— Что… прямо здесь? — немного оправившись от шока, я беспомощно оглядела комнату. Мало того, что я очень сильно жалела о том, что сама предложила декану столь безумную идею, я даже представить себе не могла, что меня заставят сделать это прямо здесь и сейчас, в присутствии загипнотизированной Ерохиной!
— Ну, ты же «усыпила» свою подругу здесь? — произнося слово «усыпила», Андрей Федорович изобразил кавычки. — И якобы, ничего кроме вот этой вот штуки и ароматической свечи тебе не понадобилось. Не так ли? В чем проблема повторить эксперимент во всех его деталях?
— Но… время! — схватившись за возможность выкрутиться, я показала глазами на часы. — Час почти кончился. Скоро надо уходить, а то другие студенты заявятся…
— Не заявятся! — жестко оборвал он меня разваливаясь на своем стуле и скрещивая в ожидании руки на груди. — Главный библиотекарь никого не пустит, пока я здесь.
— А как же Рената? — снова нашлась я. — Давайте, может попозже с вами встретимся? Я немного нервничаю — Ренату надо уже будить, а то…
— А то что? Выспится? Думаю, Ерохина только спасибо тебе скажет, что ты дала ей спокойно поспать без вот этих вот бесполезных бубнений в уши. Если, конечно, она действительно СПИТ, а не словила по твоей вине наркотический приход, и именно из-за этого ты сейчас нервничаешь — боишься, что она умрет от передоза.
Я снова скисла. Ничего не помогает — он действительно хочет, чтобы я попробовала загипнотизировать его прямо здесь, в этой комнате, вся издерганная, с трясущимися руками и заикающимся голосом. И это при том, что он явно не самый поддающийся гипнозу человек, а я НЕ САМЫЙ опытный в мире гипнотизер!
— Это похоже на то, как в средние века инквизиторы ведьм пытали… — пробормотала угрюмо, вставая и оглядываясь, куда бы сесть поближе к нему.
— Это как же? — заинтересованно спросил декан, не скрывая иронии в голосе.
Неужели он не знает? Я с горечью фыркнула — и это наши лучшие люди города… Неуч.
— Бросали в воду со связанными руками и заставляли плыть. Если ведьма тонула — значит Господь ей не помог. Значит, она была ведьмой и казнили ее правильно!
— Хм… Не совсем логично как-то получается… А почему не предполагалось, что ей не помог дьявол, что означает, она вовсе не была ведьмой?
— Действительно… почему? — я скептически подняла одну бровь.
— Ты имеешь в виду, что в моих требованиях тоже нет логики? Что я тебе руки связываю? — декан нахмурился. — Не придумывай, Сафронова и не ищи, как отмазаться от того, что ты сама же и предложила. Вот твои руки — свободные и функциональные. Вот… — не зная, как обозвать медальон с часами, он покрутил его в пальцах, — штучка для этой вашей… мумбы-юмбы. Зажигай свечу, включай музыку, если надо, садись передо мной… и колдуй свой гипноз. А то я начинаю терять терпение.
И неожиданно схватив меня за запястье, вложил часы на цепочке мне в ладонь, закрыл ее своей и ободряюще похлопал.
Окончательно осознав, что мне не отвертеться, я судорожно сглотнула слюну.
Ну что ж… умирать так с музыкой. В буквальном смысле этого слова — подняв к глазам Кирин телефон, я выключила, наконец, не останавливающийся ни на минуту аудио-словарь. И вместо этого включила тихую, умиротворяющую музыку, которую Кира хранила в специально обозначенном, музыкальном файлике.
Вот теперь точно не приходи! — послала подруге сообщение по всем космическим и нематериальным каналам, какие только существуют. Хотя, ее скорее не пустит вполне себе материальная библиотекарша, судя по тому, что говорил мне декан.
Встряхнувшись и отложив телефон в сторону, я поразминала пальцы и запястья, готовясь к долгому покачиванию медальоном.
— Расслабьтесь, Андрей Федорович… — попросила и тут же закашлялась, покраснев от стыда — почему-то это прозвучало ужасно неприлично. — Вы очень напряжены… гипноз не сработает, пока вы не расслабитесь.
Вероятно, оценив двусмысленность предложения, Игнатьев фыркнул.
— И как ты предлагаешь мне расслабиться? Лечь на пол? Или на стол?
Я неловко пожала плечами.
— Можете подвинуть стул к стене и опереть о нее голову, подложив подушку. Или, наоборот — опустите голову вперед, а я вам… массаж сделаю… шейных мышц. Я слышала, это успокаивает… Только надо галстук распустить немного, Андрей Федорович… и первые пару пуговиц рубашки расстегнуть…
Заметив прищуренный, опасный взгляд исподлобья, я испуганно ойкнула. Кто б мне рот заклеил, а? Ну или хотя бы частично заклеил — чтобы я говорила только то, что можно говорить в присутствии деканов дворянских кровей. А не вот это вот всё.
