Женщины его Превосходительства

Глава 10

Я сижу в небольшом подвальном помещении. Здесь тепло и очень влажно, так что кажется, будто находишься в парнике. Воздух буквально липнет к коже, покрывает ее плотной густой пленкой, как растительным маслом.

На плечи у меня накинута тряпка, бывшая, видимо, раньше одеялом. Грязно-клетчатая. В зацепках и катышках. В засохших пятнах и остатках еды. Кожа от такого соседства тут же начинает чесаться. Когда чьи-то заботливые руки накрывали меня ей, я не сопротивлялась, не смотря на то, что меня тут же окутал едкий запах собачьей шерсти. Запахи здесь это отдельная тема. Они обнажены, как шлюхи на панели. Они такие же настойчивые и приставучие. Резкие и вульгарные. Их такое разнообразие, что я не понимаю, от каких именно меня тошнит. Постоянно сглатываю горькую слюну, но пару раз не выдерживаю и блюю себе под ноги. Никого это не удивляет. Меня уже тоже. Вытираю рот тыльной стороной ладони и делаю вид, что ничего не произошло.

От идеального французского маникюра осталось лишь слабое напоминание. Жалкая насмешка. Под ногтями траурной каемкой скопилась грязь и кровь. Глядя на свои руки, мне хочется плакать. Хотя плакать мне хочется не только от этого. Если не мелочиться, то по каждому доступному поводу. Но на данный момент меня больше беспокоит очередной позыв рвоты. Отворачиваюсь и прижимаюсь виском к влажной стене. Желудок сводит в резком спазме, и я закрываю рот рукой. И нос. Чтобы не дышать. Перетерпеть. Справиться.

Мою спасительницу зовут Тая. Свое имя она произнесла, будто выплюнула. Смачно и со вкусом. У нее короткие темные волосы, которые торчат в разные стороны. Она постоянно запускает в них пальцы, чтобы взъерошить или просто почесаться. Трудно сказать, сколько ей лет на самом деле. Ей может быть четырнадцать, а может, и тридцать четыре. Эти бесхозные двадцать лет как бы стирают ее черты лица. Делают их невыразительными и блеклыми. Универсальными. Одинаковыми и для подростка и для женщины. Когда еще отсутствуют признаки старения, но и молодость увяла.

Тоненькая и верткая как хорек. С остренькими зубками и таким же взглядом. Она сидит напротив и с интересом наблюдает за моими телодвижениями. Умильно и снисходительно. Как строгий родитель за маленьким ребенком.

– Теперь ты можешь рассказать, кто тебя преследовал, – она наклоняется чуть вперед и нащупывает рукой сигарету. Зажимает ее между большим и указательным пальцами и прикуривает от спички. Воздух наполняется сизым дымом. Меня снова тошнит. – Сутенер? Не поделили прибыль? Хотя они в таких случаях обычно режут лицо бритвой.

С трудом сглатываю и отрицательно мотаю головой. Тратить воздух на слова для меня непозволительная роскошь. Она недоверчиво окидывает меня взглядом. Обнаженные, все в царапинах ноги, разорванную, полупрозрачную комбинацию. Усмехается. Презрительно.

– Без обид, – пожимает плечами девушка. – Ты похожа на первый взгляд. Только цацек на тебе больше, чем на рождественской елке. Недешевых. – Добавляет она, выразительно приподняв бровь. – Можно подумать, что ты из люкса какой-нибудь сраной пятизвездочной гостиницы прямиком попала сюда.

Рядом с ней кто-то шевелится. То, что я изначально приняла за кучу тряпья, оказывается человеком. Неожиданно. До сих пор я видела только двоих. И те сейчас были заняты у другой стены обедом. Если консервы можно так назвать.

Собираюсь силами и выдаю:

-Мне надо позвонить.

Сначала Тая долго смотрит на меня исподлобья, будто не понимая, что я хотела этим сказать, а потом насмешливо кивает и делает глубокую затяжку.

