Железо и серебро

2

Когда она проснулась, его сторона постели была пуста и уже успела выстыть. Анна выбралась из одеяла, которое ночью намотала на себя целиком, и подошла к окну.

Рассвет был розовым и удивительно ясным как для конца октября. На траве кое-где лежал иней, серебряный на солнце. Был он и на садовой дорожке, и на его серебре четко виднелись темные следы, ведущие к калитке. Копья Скачущуй-в-Охоте пропали.

Анна заставила себя разжать пальцы, впившиеся в подоконник. Все верно. От Дэйва хотели, чтобы он исправил то, что случилось из-за него. Он сам хотел перестать бояться. Наверное, так и в самом деле будет правильно.

Левый глаз у Анны зачесался, она зло стерла влагу с ресниц. Пробормотала:

— Мог хотя бы попрощаться по-человечески.

В эту субботу была очередь Салливана гробить свой выходной. Потому Анна спустилась на кухню, плеснула себе вина из начатой вчера бутылки. Подумала, что как-то многовато пьет, и с такими раскладами в будущем ее ожидает не только психотерапевт. А еще — что неплохо узнать у местных, работает ли кто-то с крышей, едущей из-за фей и мертвецов. И как-то жить дальше.

Дом снова показался ей пустым и неуютным. За эту неделю Греймур привыкла, что Дэйв где-то рядом, даже если в другой комнате. С ним жить здесь было почти сносно, даже с учетом искрящей электропроводки и телевизора, выключающегося по собственному желанию.

Анна понятия не имела, вернется ли он к ней, когда разберется со своими долгами. Разум ей твердил, что нет. Не возвращаются к тем, кто видел предел твоей слабости. И с этим нужно было смириться.

Лишь бы Дэйв справился с тем, чего от него хотели на Другой стороне. В сравнении с этим остальное казалось эгоистичными мелочами.

И чем больше Анна думала об этом, тем тревожнее ей становилось.

В голове она крутила на разные лады слова Скачущей-в-Охоте. В какой-то момент Анне даже стало казаться, что это такой извращенный способ казни — отправить Дэйва сражаться со слуа, но вкус у этой мысли однозначно был мерзким.

Судьбу Дэйва со слуа связал его дальний предок. Может быть, сражаться с ним для Дэйва был единственный способ избежать, например, судьбы собственного деда. При мысли о метели, в которую тащило мертвого Дага Олбри и чуть не уволокло ее саму, Анна зябко обхватила себя руками за плечи.

От странной логики Другой стороны у нее сводило зубы. Временами она казалась Анне напрочь лишенной человеческого, временами в ней мелькала какая-то правота, которую Греймур чуяла нутром. И разбираться с которой ей совершенно не хотелось.

За окном наступало утро. Ясное, словно умытое солнечным светом, такое, в которое особенно неохотно верится в мрачные предзнаменования и плохие новости. Анна выпила еще вина. В голове мягко шумело, и это заставило ее вспомнить о необходимости завтрака. Простые действия, вроде нарезки сыра и хлеба, успокаивали примерно так же, как дневной свет за окном.

Ровно до того момента, когда новый глоток вина не оказался горьким, как дезинфекция из морга.

Поспешно Анна выплюнула вино в раковину. Прополоскала рот водой, чтобы избавиться от привкуса, зажевала хлебом. И поняла, что ни свет этого утра, ни хлеб с вином не помогут.

Вкус дезинфекции во рту словно вернул Анну в Ясеневый холм, к трону его хозяева. Теперь холмом владел слуа, и туда должен был прийти Дэйв.

— Он не справится, — едва слышный шепот заставил волосы у Анны на затылке встать дыбом. Она обернулась так резко, что смахнула бокал со стола. Со звоном осколки разлетелись по кухонному полу.

Солнечные лучи из окна пронзали прозрачную фигуру Молли Кэрри насквозь, словно копья. Анна скорее угадывала ее, полуразличимую, чем действительно могла рассмотреть, светлую на свету.

