21

Оля

Сан-Франциско, прошлое

Она не знала, как назвать то, что происходило между нею и Брэндоном. Роман? Флирт? Дружба? Но что-то ведь определённо происходило, она не накручивала себя и не придумывала…

Тогда, на Фишерманс Уорф, их уединение нарушили Джуди и Бет, освободившиеся после школьного собрания и присоединившиеся к Брэндону и Оле за ланчем. Сестра позвонила ему и выяснила, в каком ресторане они находятся.

Оля умело спрятала своё разочарование. Затем — когда девчонки подъехали — она так же мастерски скрыла внезапно вспыхнувшую по отношению к Бет ревность: ей вдруг показалось, что та отчаянно кокетничает с Брэндоном и строит ему глазки. А он отвечал ей вполне приветливо и дружелюбно, рассказывая об учёбе в университете, шутил и улыбался, и Оля готова была умереть. Ей эгоистично хотелось, чтобы все его улыбки и взгляды доставались только ей одной…

В тот же вечер Брэндон уехал — вернулся на съёмную квартиру недалеко от университета, пора было приниматься за учёбу. Оля тоже продолжила своё обучение в старшей школе вместе с Джуди, но у неё теперь появилась своя маленькая тайна: каждый день Брэндон присылал ей сообщения. Ничего криминального, что намекало бы на его романтический настрой, в этих коротких посланиях не было (“Доброе утро!”, “Спокойной ночи”, “Как дела в школе?”), однако он писал их регулярно. Даже Джуди заметила, что Оля стала постоянно висеть в телефоне — значительно дольше и чаще, чем обычно.

В первый же уик-энд Брэндон снова приехал к родителям, чем вызвал шок у родных. Особенно недоумевала Джуди.

— Да мы тебя раньше месяцами не видели!!! — возопила она, завидев старшего братца на пороге отчего дома. — Что стряслось? А, стой-ка, я поняла — ты, наверное, в Ольгу влюбился, да? Ради неё и приехал, признавайся?!

Оля похолодела, прежде чем сообразила, что Джуди всего лишь прикалывается в свойственной ей манере.

— А разве в неё можно не влюбиться? — весело отшутился Брэндон, подмигнув Оле. У неё же попросту отнялся язык. Она не могла даже в шутку рассуждать на такие темы, слишком для неё всё было… серьёзно, слишком по-настоящему. В первый раз.

Его приезды по выходным стали регулярным событием — вскоре родные даже перестали удивляться. Оля обожала вечера пятницы, когда Брэндон появлялся дома, и ненавидела воскресенья, когда ему неизменно нужно было возвращаться к себе.

С Олей он вёл себя по-прежнему предельно корректно и предупредительно, но продолжал смущать её красноречивыми взглядами, которые она ловила исподтишка, или словно нечаянными мимолётными прикосновениями, когда они сталкивались в дверях или на лестнице. Во время семейных завтраков, обедов и ужинов — будь то домашняя трапеза или вылазка в ресторан — он как-то естественно, будто случайно, всегда оказывался за столом рядом с Олей. Их локти, колени и бёдра соприкасались, заставляя её краснеть и утыкаться в свою тарелку, а он продолжал невозмутимо травить вслух какую-нибудь медицинскую байку из своей студенческой жизни, потешая родню. Выдержки ему было явно не занимать…

А ночью перед сном он писал Оле из своей комнаты что-нибудь этакое, вгоняющее её в смущение и трепет.

“Тебе безумно идёт то голубое платье, которое ты надевала сегодня в ресторан…”

Или:

“Ты не представляешь, как действуешь на меня, когда распускаешь волосы!”

А то и вовсе:

“Я просто с ума схожу, когда думаю, что ты рядом, в соседней комнате…”

Она читала эти сообщения под одеялом, улыбаясь до ушей и чувствуя себя влюблённой, глупой и невероятно счастливой.

Тем временем дела в школе шли своим чередом — то есть нормально.

Оля довольно быстро привыкла и освоилась на новом месте. Если в первые дни она ещё вела себя как робкая зашуганная девятиклассница из числа “freshmen”, то уже через пару недель ощущала себя так же свободно и раскованно, как и подобает двенадцатикласснице из “seniors”.*

Джуди, конечно, здорово помогала ей поначалу. Поддерживала морально, всюду таскала Олю за собой, знакомила со школьными активистами, лидерами и звёздами, давала советы, с кем следует заводить приятельские отношения, а с кем не стоит — в старшей школе была своя иерархия. Однажды Джуди строго отчитала Олю, увидев, что та болтает в столовой с Хью Мёрфи из девятого класса: девятиклассники не котировались в High School, их даже не приглашали на вечеринки, поскольку они находились на одной ступени с “лузерами” и “ботанами”.

