Гипноз для декана

Глава 13

— Да как неважно-то, Алин? — возмущалась в трубку телефона Кира, вызванная Славчиком для совета и поддержания боевого духа. — Что, возьмешь и всё бросишь, просто потому, что он бабу привёл, чтобы тебя позлить?

— Да не позлить он ее привел! — спорила я, отвлекаясь таким образом от странного ощущения тяжести, охватившего меня после употребления обыкновенного шампанского. — Он же не знал, что я тоже приду! А ее привёл потому, что она… как бы это сказать пояснее… из его лиги. Это девушка… совершенна, Кир, понимаешь? И ради меня никуда он сегодня от нее не убежит… Нечего даже и время тратить, Кир.

— А как же его угрозы? Ты ведь мне говорила, что он собирается тебя выгнать после того, как поймал! Или ты что-то… не договариваешь? — в голосе подруги четко отозвалось подозрение. И если пару часов назад я еще взвешивала все «за» и «против» того, чтобы рассказать о самых волнительных моментах нашей встречи с деканом, то сейчас — после того, как подруги открылись мне с самой неожиданной стороны — я точно решила сохранить всё в тайне.

— Да всё я договариваю, Кир… — вздохнула я, откидываясь на спинку заднего сиденья машины, куда Славчик привел меня для того, чтобы я позвонила подругам и выдохнула после полученного потрясения. — Просто… я больше не верю в успех. У меня руки опустились, как только эту увидела. Настроение ну вот совсем ниже плинтуса… Как я его буду с такой мотивацией гипнотизировать? Да и не придет он за мной, хоть обзовись… Зачем вообще все это нужно?

— А ты случаем ничего не пила? — насторожилась она в ответ на мои жалобы. — А то уж больно голос у тебя… проникновенный.

— Ничего я не пила! — наврала я, не желая сейчас выслушивать нотации. Голос у меня действительно был проникновенный — я буквально заставляла себя говорить громко и отчетливо, чувствуя, что всё сильнее и сильнее погружаюсь в какое-то странное оцепенение — не столько пьяное, сколько сонное. И если бы я абсолютно ничего не пила из рук наркодилера Славчика, я бы подумала, что он мне что-нибудь… подсыпал.

Наверняка, просто сказывается усталость и стресс. Встряхнувшись и сев прямее, я настойчиво повторила в телефон.

— Ничего я не пила, вообще!

— Ну вот и не сдавайся так сразу! — в тон мне ответила Кира. — Что тебе стоит попробовать, раз ты уже там? Вернитесь в зал и действуйте дальше по плану. А придет он или не придет — это уже потом выяснится. Вдруг ты сильно ошибаешься? Представляешь, как обидно будет, если сегодня ты не доиграла и бросила, а завтра тебе придет извещение об отчислении?

Мне вдруг стало душно в салоне машины — то ли по-настоящему, физически, то ли от того, что говорила мне Кира. Славчик стоял снаружи, и я постучала в окно, чтобы открыл дверь. Что он немедленно и сделал.

— Хорошо, Кир… я попробую… — шумно вдыхая хлынувший внутрь машины свежий воздух, я поспешила попрощаться — просто, чтобы она отстала.

Я знала, что пробовать бесполезно — особенно учитывая, что я всё-таки пила алкоголь — но меньше всего сейчас мне хотелось ругаться и что-то доказывать. Доиграю, сделаю всё, как запланировали и не дам ей повода потом тысячу раз на дню повторять — «а я тебя предупреждала!»

— Эй, ты в порядке? — чуть хмуря подщипанные брови, Славчик осмотрел меня, помогая вылезти из машины.

— Что-то покачивает… — призналась я, наваливаясь на него. — Наверное, я перенервничала из-за этой… модели. Не знаю даже, смогу ли изображать ссору…

— А знаешь, что? — решил он, помолчав, пока мы медленно возвращались к входу в зал. — Меняем тактику. Изобразим не ссору, а страсть! Будто бы мы помирились и решили по этому поводу… уединиться!

— Зачем? — опешила я, отстраняясь. Этого еще не хватало!

— Затем, что твой декан подумает, что мы ищем, где бы потрахаться, и пойдет нас разгонять. А там уже ты его зацепишь, как и планировала.

— Славчик… — прокашлявшись, как можно более внятным голосом произнесла я. — Ты не понял, дорогой. Суть не в том, чтобы он меня заревновал и пошел отгонять от меня любовников. А в том, чтобы нашел меня в слезах после скандала и начал успокаивать. Понимаешь? Я должна в его глазах выглядеть обиженной девочкой, а не шалавой, которой не дали потрахаться где-нибудь под лестницей.