— Не испытывай меня, Сафронова… — процедил Игнатьев сквозь зубы. — Я здесь не для того, чтобы ты в игры со мной играла. Ты ведь не делала массаж своей подружке, правда? Вот и меня оставь в покое.
— Но мне надо, чтобы вы расслабились! — в отчаянии я всплеснула руками. — Иначе ничего не получится, поймите!
— Плохому танцору, помнишь, что мешает? — огрызнулся декан.
Однако же встал, поднял одной рукой тяжелый стул и придвинул его к стене. Повернулся ко мне и расположился на нем, удобно откидываясь головой на стену и расставляя широко ноги. Мой взгляд невольно скользнул вниз — туда, где под ширинкой пряталось то, что мне должно было мешать, если бы оно у меня было.
— Всё? Больше ничего не требуется, мадам гипнотизер? — издевательски спросил декан, к счастью, не заметив моего непристойного внимания его интимным частям тела.
— Не должно… — неловко помявшись, я обошла овальный стол, занимающий всю центральную часть комнаты, и остановилась, не вполне понимая, где во всей этой картине расположиться мне. Поставить перед деканом еще один стул? Но он выше меня, и получится, что мне придется держать цепочку слишком высоко, чтобы она двигалась перед его лицом, а не грудью. Я подозревала, что усыплять этого скептика мне придется гораздо дольше, чем Ренату — не хотелось бы сломаться из-за того, что у меня устала рука.
Может, стоять? Тоже могу устать. Или начну переминаться с ноги на ногу, отвлекать его…
Пришедшее в голову решение было радикальным и таким же неприличным, как и моё предложение сделать декану массаж. Но мне уже было плевать — лишь бы покончить с этим.
Не обращая внимание на изумленный взгляд Игнатьева, я подтянулась на руках, развернулась и уселась попой прямо на стол, точнехонько перед господином деканом.
Если бы он не отодвинулся к стене, я могла бы поставить ноги на край его стула — воон туда, прямо между его широко расставленными ногами. Вероятно, подумав о том же, он отпрянул, явно желая еще больше от меня отодвинуться.
Делая вид, что самоуверенность — моё второе имя, я закинула ногу на ногу, поерзала, устраиваясь поудобнее и оправляя юбку — чтобы не так сильно сверкать коленками — и подняла руку с часами на цепочке, начиная мерно ими покачивать. Вместе с этим увеличила звук на телефоне Киры, позволяя завораживающей, тихой музыке, перемежающейся со звуками леса, заполнить комнату.
И начала, стараясь не смотреть ему в глаза.
— П-положите руки на колени, Андрей Федорович… Теперь прикройте глаза, но не закрывайте их пока — следите за медальоном… Вот так, отлично… А теперь представьте, как у вас расслабляются ноги… сначала пальцы ног… потом ступни… — я говорила медленным, мягким голосом, стараясь, чтобы мой голос лился вместе с мелодией, повторяя ее интонации и волны. — Следите за медальоном… представьте, что в нем центр вашей вселенной… и ничего нет во всем мире, кроме вас и него… и моего голоса… Ваши руки расслабляются… тяжелеют… вам хочется сесть поудобнее…
По началу я немного стеснялась, заикалась даже. А потом, неожиданно для самой себя, вошла во вкус. Решила даже не подглядывать больше в инструкции — до того понравилось импровизировать.
— Теперь отвлекитесь от медальона, Андрей Федорович… — спустя какое-то время предложила. — Нет, продолжайте следить за ним, но смотрите как бы… сквозь него…
— Сквозь него — ты, — неожиданно прокомментировал он чуть замедленным, почти без интонаций голосом, послушно глядя куда-то перед собой.
Я покраснела и поежилась, отлично представив, какую именно часть моего тела он видит через покачивающийся маятник. Хорошо еще, что я не сняла свитер, иначе бы только и думала о своем декольте у него перед глазами.
— Я знаю, Андрей Федорович. Старайтесь смотреть и сквозь меня тоже, — мягко проинструктировала. — Представьте, что перед вами… ну, допустим, река. Медленная, широкая… ленивая… вся в туманной дымке…
— Ока, наверное… — произнес он всё тем же заторможенным голосом, и я чуть не поперхнулась, заметив, что его глаза подернулись поволокой. Неужели работает?! Хотя, по идее, он должен засыпать, а не разговаривать со мной.
— Может, и Ока… — растерянно поддакнула я. — Вы там жили? На Оке?
