спросить тебя, не позволишь ли ты мне остаться здесь.

.