— Ты же должна была уйти, — прошептала Греймур.

— Он не простил меня, — со вздохом сказала ее тетя. — Не смог. Звал меня к себе, открыл для меня, мертвой, дорогу, но так и не смог простить.

— Урод, — зло выдохнула Анна. — Не нужно говорить так. Я ведь его тоже не простила до конца.

— Имеешь право, — проворчала Греймур. Преступила с ноги на ногу, выругалась, почувствовав под пяткой осколок битого стекла. И вскинула глаза на тетку: — Ты сказала, Дэйв не справится.

— В Ясеневом холме сейчас царит зима. Поэтому мне пришлось уйти оттуда. А перед зимой никому не устоять в одиночку. Могущество того, кого раньше сиды называли Омелой, слишком велико. Он воззвал к своим хозяевам, и ему ответили.

— Ты говоришь как они, — Анна прищурилась. Вцепилась пальцами в столешницу, потерла саднящую пятку о голую лодыжку. — Если Дэйв не справится, зачем Скачущая послала его туда?

— Я не знаю, — кажется, в голосе мертвой была печаль. — Может быть, она мерит всех по себе. Но не всем суждено возвращаться из Бездны или становится женами сидских Королей.

Руки Анны как-то сами собой сложились в кулаки. Почему-то ей ужасно, просто до невозможности захотелось, чтобы Скачущая-в-Охоте оказалась права насчет Дэйва, а Молли Кэрри ошибалась.

— Она дала ему свои копья. Наверное, она рассчитывает, что он вернет ей их.

Призрачная женщина только печально покачала головой. Она хотела добавить что-то еще, но телефон Анны пронзительно взвизгнул, и Молли Кэрри пропала.

— Если это был мой внутренний голос, — сказала Анна сама себе, — и моя собственная шизофрения, то это совсем не смешно.

Она потянулась за трубкой и с некоторым недоумением прочитала сообщение о том, Марти Доннахью снова на связи. Потом вспомнила — она звонила ему, когда собиралась искать слуа.

И пока Анна пыталась сообразить что это — совпадение или удача, стоит ли ей позвонить охотнику на фей прямо сейчас, сможет ли он что-то сделать, и захочет ли, Доннахью набрал ее сам.

— Извини, что не ответил, — сказал он вместо приветствия. — Надеюсь, у тебя все в норме? Я был на Той стороне, только вернулся, и тетка сразу меня взяла в оборот, чтобы на Самайн никуда не смылся.

— Кризис миновал, — с нервным смешком отозвалась Анна. — Жив пациент или мертв — ждем результатов вскрытия.

Марти Доннахью заржал. Греймур показалось — как-то нарочито громко. — Сам как? — осторожно спросила она.

— Я окей. Ну, за исключением того, что меня выперли домой под юбку к тетке, потому что рылом не вышел для дел женщины из Дикой охоты. Три дня назад вернулся.

— Заря? — в голове у Анны появилось что-то, похожее на понимание, смутное, тревожное и горькое, как рябиновое вино.

— Она. Другие женщины из Дикой охоты меня сейчас не интересуют, хотя когда-то я и…

— Черт, — Греймур выдохнула. Марти заткнулся, оборвав себя на полуслове.

— Что? — Анне показалось, он разом подобрался.

— Слуа… Омела, тот, которого она хотела выманить к сокровищам, помнишь? Он перешел через Границу. Сейчас на Другой стороне. В Ясеневом холме. Скачущая-в-Охоте приходила ко мне и к… одному парню, которого она считает в ответе за это. Дала ему свои копья и отправила туда, исправлять то, что случилось из-за него.

Во рту скопилась горечь то ли злости, то ли бессилия, то ли и того, и другого. Анна сглотнула: — Ясеневый холм сейчас во власти Омелы. Что с Ясенем неизвестно.

