Город на берегу неба

46

Оля

Сан-Франциско, наше время

Никогда ещё она так часто и много не плакала, никогда не чувствовала себя настолько потерянной и запутавшейся, как сейчас.

К счастью, Лейла укатила в Монтану к родственникам, так что Оле как минимум не приходилось скрывать от неё зарёванное распухшее лицо, подавлять ночные вхлипывания в подушку и стесняться покрасневших глаз и носа — можно было рыдать сколько душе угодно, хоть до всемирного потопа… чем Оля и занималась вот уже почти неделю.

Рус по её расчётам должен был уже вернуться в Москву, и осознание этой информации оглушало, опустошало и выбивало почву из-под ног. Она не думала, что без него ей будет так плохо. С тех пор, как этот парень возник в её размеренной и устоявшейся жизни, всё в ней пошло наперекосяк…

А может быть, Оля просто сама себя обманывала. Ничегошеньки у неё не было — тем более размеренного и устоявшегося, она всегда ходила над пропастью, но была словно в каком-то полусне. И тут появился он… красивый и благородный, точно принц из сказки, Оля и не знала, что такие парни существуют на самом деле. После первого любовного разочарования с Брэндоном Оля думала, что никогда уже не сможет влюбиться так же искренне и страстно. Но Рус… перед ним просто невозможно было устоять.

Она боялась. Боялась того, что их отношения зайдут слишком далеко — и одновременно того, что они не зайдут. С первого дня их знакомства Оля не знала, чего ей хочется больше — чтобы Рус поцеловал её или чтобы он никогда этого не делал. Чтобы он полюбил её — полюбил по-настоящему! — или наоборот, чтобы не вздумал слишком-то увлекаться… Оля совершенно запуталась в себе и своих чувствах. Она надеялась, что, убежав от Руса, потихоньку вернёт свою жизнь в привычную колею и всё пойдёт по-прежнему, но… как оно могло идти по-прежнему, если в сердце образовалась огромная дыра, которую отныне невозможно было ничем и никем заполнить?!

Иногда она даже начинала робко думать о том, что возвращение в Россию — ну, в общем-то… не такая уж бредовая идея. И в самом деле, почему нет? Вот только как она будет искать там Руса, она же практически ничего о нём не знает… А ещё… стоило лишь на секундочку вообразить себе змеиный взгляд отчима — и её ледяными пальцами хватал за горло знакомый липкий страх, не позволяя дышать. Заслуживал ли Рус таких проблем и таких комплексов, которые роились в её голове, точно дикие пчёлы?!

Может быть, ей всё же стоило признаться ему в любви. Открыть свои карты… и неважно, что ждало бы её в ответ, пусть даже насмешки или холодное равнодушие — а скорее всего, именно так оно и было бы. Оле казалось, что она не заслуживает того, чтобы её любили. Да нет, тут же говорила она себе, Рус ни за что не стал бы над ней смеяться, и равнодушным к ней он тоже не был, пусть не любил — но и до безразличия там было ой-ой-ой как далеко, ну не могла она ошибаться на этот счёт… Или могла?! Но фразу “я не люблю тебя” от Руса она бы просто не вынесла. Её бы это добило.

Хорошо, что Лейла пустила её пожить к себе. Оле необходимо было побыть в одиночестве, чтобы разложить мысли по полочкам. И в то же время… это одиночество внезапно придавило её так, что иногда хотелось выть и скулить в голос.

Даже город, обожаемый Сан-Франциско, всегда бывший ей другом и союзником, внезапно перестал действовать как успокоительное. Оля заставляла себя гулять по любимым прежде местам, приходила на берег океана на рассвете и вглядывалась в густой туман, ощущая себя то ли на земле, то ли на небе среди облаков… но утешения ей это не приносило. Она вспоминала, как они с Русом обнимались рано утром на пляже после того, как благополучно удрали от облавы в баре… как ели суп с моллюсками на пирсе… Рус был везде — в воспоминаниях, снах и мечтах, и она не знала, как от него избавиться, на что отвлечься.

Работы не было. Лейла сказала, что их бар скорее всего лишат лицензии и закроют. Конечно, она не бросила бы Олю в беде и рано или поздно обязательно помогла бы ей подыскать новое место, но… без соответствующих документов вряд ли можно было рассчитывать на завидную должность. Впрочем, в Олином ли положении следовало выбирать и прицениваться? Устроиться на первое попавшееся место: хоть гулять с собачками, хоть мыть полы и туалеты на заправках, она была на всё готова. Ну, кроме проституции и наркотиков, конечно.

В один из вечеров Олино отчаяние дошло до того, что она отправилась в караоке-бар и напелась там до хрипоты, снова и снова выбирая песню R.E.M. “Everybody Hurts”.

If you feel like you're alone, no, no, no, you are not alone.

If you're on your own in this life, the days and nights are long,

When you think you've had too much of this life to hang on.

Well, everybody hurts sometimes,

Everybody cries. And everybody hurts sometimes.

And everybody hurts sometimes. So, hold on, hold on…*

Что удивительно, ей даже стало немного легче.

— Крошка, у тебя отличный голос! — заявил какой-то парень после того, как Оля вернулась к барной стойке и залпом выпила заказанный ранее коктейль.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Отвали, — коротко отозвалась она.

— Вообще-то я знаменитый продюсер, знаешь? Я мог бы заняться твоей карьерой… если ты будешь со мной чуть поласковей и понежней, — парень даже не пытался быть хотя бы мало-мальски убедительным, и Оля лишь скорчила гримасу. Любые попытки (а особенно такие примитивные) флиртовать с ней, заигрывать, говорить комплименты вызывали только досаду и тошноту.

Она расплатилась за выпивку и, подхватив сумочку, собралась покинуть бар. Наверное, пора было вылезать из хандры, вытаскивать себя за уши, за волосы… и продолжать жить. А что ей ещё оставалось?

Выпила она немного, но почему-то, добравшись до дома, долго не могла отыскать в сумке ключ, а затем — вставить его в замочную скважину. Руки слегка подрагивали, а затылок неприятно холодило, словно кто-то буравил её тяжёлым взглядом за спиной. Оля даже несколько раз обернулась по дороге, чтобы убедиться, что ей просто показалось.

Но вот, наконец, дверь открылась. Оля поспешно включила свет, чтобы квартира не казалась такой тёмной, незнакомой и пугающе-зловещей, но не успела она сделать и шага в помещение, как рот ей зажала чья-то жёсткая ладонь, а вкрадчивый и до отвращения знакомый голос прошептал прямо в ухо, обдавая жарким дыханием:

— Ну здравствуй, дорогая.

___________________________

* Песня 1992 года. Перевод приведённых выше строк:

“Если чувствуешь, что совсем один — нет, нет, нет, ты не одинок.

Если ты сам по себе в этой жизни, дни и ночи тянутся так долго,

Если думаешь, что сыт по горло и не хочешь продолжать жить дальше…

Что ж, всем иногда бывает больно

И все плачут.

Поэтому держись, держись…”