— Хм… — он снова задумался. — Ну… ты можешь сделать вид, что тебя недотрахали и от этого тебе очень грустно… Ок, ок, не лупи меня! Сам понимаю, что это не то…

Я опустила уже готовую к шлепку руку. И это оказалось последним физическим усилием, на которое я была способна. Конечности мои вдруг резко ослабли, голова пошла кругом, а сердце заколотилось так сильно, будто мне вкололи адреналина в кровь.

— Эй, ты что… Алина! Что с тобой?

Голос Славчика доносился до меня сквозь нарастающий, противный звон, перекрывающий все остальные звуки. Еле успев подхватить, он прижал меня к двери какой-то машины. И вдруг, с размаху, не жалея, влепил пощечину, заставляя звон в ушах немного отступить.

— А ну говори — пила? Пила алкоголь? — неожиданно грубым голосом потребовал он, встряхивая меня за грудки.

Я машинально замотала головой, от страха цепенея в его руках.

— Правду говори! — рявкнул он, хватая и сжимая мое лицо ладонью.

— П-пила… немного… — прохрипела я, пытаясь вырваться. — Шампанское…

— Дура! — вторая пощечина явно прилетела просто так — со злости. И вместе с ней вернулся звон в ушах. Рос, силился, заглушая даже мои собственные панические мысли, потом вдруг хлопнул, взорвался и пропал — вместе со всем окружающим меня миром.

— … понятия не имею, что делать! Кто ж знал, что она нахлебается после всего, что ей говорили? Ага, в отключке пока… В машину положил, на заднее сиденье и катаюсь по району… Какую больницу, ты чо, умом тронулась? А вдруг она там копыта отбросит? Да даже если и нет — они ж найдут, что у нее в крови! На хрена мне это надо? Как тайно подбросить? Куда подбросить? Она ж не младенец, ёпта, а я не мать-кукушка, чтоб ее в больницу подбрасывать… Куда назад? В клуб?! Да как?! Куда я ее там положу! Там же везде камеры! Не, я на такое не подписывался. Знаешь что, подруга? Я ее где-нибудь в лесочке оставлю, а ты, если хочешь, подберешь на такси…

Нервный, молодой голос довольно долго говорил вещи, которые у меня в голове не ассоциировались ни с чем. И жутко раздражал своими напряженными, подвизгивающими интонациями, не дающими насладиться мощным урчанием машины и спокойным покачиванием под мягким сиденьем.

И только минут через пять после возвращения из обморока кое-что начало проясняться у меня в голове.

Я в машине у наркодилера Славчика, который всё-таки чем-то меня опоил. Чем-то, что не сочетается с алкоголем, и отчего я грохнулась без сознания на парковке перед клубом. И лежу сейчас, не в состоянии пошевелить и пальцем.

Оттого-то меня так наставляли ничего не пить. А я, дура, не послушалась.

Но ведь… ведь… меня наставляла… Кира! И что же это получается? Что Кира, моя лучшая подруга, участвовала в опаивании меня какой-то наркотой? Но зачем?! Чтобы я… что?!

Нет, нет… этого вообще не может быть! Это какая-то ошибка! Я не так поняла Славчика, я ведь не совсем в здравом уме сейчас… Не могла Кира поступить так со мной! Да и с чего я взяла, что он с Кирой разговаривает? Я ведь не слышала, как он ее по имени называет…

— Не, извини… — продолжал тем временем Славчик. — Я на такое не подписывался. И уговор был не о том, если ты помнишь… В общем, я пришлю тебе координаты, где ее оставлю, заберешь, если захочешь… Она в отключке, ничего не слышит, не волнуйся. А даже если и слышит, ничего не будет помнить, как проснется… Всё, покеда, отключаюсь.

Как не буду помнить? Я изо всех сил напряглась, пытаясь подняться… но в итоге не смогла даже зубы стиснуть. Казалось, ни одной активной мышцы в теле не осталось.

Я должна… должна встать… Иначе он действительно выбросит меня куда-нибудь в лес, где я отморожу себе придатки или застужу почки, а наутро понятия не буду иметь, что со мной приключилось! И не вспомню даже, что в этом могла быть замешана моя близкая подруга, и что надо быть настороже с ней! И как следствие, не буду готова к новой подлости, которую она может устроить! Буду продолжать ей доверять, как и раньше — возможно даже поделюсь подробностями нашей с деканом встречи…

Господи, как же это оказывается важно — помнить! Помнить всё, что с тобой было — потому что каждый день, каждое событие в нашей жизни — это бесценный опыт, строящий нашу личность! И не позволяющий ошибиться во второй раз, если уже обжигались!