— Бабушка дачу снимала в деревне… я к ней приезжал… на лето… Дом был на самом краю деревни, над рекой… еще в конце огорода там баня была… Мы с дедом по субботам, после бани на лавке сидели и смотрели на воду… он еще пиво пил… — Игнатьев вдруг мечтательно улыбнулся, словно воочию увидел сейчас картину из далекого детства, где он маленький, укутанный после бани во взрослый халат сидит рядом с дедом в предвечерней дымке и слушает как трещат сверчки в высокой траве да квакают лягушки в заводях.
И всё это он рассказывает мне! Мне! Его самой ненавидимой студентке на факультете! Охренеть… просто охренеть…
Но почему же он не спит, черт бы его побрал?!
Да потому что ты ввела его в транс, а не усыпила! — дошло до меня наконец. Потому что вела его не к тому, чтобы он закрывал глаза и засыпал, а заставила что-то там представлять вместо медальона!
И что теперь? Сидеть тут и слушать, как он своих бабушек и дедушек вспоминает?
А если начнет какие-нибудь интимные подробности своей жизни рассказывать? А потом еще и вспомнит об этом, Боже упаси?
Ну уж нет! К такому сценарию я не была готова! Как это ни здорово, что у меня всё же получилось загипнотизировать самого декана, но нужно было брать процесс в свои руки — пока он не стал неуправляемым.
— Андрей Федорович… — тихо позвала я, не прекращая покачивать перед его глазами медальон.
— Да, Сафронова? — отозвался он, давая мне понять, что хоть и в трансе, но прекрасно понимает, кто перед ним.
Плохо дело. Он мне этого не простит… Даже того, что уже сказал — не простит! Будет думать, что я его обкурила чем-нибудь, заставила так себя вести… внушила что-нибудь под психотропами, пользуясь состоянием измененного сознания…
Стоп. От осенившей меня гениальной мысли, я чуть не подскочила.
А отчего бы и не внушить, если уж он и так подозревает во всех грехах? Только то, что мне нужно, а не то, куда ведут его воспоминания. Попробовать, во всяком случае…
— Андрей Федорович, я бы хотела попросить у вас кое-что, — как можно более вкрадчивым голосом вновь обратилась я к погруженному в транс декану, не отводящему взгляда от какой-то точки в середине движения медальона.
— Слушаю тебя, Сафронова… — протянул он.
— Я бы хотела, чтобы вы забыли об этой нашей встрече… Просто стерли ее из памяти… Хорошо?
— Хорошо… — голос его всё более становился монотонным, похожим на голос робота, когда им озвучивают видео из Ютуба.
Ободренная, я продолжила.
— Запомните — вы не видели ни меня, ни спящую Ренату Ерохину, ни всех этих принадлежностей на столе… Не разговаривали со мной сегодня, не предложили себя загипнотизировать… Ничего этого не было, совсем и никогда… А вот что с вами произошло на самом деле произошло — вы пришли сюда один, увидели пустую комнату, в которой сели проверять экзамены. Потом вы случайно уснули, потому что очень устали сегодня… Вы ведь устали, Андрей Федорович, правда?
— Правда… — согласился он, всё больше прикрывая глаза, словно и в самом деле собирался уснуть.
Я решила использовать эту возможность и добить его.
— О да… вы очень и очень устали… Ваши глаза закрываются, веки тяжелеют… Вы хотите только одного — спать… И сейчас вы уснете… и будете спать до тех пор, пока ваш телефон не зазвонит. У вас ведь включён звук на телефоне, Андрей Федорович?
Окончательно закрыв глаза и склонив голову на бок, он промычал в ответ что-то неразборчивое. Я решила принять это за «да». В конце концов он сам уверял меня, что гипнотический сон неопасен — когда это касалось Ренаты. Вот теперь пускай на себе испытает — опасен или нет.
А мне пора было убегать отсюда.
Ощущая себя мышкой, снующей вокруг спящего льва, я быстро собрала все наши вещи, открыла дверь в коридор, выставила их наружу. Потом подкралась к Ренате и подхватила ее под руку, дергая вверх, на себя. Разбудить окончательно я собиралась ее в другом месте — подальше от логова усыпленного мной зверя.
Вытащив волочащую ноги подругу из комнаты, я аккуратно усадила ее между двумя книжными полками и быстро вернулась — оглядеться, задвинуть лишние стулья за стол — так, будто на них никто не сидел — и убедиться, что я не оставила никаких улик.
Всё было в порядке, всё так, как и должно быть в комнате для семинаров. Кроме одного — высокого, темноволосого мужчины, уснувшего на стуле у стены. Который при моем приближении шевельнулся, втянул носом воздух… и отчетливо пробормотал, поворачивая голову с одного бока на другой.
— Стой, Сафронова… Немедленно вернись и… поцелуй меня… иначе… будешь отчислена…