– Одну минуту, мадам, сейчас подам.

Мысль о звонке приходит внезапно, но тут же вытесняет все остальные. Становится самой важной на данный момент. Единовластной. Как будто если я этого не сделаю, то случится непоправимое. А так как, случилось и без этого слишком много, то я собираюсь настаивать.

– Мне, правда, надо позвонить. Очень надо. Срочно.

– Ты бы знала, как мне много всего надо, – услужливо подтверждает она. Ее руки перевязаны серыми бинтами, как у бойцов на ринге. Кожа вся в царапинах и ранках. На скуле бледнеет синяк. Она сидит, прислонившись спиной к стене и подтянув к груди ноги. Курит, глубоко вдыхая дым и выпуская его через нос. Устало и лениво. Безразлично и отстраненно.

Ей плевать на меня и на мои проблемы. И это взаимно. Молча расстегиваю застежку на браслете и протягиваю его ей.

– Даже на черном рынке это стоит больше денег, чем ты видела за всю свою жизнь, – сообщаю я.

– Хочешь позвонить папочке, чтобы забрал тебя отсюда? – издевается она, но придвигается ближе, чтобы взять украшение. Я одергиваю руку и прячу браслет в кулаке.

– Услугу за услугу.

– Торговка, – скалится она, но потом быстро добавляет.– Сейчас посмотрим, что можно сделать.

Она поднимается одним рывком на ноги и направляется к мужчинам в другом конце комнаты. Что-то тихо им говорит, нетерпеливо щелкая пальцами. Я не особо рассчитываю на везение в данном вопросе. И на результат. Даже слово «телефон» в этих стенах звучит глупо и нелепо.

Их разговор длится меньше минуты, но когда она возвращается, в ее руках заветный мобильник. Доисторического года выпуска. Мне не приходилось таких видеть с самого детства.

– У тебя минута или около того. Но для этого надо подняться наверх, здесь сигнал не ловит – она взглядом указывает куда-то на потолок. Подчеркивает значимость данного поступка. Или абсурдность.

Мы без слов меняемся трофеями. Я отдаю ей браслет от Картье за несколько тысяч баксов, она мне – телефон за сотню и возможность позвонить. Ценность вещей познается в обстановке.

Я прячу телефон в карман и подбираю острый камень размером с монету. Отодвигаюсь в сторону и начинаю царапать на бетонном полу номера. Сначала один, потом второй. Третий, десятый. Они почти все одинаковые. Меняется лишь та или иная цифра.

Тая возвращается к себе на место и с любопытством вертит в руках браслет. Подносит его к скупому свету, ловит желтые лучи прожектора на гранях камней. Аметисты отвечают ей загадочным сиянием. Всеми цветами радуги. Даже здесь они выглядят роскошно. Подарок Сергея.

Старательно вывожу цифры.

Цифры, которые я в течение нескольких дней видела у себя на руке. На запястье. Которые постепенно стерлись из моей памяти, потеряли четкость, рассеялись. От них остались только призрачные тени, смутные силуэты. Шестьдесят восемь или восемьдесят шесть? Двадцать или тридцать? Кусаю в кровь нижнюю губу. У меня не так много времени. У меня не так много вариантов.

Задвигаю на дальнюю полку свою гордость. Гордости как бриллианту, нужна достойная оправа. Правильная обстановка, подобающее освещение. Когда этого ничего нет, то она превращается в булыжник на дороге. Никому не нужный и не представляющий ценности.

Позже я скажу самой себе, что это было мое желание хоть как-то урезонить ситуацию. Вернуть ее в привычную колею. Придать ей направление, которое давно потеряло контроль. Обрести почву под ногами. Найти место для следующего шага. Любое. Но так, чтобы не было мучительно больно. И страшно.

Самозабвенно, почти в наркотическом трансе, пишу цифры. Вывожу неровные штрихи на холодном полу. Черту за чертой.