— Твою мать, — медленно проговорил Марти Доннахью. — Вот теперь все встало на свои места.

— Что именно?

— Почему Заря отослала меня. Когда-то у нее с Омелой была большая любовь, теперь она хочет прикончить его. Видимо, решила, что однорукий калека будет ей помехой в этом деле. Недостоин сражаться за нее.

— Не говори так, — Анна разом почувствовала себя ужасно усталой. Словно она пробежала марафон, а потом оказалось, что нужно бежать еще один прямо сейчас.

Доннахью промолчал. Он молчал достаточно долго, чтобы Греймур встревожено позвала его: — Алло? Ты тут?

— Здесь, — голос охотника на фей оказался удивительно спокойным. — Вот что. Черта с два я буду сидеть здесь, жрать теткино печенье, обсуждать с Керринджером стволы и жечь самайнские костры. Я еду туда. В Ясеневом холме было дочерта народа. Если слуа положил их всех, Заре будет нужна помощь. Если они теперь за него — тем более. А потом уже разберусь, кто там чего достоин.

— Я еду с тобой! — выдохнула Анна почти с облегчением. — Пожалуйста. Марти Доннахью молчал долго. Потом сказал:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Собирайся, буду через двадцать минут.

Потом они ехали через солнечный день, последний, наверное, этой осенью. Охотник на фей молчал, Анна только видела, как проступают желваки у него на скулах.

— Ничего не хочешь мне рассказать? — спросил Доннахью наконец, когда они выехали из города.

— Хочу, — сказала Анна. Прикрыла глаза, собираясь с духом. Охотник на фей не торопил. И слушал ее потом внимательно и не перебивая. Мимо неслись залитые солнцем обочины. Только в конце сбивчивых признаний Анны Доннахью сказал:

— Нагородили тут не пойми что. Тис и этот коп. Конечно, Скачущая-в-Охоте не стала бы убивать твоего парня. Она всегда была нормальной. Ну, насколько может быть нормальным кто-то вроде нас с ней.

— Ты ее знаешь?

Марти Доннахью коротко хохотнул:

— Мы встречались в колледже. Месяца три, кажется. А до того, в детстве вместе воровали яблоки у соседей и метелили одного моего кузена, отвратительного говнюка, между прочим. Я сорвался в самоволку в шестнадцать. Танцевал на Той Стороне с сидскими женщинами. Не только танцевал, если быть уж совсем честным. Рэй накрыло пораньше — ее в четырнадцать увезла Дикая охота. Мистер Керринджер ходил за ней. Это с тех пор он хромает и перестал браться за охотничью работу. Отговаривался хромотой, но я думаю, дело не в этом. Все-таки когда твою собственную дочь забирают сиды, наверное, как-то не хочется больше дразнить судьбу.

Тяжелый пикап Доннахью свернул на грунтовку, сбоку блеснула озерная вода. Над ней курилась прозрачная дымка, вызолоченная солнцем. Анна отвлеклась на нее, почти пропустив слова Марти, и только через несколько секунд сообразила, о чем он говорит.

— Скачущая-в-Охоте — дочь Уильяма Керринджера?

— Все так, — Доннахью усмехнулся. Анне померещилась в этой усмешке горечь. — Для нее история с Другой стороной закончилась как будто неплохо. Ну, если не считать того, сколько это стоило. Всем сопричастным.

Он пошевелил пальцами протеза и вздохнул. Потом добавил резко:

— Я иногда слышу всякое. Знаешь, мол она особенная, избранная, судьба, туда-сюда. И думаю, что это чушь собачья. Она обычная девчонка. Ну, как для дочери своего папаши, конечно. Просто она пошла до конца, а потом еще немного. И, черт подери, я чудовищно рад, что у кого-то это вышло.