Среди преподавательского состава было очень много весьма эксцентричных личностей. К примеру, учитель геометрии заставлял всех опоздавших отжиматься от пола, а учитель физкультуры за каждую победу в спортивном состязании дарил команде или ученику коробку зелёного чая.

Для педагогов, в отличие от школьников, не существовало дресс-кода, поэтому одевались они кто во что горазд, чаще всего в классические джинсы (нередко рваные) и фуболки. Манера учителей сидеть прямо на столе, а также закидывать на него ноги не была кинематографическим преувеличением или клише — они действительно регулярно это делали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Старшеклассники обращались к учителям исключительно по фамилии с приставкой “мисс”, “миссис” или “мистер”, зачастую даже не зная их имён. Что касается учителей, то они обычно называли учеников просто по фамилии, так что Оля для них была в основном “Krasnova”. В целом все преподаватели были с ней довольно милы и с готовностью шли навстречу, относясь к её иностранному происхождению с пониманием и не особо загружая поначалу. Впрочем, в школьной программе для двенадцатого класса для Оли не оказалось ничего сложного. Несмотря на то, что учителя очень любили поболтать на уроках на отвлечённые темы, материал они преподавали хорошо. Если что-то оставалось непонятым, никто никогда не говорил ученику: “Надо было лучше слушать!” — а просто спокойно и терпеливо объяснял сначала. В крайнем случае можно было остаться после уроков и ещё раз спросить.

Занятия начинались в половине восьмого утра и заканчивались в половине третьего. Перемены длились пять минут, обеденный перерыв — сорок. Уроки назывались классами; помимо обязательных для всех классов (таких, как английский, история, математика, химия, физика и биология), были ещё предметы на выбор: журналистика, публичные выступления, писательское творчество, искусство (рисование, вокал, оркестр, театр, фотодело). На физкультуре каждый сам выбирал, что ему больше по душе: йога, аэробика, командные виды спорта или качалка.

Из иностранных языков Оля остановилась на испанском, поскольку французским и так владела довольно сносно благодаря занятиям с репетитором в России, а китайский или японский, которые также предлагала High School, были ей без надобности. Зато после первых же классов испанского она с радостью осознала, что начинает понимать разговоры латиноамериканцев в магазинах и кафе.

Она с детства привыкла к такому ритму обучения, потому в США всё давалось ей относительно легко. Тем удивительнее было слышать жалобы одноклассников на дикую загруженность, усталость и отсутствие свободного времени. Сама она никогда не жаловалась. Учёба в Америке казалась ей практически курортом… А прошлая жизнь осталась далёким туманным кошмаром, о возвращении в который ей пока не хотелось даже думать.

Отчим, конечно, регулярно звонил по видеосвязи и требовал детального отчёта об её успехах. Оля послушно отчитывалась: перечисляла классы, на которые записалась, и оценки, которые получила, а также рассказывала о школьных порядках, собраниях и внеклассных занятиях. Отчим жадно шарил по её лицу испытывающим взглядом, и Оля едва сдерживалась, чтобы не вытереться ладонью, словно смахивая с лица назойливую букашку. Она старалась гнать от себя воспоминания о последней ночи в России перед отъездом — иначе её сразу же начинало мутить. Рука отчима под её пижамой… и угрожающий шёпот: “Когда ты вернёшься, я лично проверю, как ты себя там вела”.

Мама же звонила совсем редко — просто узнать, как дела. Учёба дочери её не особо заботила. Гораздо живее она интересовалась, как приняла Олю хост-семья, но здесь тоже не на что было пожаловаться, всё было практически идеально.

— Вообще-то за приём иностранных детей всем этим семьям выплачивают деньги, — снисходительно заметила как-то мама. — Понятно, что они должны тебе руки целовать…

Олю почему-то это ужасно разозлило. Её так и подмывало сказать, что она получает от Сандерсов столько любви, внимания и заботы, сколько никогда не получала в родном доме… однако вместо этого холодно ответила:

— Ты путаешь, мама. Деньги платят хост-семьям в Европе. В Америке единственные плюшки, которые они получают — это некоторые налоговые привилегии. Представляешь, люди иногда могут быть добры к тебе просто так!

— Ладно-ладно, — примирительно сказала мама, — не заводись. Я рада, если это семейство тебе действительно искренне симпатизирует.

А кое-кто из семейства, хотелось верить Оле, симпатизировал ей гораздо сильнее остальных…

___________________________

* Freshmen (первачки-свежачки), sophomores (второкурсники), juniors (юниоры) и seniors (старички) — градация учащихся старшей американской школы с 9-го по 12-й классы.

Загрузка...