Продолжать бегать дальше у меня нет ни сил, ни желания. Ни возможности, ни денег. А еще нет той стальной нити в характере, которая помогает при любых трудностях держать голову высоко поднятой. Таранить бетонные стены. Не взирая ни на что. У меня нет дара сопротивления. И мне проще резко развернуться и сдаться. Особенно, когда все к тому и идет. Я не хочу прятаться, а хочу решить. Один раз. Но так чтобы точно знать, чего ждать от будущего.

Когда тонешь, надо спасаться. Хвататься за любую руку в пределах видимости и потом уже разбираться, не эта ли рука тебя и топила. Решать проблемы по мере их поступления. Четко уяснить для себя, что на данный момент важнее. Гордость или шанс хоть как-то прикрыть свою спину. Для меня вопрос выбора не стоит.

Закончив, я смотрю на неровные строчки. Выбираю три телефона. Наугад. Интуитивно. Обзвонить все возможные варианты не получится. У меня будет три попытки, и один шанс попасть в цель. Или не попасть.

Мы поднимаемся наверх. Следуем долгими извилистыми путями в полной темноте. Ноги у меня насквозь промокли и при каждом шаге в туфлях неприятно хлюпает. Холодный промозглый ветер с тяжелыми запахами плесени липнет к обнаженной коже. Зубы, помимо воли, начинают стучать. Я замерзла и устала. Внутри как будто все вывернули наизнанку. И теперь неизвестно, как вернуться в прежнее состояние.

Тая уверенно идет впереди. Не оглядывается. Ее тонкая мальчишеская фигурка стремительно передвигается в лабиринтах тоннелей. Как дома. Как я в торговых центрах. Каждому своя среда обитания. У животных также. Приемлемые условия для жизни.

Наконец, она останавливается и кивком головы указывает в сторону. До меня доносятся звуки оживленной магистрали и шум дождя. И только после этого я вижу обрезанное бетонными сводами тоннеля, засвеченное городское небо. Без звезд. Затянутое сизыми облаками. Вдыхаю влажный воздух. Полной грудью. До боли в диафрагме. Стою по колено в воде. Среди потоков уличного мусора. На выходе из сточного коллектора. И не знаю, то ли плакать, то ли смеяться.

Тая держится в стороне. Прижавшись к стене, прячется от дождя и ждет, пока я приду в себя. А мне самой до себя не дотянуться. Не вернуться к той, что еще неделю назад развлекалась в ресторанах, беззаботно пила шампанское, а по вечерам каталась на лимузинах. Это как две разные жизни. Одна дальше другой. И я где-то между. Промокшая с головы до ног, вся в ссадинах и синяках, слезах и полоумной улыбкой на лице.

Набираю первый номер. Слушаю длинные гудки. Они звенят в тишине динамика, подрагивают от напряжения. По моим расчетам, сейчас глубоко за полночь. Два или три часа ночи. Не самое лучшее время для звонков.

Я все еще жду, когда мне ответят. Тая ждет развития событий. Ей интересно, что будет происходить дальше. Мне тоже. В ее глазах я экзотический зверек, попавший в передрягу. Мы вместе ждем. Каждый свое.

Наконец, женский голос произносит сонное «Алле». Оно такое же сладкое и тихое, как сам сон.

Мимо. А может, и нет. Неизвестно, что происходит на том конце провода. Кто там и с кем.

Сбрасываю.

Второго номера не существует. О чем мне любезно сообщает механический голос оператора.

Отсутствие результат, тоже результат. Только иного плана.

Три попытки это не плохие шансы.

Упрямо набираю в третий раз. И буквально через несколько секунд раздается раздраженное «Да». Короткое и агрессивное. Как цепная собака.

Я слышу легкое потрескивание телефонных помех и далекие звуки музыки на заднем плане. Голоса и смех. Портал в другое измерение. Со смехом, музыкой и коротким злым «да». В то же мгновение я теряюсь. Не знаю, что сказать. С чего начать.