А я так легко заставляла Игнатьева «забыть» о том, что мне невыгодно! И собиралась забыть его о его страсти ко мне и вообще обо всем! Как я могла? Как посмела так нагло распоряжаться бесценным человеческим опытом, мне не принадлежащим!

Вот и расплата мне пришла — той же монетой. Что бы не случилось со мной этой ночью — утром я ничего не буду помнить. Так сказал тот, кто в этой наркоте ОЧЕНЬ хорошо разбирается.

Вскоре, однако же, я поняла — то, что я не буду помнить, это еще полбеды. Живой бы остаться. Потому что оставить меня Славчик решил не на скамейке, не даже на скамеечке в каком-нибудь парке, где меня легко будет найти, а в самом настоящем, темном-претемном, холодном лесу. Прямо на голой земле, покрытой прошлогодними листьями — и это в начале мая, когда еще не везде снег сошел!

Хоть бы куртку какую-нибудь под спину подложил, гад…

— Прости, Алинчик, но ты сама во всем виновата… — пыхтя, Славчик опустился вместе со мной, бессильной, на колени и положил на спину. Потом подумал, зачем-то повернул меня на бок, чтобы лежала в позе младенца… и медленно, явно задержав дыхание, провел ладонью по моей попе.

Я снова попыталась отдернуться… и снова безрезультатно.

— Жаль, конечно… — неопределенно прокомментировал он мое состояние, продолжая бесцеремонно охаживать мой зад, обтянутый платьем. Сказал что-то еще, но я не слушала, вся сконцентрировавшись на этой руке, умоляя, чтобы она не нырнула под платье…

Но рука устремилась в обратную сторону — наверх. Огладила мой оголенный бок, противно пощекотала подмышку… и вдруг, резким, быстрым движением, протиснулась под пройму платья — к лифчику и груди под ним… и сжала ее! Сжала мою голую грудь — как будто так и надо!

— Ммм… — замычал от удовольствия Славчик, от души тиская меня всей своей пятерней. — Вставил бы я тебе напоследок, Алинчик… да следов оставлять неохота. Ладно… — больно ущипнув за сосок, рука вылезла из проймы, — я — в машину дрочить, а ты — баиньки. И, если ты меня слышишь — молись, чтобы тебя нашли раньше какого-нибудь пьяного бомжа на рассвете. Или шакала, который укусит тебя за бочок…

Листья за моей спиной зашуршали, человеческое тепло, хоть как-то балансирующее ледяной холод с земли, испарилось. И целых несколько минут я не замечала этой перемены, радуясь избавлению от того, что могло произойти, мысленно благодаря Славчика за то, что в его тупой голове осталось хоть немного разумности, а, может и порядочности…

А потом радость иссякла и меня накрыл ужас. Что они со мной сделали?! И что будет дальше? А вдруг Кира — если это всё она подстроила — не найдет меня или вообще решит не искать? Если Славчику это «не надо», ей-то это зачем? Из чувство долга перед подругой, которую она зачем-то решила опоить наркотой?

Ну почему, почему я не послушалась собственную интуицию, когда мне свыше подали знак в виде красных кроссовок? Меня ведь предупреждали! Сами силы вселенной орали мне — нет! Не будет всё так, как ты запланировала! Не ходи с ним, Алина Сафронова!

Но тебе казалось глупым довериться суеверию. Вот и лежи теперь, слушай, как тело постепенно застывает — то ли засыпая, то ли коченея… Слушай шуршащие вдалеке листья и гадай, кто к тебе подбирается — волк или бродящий во тьме обдолбанный нарик… Слушай и надейся, что отключишься раньше, чем к тебе поберутся здоровенный клыки животного или какой-нибудь зараженный сифилисом, сморщенный стручок…

Мозг мой начал уплывать в фиолетовые дали благословенного обморока, но листья вдруг зашуршали громче, возвращая меня в реальность. Шуршание превратилось в шаги, листья вокруг меня взметнулись от тяжелой, явно мужской поступи. Мое сердце ухнуло и бессильно заметалось от страха…

— А я знал, что ты — наркоманка, Сафронова! — объявил запыхавшийся голос декана Игнатьева. — Вот только не знал, что ты такая дура! Хоть не трахнули тебя, колхозница моя бестолковая?

От облегчения у меня вдруг полились из глаз слезы — что было странно, учитывая абсолютную неподвижность мимики лица. Глаза были закрыты, горло не работало — я даже всхлипнуть не могла.

И тем не менее, Игнатьев каким-то образом понял, что я плачу. И аккуратно, большим пальцем оттер мои текущие слезы со щек.

— Эх, возни с тобой теперь… — вздохнул, наклоняясь и пытаясь поднять меня с земли под спину и колени. — Такую ночь ты мне испортила, Сафронова… такую ночь…