Несмотря на позднее время, остаток того злополучного дня тянулся, словно нагретая резина и, казалось, никогда не закончится. Сначала был штурм бандитского притона, во время которого мы с Андреем и Ренатой сидели в полицейском уазике. Потом Ренату увезли в ближайшую больницу на следственный медосмотр, а за ней следом — пострадавших от пикапа, влетевшего в ворота. Потом — допрос свидетелей, на котором мы с облегчением выяснили, что никто из охранников Бориса не погиб, так что обвинения о непреднамеренном убийстве нам бояться нечего. В любом случае, как пообещал адвокат Андрея, у него, скорее всего, получилось бы приравнять наезд к попытке спасения жертв похищения — чем, собственно, оно и было.
После того, как закончились стандартные для раскрытия преступления процедуры, начались… нестандартные. А именно — оказалось, что у пойманного на человеческом траффике мафиозо в инвалидной коляске — совершенно неуправляемое и обсессивное желание немедленно уехать в Южную Америку. До такой степени неуправляемое, что он даже пытался ползти в сторону аэропорта, выскочив из своей коляски! Пришлось увезти Бориса на принудительное психиатрическое обследование.
Дальше больше — в кабинете у Бориса обнаружилась мать Игнатьева! Разумеется, я успела рассказать ему всё, что произошло, и он немедленно включил мать в список похищенных, ради которых и ворвался на территории притона. Всё-таки, какая бы она ни была — мать есть мать, и я прекрасно понимала, почему для него невозможно просто передать ее в руки полицейских как соучастницу преступления. И не стала с этим бороться — во-первых, учитывая всё, что я ей внушила, она теперь для меня совершенно неопасна. Во-вторых — я еще пользу с нее поимею, выспрашивая всё, что мне нужно про ее сыночка. Врать-то она теперь мне не сможет!
Киру обнаружили, как Рената и говорила, в подвале — в компании троих здоровенных качков, которые даже не слышали ничего из того, что происходило наверху. Их, в буквальном смысле поймали на Кире без штанов. Как Андрею рассказывал потом знакомый следователь, у мужчин был хороший шанс выйти сухими из воды, поскольку доказать изнасилование будет непросто — Кира вела себя с ними совершенно привольно, стонала, подставлялась, сама разводила ноги руками и с таким увлечением делала минет сразу двоим, что хоть на порнхаб запись выставляй!
О да, ее еще и на камеру снимали! Хотели просто так, на память, но видео попало в руки следствия, и теперь у троих мужчин, затащивших Кирочку в подвал, было просто замечательное доказательство полового акта по согласию.
Как бывшая подруга будет с этим бороться, будет совершенно непонятно.
Впрочем, ее судьба меня больше не интересовала — в отличие от Ренаты, она прекрасно осознавала, что делала, когда сдавала меня этим ублюдкам. Ей, оказывается неплохой куш пообещали за то, чтобы заманила меня на эту гребанную дачу… И ей еще повезло, что живой осталась. В отличие, от Славчика, который похоже, расплатился за всех сразу самым кардинальным образом. И искать его будут еще долго — где он закопан, знали только двое, и оба они сейчас лежали в больничке с черепно-мозговой травмой. Неизвестно вообще, вспомнят ли они, где труп.
Хотелось бы, конечно, понять, отчего меня так возненавидела лучшая подруга… Для чего толкнула меня тогда на приеме? Зачем хотела, чтобы Игнатьев от меня отвернулся, опоив анти-феромоном? Ревновала? Или просто завидовала?
Но в данный момент меня больше волновал другой вопрос, и этот вопрос был не к Кире, а к Андрею.
— Как ты узнал, куда меня увезли? — провернувшись в пассажирском сиденье его машины, я уставилась на моего любимого обожающим взглядом. Уже светало, и его профиль в мягком розовом свете восходящего света казался мне нереально красивым.
— Потом покажу… — устало ответил он, вздыхая и заводя мотор.
Хоть мне и не терпелось, я решила не доставать его — и так он сегодня напереживался за меня. Однако, этой формулировкой он меня удивил. Что значит, он мне покажет? Покажет, почему знал, где меня искать? Как это понять?
Пришлось отложить расспросы на более спокойное время.
Выехали мы в сторону дома уже утром, отправив мать с двумя адвокатами в снятый ей номер. Отмазать ее от допроса Андрею не удалось, и перед тем, как она попадет сегодня домой, пройдет еще несколько часов.
— По крайней мере, ты добился того, что она будет идти по этому делу как свидетель, — успокаивала его я, радуясь, что приказала Селене говорить правду только мне и Андрею, а не всем подряд. Иначе, поехала бы маман в места не столь отдаленные.
— Нет. Она будет идти как покупатель, случайно заехавший за дозой, — морщась, словно от зубной боли, он качал головой, уже представляя себе скандал, который разразится где-то там, в кругах, недоступных мне, простой смертной.
Однако, мы оба понимали, что сядь мать в тюрьму — как партнер известного наркобарона — скандал будет еще хуже. И, возможно, отразится на самом Игнатьеве.
Вероятно, он думал о том же самом, потому что с каждым преодоленным километром, его лицо становилось всё более отстраненным и задумчивым. Размышляет, небось, как пострадает его репутация от всего этого. И за мамашу переживает — исподтишка подглядывая за ним, с горечью понимала я.
Надо же — только что обнимал меня так, что ребра трещали, а теперь и думать о моем спасении забыл! Сидит хмурый, насупился весь… Будто его мамаша — важнее всего, что со мной только что произошло…
Хотя, если разобраться, если бы Селена не приказала похитить меня, я была бы уже мертва. Либо мертва душой, изнасилованная целой кодлой посторонних мужиков.