В трубке терпеливо ждут, но даже мне понятно, что надолго этого терпения не хватит. Еще несколько секунд, и связь оборвется. Быстро и безболезненно. Там, в другом измерении, не интересуются, кто звонит и что надо, не переспрашивают, не повторяют. Достаточно короткого вдоха, чтобы подчеркнуть, что тебя слушают. Какое-то время. Непродолжительное время. Строго лимитированное.

– Александр? – На всякий случай уточняю я, чтобы только нарушить тишину. Чтобы не ошибиться. И чтобы связь не оборвалась.

Молчание. Томительное и глубокое, как расщелина в горах. Такое же темное и бездонное, скалистое и неприветливое. Пока он молчит, мне кажется, что я ухаю вниз. С разбегу и без страховки.

– Да, – неторопливо бросает он.

– Ты оставил мне свой номер. Помнишь?

Снова тишина. Мне приходит в голову, что ни черта он не помнит. И уж точно не ждет у телефона моего звонка. Просто я без приглашения ворвалась в его ночь, и теперь он не знает, что со мной делать.

– Было дело, – ровно соглашается он. – Передумала?

От его ровных, как трасса Формулы-1, интонаций меня начинает трясти. Мелкой дрожью. Но с головы до ног.

– Да, мы можем встретиться?

– А до утра это может потерпеть?

Я не вижу, но хорошо представляю его холодную улыбку. Ею пропитан каждый звук. От чего слова начинают искриться, как снежинки на морозе. Его голос ничего не обещает. Он как бы всего лишь подтверждает, что еще какое-то время готов слушать. Недолго. Пока он не потеряет последний интерес.

– Нет, сейчас.

– Сейчас, три часа ночи, – сообщает он. – Позвони завтра.

Он собирается повесить трубку. Это очевидно и не прикрыто даже легким налетом вежливости. Просто лимит его внимания исчерпан.

Его слова, его пренебрежение бьют наотмашь по лицу. Как пощечина. Со всей силы. Тыльной стороной ладони. Расправляю плечи, становлюсь, словно выше ростом. Забываю, что стою по колено в помойке, поднимаю голову и раздраженно фыркаю:

– Завтра не будет. – В лучших традициях. Спокойно и ровно. На идеальных тонах. – Либо сейчас, либо никогда.

Слышу его короткий вдох.

– Когда я оставлял тебе телефон, то не уточнял, что ты можешь звонить в любое время, как в службу спасения.

Бросаю стремительный взгляд на дисплей, где неумолимо тикают секунды. Каждая из них может быть последней. А мы так и не решили главного.

– Да или нет? – тихо, но настойчиво уточняю я. Еще чуть-чуть, и я первая повешу трубку. Чтобы сохранить хоть каплю собственного достоинства. А потом начну думать, что еще можно предпринять в данной ситуации. Запасных вариантов у меня нет, поэтому я не тороплюсь. Вроде как послушно жду ответа.

– Куда? – после паузы спрашивает он.

Я смотрю на Таю. Шепчу одними губами «Где мы?». Она пожимает плечами, смотрит по сторонам, и потом сообщает адрес.

Я в точности повторяю ее слова, и связь обрывается. Тут же. Как будто на том конце провода только этого и ждали. Как сигнала или кодового слова. Интересно, и часто ему приходится приезжать в столь неопределенные адреса? Все-таки скоростная магистраль на окраине города не популярный ресторан в центре.

На моих губах появляется слабая улыбка. Отдаю телефон Тае и устало прислоняюсь к стене. Она улыбается мне в ответ. Чуть смущенно. Словно не привыкла улыбаться широко.

– Ну, что, не пропадешь? – опустив голову, интересуется она.

Пожимаю плечами. Непринужденно, почти весело.

– Не знаю, – потом задумываюсь. Прикидываю свои реальные шансы и повторяю. – Не знаю.

Пропаду. Но тогда я этого еще не знала и надеялась на лучшее.