— Она предложила Дэйву выбрать одно из своих копий. Она отказался, тогда она оставила ему оба, — медленно проговорила Анна. Из слов Доннахью она поняла едва ли половину, но то, как они были сказаны… Совсем иначе, чем говорила сегодня о Скачущей покойная Молли Кэрри.

— Одно из холодного железа. Что-то вроде символа нашего, человеческого мира. Второе — сидское серебро, Другая сторона. Он правильно отказался. Может, она так его испытывала. — Зачем?

— Затем, чтобы понимать, удержит ли он вообще ее копья. Волшебное оружие, с ним сложно. Эти два копья, они как бы оружие пограничья, для тех, кто и здесь, и там, и нигде целиком. Насколько я могу понять всю эту сидскую магию.

Анна устало потерла лоб. Рассуждения Марти Доннахью нисколько не упростили для нее картину мира. Наоборот. За словами охотника на фей проступала все та же нечеловеческая логика, чуждая привычному устройству вещей, но оттого не перестающая быть. От попыток уложить все это себе в голову у Греймур заныл затылок.

Доннахью сбавил скорость, и пикап медленно въехал в туман Границы. Поначалу сквозь него еще пробивались солнечные лучи, но вскоре осталась только молочная пелена, непроглядная, живая, шевелящаяся. Звучащая едва слышно, так тихо, что не разобрать мелодии. Только перезвон далеких колокольчиков.

— На Самайн Граница тонка, — медленно проговорил охотник на фей, — а дело у нас такое, что медлить не стоит. Держи кулаки, чтобы мы не плутали здесь долго.

Он усмехнулся и даже подмигнул Анне. Лицо при этом у него было — как у человека, который смотрит в глаза смерти.

— Что ты собираешься делать? — осторожно спросила Греймур.

— Ты сказала, что слуа в Ясеневом холме. Значит, Заря придет туда. Я хоть насколько-то, но знаю ее. Что-то типа последнего милосердия, понимаешь? Когда смерть — лучшее, что ты можешь дать когда-то близкому для тебя человеку. Или не человеку. А я… Я постараюсь прикрыть ей спину, если в этом будет необходимость. Ну а ты? Что ты собираешься делать?

Доннахью хмыкнул и добавил:

— Вообще-то мне нужно было спросить у тебя об этом сразу.

— Понятия не имею, — Анна поморщилась. Призрачные колокольчики звенели где-то на самом пределе слышимости, заставляя мучительно напрягать слух. — Может, успею хотя бы вовремя заорать. Но в том, как оно вышло, есть моя вина. Это я отдала слуа вещь, которая открыла ему дорогу в Ясеневый холм. Ту веточку, помнишь?

— Ясеню стоило просто забрать ее у тебя, и никто бы тогда к нему не приперся, — Марти потер ухо, словно колокольчики досаждали и ему. — О, смотри. Там как будто просвет!

Впереди завеса тумана в самом деле как будто стала чуть прозрачнее. Еще немного, и через нее проступили очертания далеких холмов, по-осеннему охряных и серых.

На другой стороне не было солнца, небо нависало угрюмо и тяжело. Ветер гнул травы, и даже в машину проник холодный, горьковатый запах Другой стороны.

— Ну, что, — Доннахью медленно провел по лицу живой рукой. — У нас нет волшебного указателя, и времени тоже нет. Но, мне говорили, что воля ищущего дорогу тут имеет больше силы, чем любые заколдованные штуковины. Вот и поглядим.

Он вжал педаль газа, под колеса легли седые травы. Анна показалось, что она слышит звук, с которым они ломаются, хотя через стекло она никак не могла бы этого. Доннахью достал старый компас из внутреннего кармана куртки. Стиснул в пальцах.

Машина вильнула. Анна выругалась, вспомнив, чем закончилась ее поездка по Другой стороне с Морганом О'Рейли.

Охотник на фей только усмехнулся. Словно треснула мертвая маска, сковывавшая его лицо до этого мига.

— Моя воля сильна, и мне должно успеть, — сказал он.