Ладно, пусть попереживает — сменила я гнев на милость. Хоть его мать и сучка, каких свет не видывал…
Приехали мы, когда уже совсем рассвело. Прекрасный сад заполнился мягким утренним светом, птицы, как и вчера, наперебой приветствовали нас иззарослей прекрасного сада.
Боже, неужели я теперь тоже здесь живу? Неужели я буду выходить сюда каждое утро и, закрыв глаза, впитывать все эти запахи и звуки?
— Идём, — позвал меня Андрей с крыльца. — Я хочу закрыть тебя в этом доме на неделю, чтобы ты больше не вляпывалась ни в какие передряги.
— А как же Дубай? — улыбаясь, спросила я.
— Придется отложить. У нас с тобой подписка о невыезде, если ты помнишь.
Я вдруг на физическом уровне почувствовала, как я счастлива — с головы до ног пробрало сладкой негой, в которой фантазии прекрасного будущего соревновались с радостями осязаемого настоящего.
Какая разница, где я? Главное с ним рядом!
Боясь, что что-нибудь еще помешает, я рванула к дому, с разбегу запрыгивая Игнатьеву на бедра, заставляя его отступить на шаг и охнуть от неожиданности.
— Хорошо… что я не голый, — прохрипел он, слегка подбрасывая меня для удобства.
— Сейчас будешь, — пообещала я ему.
Целуясь, мы ввалились в дом. Раздевая друг друга на ходу, кое-как преодолели холл, нижнюю гостиную, библиотеку с высокими, как в церкви, окнами… Поняв, что не дойдем до спальни, начали срывать друг с друга последнюю одежду прямо тут…
И тут, уже почти голая, я остановилась, зацепившись взглядом за одну из картин на стене. А, точнее, фотографию — старую, явно сделанную еще в восьмидесятых.
Я уже видела эту фотографию — молодая мать Андрея с недовольным видом видит на диване, в окружении каких-то веселых сверстников. Вокруг — оформленная и обставленная под старину гостиная какого-то большого дома. Что-то новое открылось мне при повторном взгляде на эту фотографию, что-то, на что я не обращала внимания вчера…
Поняв, в чем дело, я ахнула и побледнела. Это же тот самый притон, куда меня похитили бандиты! Дом, который Селена делила с наркобароном Борисом!
Так вот как Андрей понял, где меня искать! Он знал этот дом!
— Я понятия не имел, что мать нашла его и выкупила для своих делишек, — уставившись на ту же фотографию, задумчиво отозвался Андрей. — Она всегда ненавидела этот дом. Потому и устроила там черт знает что, как только вернулась в Россию… Не знаю, что меня побудило проверить и его тоже, когда я искал тебя. Наверное, интуиция… Или высшие силы.
Я громко глотнула.
— А что… что это за дом?
Он долго молчал, прежде, чем ответить, и наконец, прочистив горло, ответил:
— Это дом моего отца, Алина. Я помню его, потому что… я там родился.
— О… — не зная, что и ответить, я замолчала, наблюдая за ним со стороны. Как же всё у них сложно, у этих дворян… Как запутанно и беспросветно. И как жаль, что он не может иметь детей — новая кровь этому клубку змей не помешала…
А может, еще получится? Может, есть средства? Это ведь он раньше детей не хотел, когда его никто не любил? Зачем тебе потомство, когда собственная мать относится к тебе как к выгодному приобретению? Тут веру в людей потеряешь, не то что, в будущее для собственных детей…
— Я помню, что ты мне сказала, — уж совсем неожиданно выдал вдруг Андрей, не поворачивая ко мне головы. — Под гипнозом.
Я замерла, втянув от неожиданности голову в плечи. Я уже поняла, что он всё вспомнил — когда звонил предупредить меня о Кире. Вроде бы уже тогда стало ясно, что он не злится на меня и бояться мне особо нечего…
Так отчего же сердце снова превратилось в дрожащий, готовый выпрыгнуть из груди комочек? Что он может сказать мне такого, от чего я захочу заплакать.
— Если ты не против, я тебе… потом отвечу. Когда буду готов.
Боже, так он о моем признании… У меня закружилась от волнения голова. Не надо мне ничего отвечать, я и так всё вижу! Глотая слёзы, я дернулась всем телом к нему, обнимая его за талию и вжимаясь лицом в грудь.
И закончилось всё после этого не-признания именно так, как и должно было — счастливыми слезами, поцелуями и судорожными, голодными объятьями обнаженных тел. И ночью, полной вздохов и стонов, и всё новых и новых признаний. И обещаний. И покойного, усталого сна под трескотню дров в камине — когда и жарко, и не хочется расцепляться и расползаться по разные стороны кровати…
В Дубай мы поехали только через две недели, в самый разгар туристического сезона, на каникулах. И не просто так поехали, а в медовый месяц, отыграв роскошную свадьбу прямо на кампусе, с разрешения ректора — который неожиданно, после нашей индивидуальной встречи и сеанса гипнотерапии, оказался вполне себе лояльным и доброжелательным. Еще и зарплату своему обожаемому декану поднял чуть ли ни в два раза — ему ведь теперь еще и жену содержать, не правда ли?
О да, я решила использовать свои волшебные часы-луковицу еще один раз. Не могла же я позволить, чтобы мой муж в разгар своей карьеры оказался безработным, из-за того, что последовал за своим сердцем и женился на студентке?
Всё было прекрасно, волшебно и замечательно. А дети? Ну что ж… детей можно и усыновить — решила я. Чего не сделаешь ради любимого мужчины…