Грехи

Глава 13

«С вами Рикки Блю из великолепного весеннего Сент-Джоуна, штат Миссури. Некоторые из вас могли слышать мои программы раньше, в последние пять лет я вела передачи из Бостона. Программа, которую я буду вести для вас ежедневно с понедельника по пятницу, будет построена так же. Позвольте мне рассказать вам о ней.

Каждый день я буду предлагать вам определенную тему – важный вопрос, которому будет посвящена вся неделя. Я буду высказывать свою точку зрения, представлять мнения других, а потом обсуждать вместе с вами.

Например, сегодня мы поговорим о Сент-Джоуне, поговорим о тех событиях, которые произошли здесь десять лет назад. Некоторые из вас вспоминают, о чем я говорю. Разгул убийств в 1985 году. Шестеро были жестоко убиты человеком, который, я убеждена, жил в Сент-Джоуне».

Следующие пятнадцать минут радиозвезда подробно описывала убийство каждой из жертв, цитируя газетные статьи и заявления, сделанные шерифом А.Р.Уиткомом и Уорреном Хэтчем, впоследствии ставшим прокурором. Когда подошло время рекламной паузы, лоб Рикки был мокрым от пота, а горло пересохло. Она покинула свою кабину, чтобы глотнуть воды, и столкнулась с шерифом, выходившим из-за угла.

– Ты делаешь ошибку, – сказан он ей без всякого предисловия.

– Я делаю то, что должна делать, шериф, – ответила она жестко, но потом, смягчившись, улыбнулась: – Я не забыла, как вы были добры ко мне, когда погибли мои родители. По правде говоря, эта единственная причина, по которой я не корю вас слишком сурово за неудачу в поисках убийцы. Но, шериф, я дала обещание. Я сказала, что, если вы не найдете его, это сделаю я. У меня есть доступ к убийце через эфир, и я собираюсь этим воспользоваться.

– Единственное, что ты можешь сделать, мисс, это взбудоражить всех в округе Сент-Джоун и подвергнуть себя по-настоящему серьезной опасности. Я не стану сидеть сложа руки и не позволю тебе сделать это.

Рикки долго и внимательно смотрела на него, потом повернулась к своей помощнице и жестом попросила ее дать сводку погоды, а затем снова обратилась к Скутеру.

– Боюсь, черт побери, это не в ваших силах. Я владелец радиостанции, и пока не сделаю чего-то, что нарушит мою лицензию, я могу говорить о чем пожелаю. Мне гарантировано такое право первым пунктом. – Ее голос был так же холоден, как и стальной блеск ее голубых глаз, но она была профессионалом, обладающим даром убеждения. Немного помедлив, она подарила Скутеру еще одну мимолетную улыбку и смягчила тон. – Вот что я вам скажу. Почему бы нам не работать сообща вместо того, чтобы воевать друг с другом?

Шериф с досадой вздохнул, снял шляпу и пригладил седые волосы на затылке.

– Проклятие, девочка, здесь не над чем работать. Я сделал все возможное, чтобы разыскать негодяя, который убил твоих маму и папу, но так и не нашел ничего, что давалобы ключ к разгадке. Прошло десять лет.

– Пойдемте со мной на передачу прямо сейчас, шериф, – попросила Рикки настойчиво, но с откровенной долей заискивания в голосе. – Позвольте мне взять у вас интервью, а потом мы включим телефоны. Если кто-то что-нибудь видел, мы поможем им вспомнить это, вместе – вы и я.

– Ты добьешься только одного – что кто-нибудь начнет выслеживать тебя.

– Если это произойдет, шериф, я обещаю, что буду готова.

– Ты говоришь круто, но я знаю тебя, девочка, знал, когда ты еще не была…

– Я уже не та, поверьте мне.

«Нет, – подумал он, – я не считаю, что ты та же. А вот убийца, по всей вероятности, остался тем же». Однако через полминуты он сидел в радиокабине с новой городской знаменитостью.

– В эфире снова Сент-Джоун. Мы вернулись, я говорю «мы», потому что сейчас со мной в студии шериф Уитком, любимец Сент-Джоуна. Он согласился присоединиться ко мне на следующие сорок пять минут, чтобы рассказать, что он знает о преступлениях, совершенных против шести граждан Сент-Джоуна, и потом помочь мне ответить на ваши звонки. – Она засмеялась; чуть приглушенно и интригующе. – Линии уже раскалены, но я попрошу вас подождать несколько минут, пока я поговорю с шерифом Уиткомом, а потом мы послушаем вас. Шериф, это правда, что тот, кто совершал жестокие убийства весной восемьдесят пятого, брал у каждой своей жертвы сувенир?

– Проклятие!

Снова тот же смех:

– Осторожно, шериф, мы в эфире.

Он покраснел.

– Извините. Я только хотел сказать, что это закрытая информация, которую мы никогда не обнародовали. Я не думаю, что ты вправе выносить ее на обсуждение.

– А как считаешь ты, Сент-Джоун? Прошло десять лет. Шериф признался мне до того как мы вышли в эфир, что у него нет идей по поводу того, кто убийца. Не думаете ли вы, что ему следует поделиться с вами всем, что он знает?

– Да, мадам, это во многом верно. Но мы не знаем ответа на этот вопрос, и я не понимаю, какой смысл говорить об этом.

– Может, в этом и, нет смысла, но, с другой стороны, какой от этого вред? Итак, шериф, я собиралась описать слушателям одно убийство, за другим, но каждый раз вы были там, почему бы вам самому не рассказать о них, начиная с убийства Банни Эпперсон.

– О чем, по-твоему, я должен рассказывать? – Ему стало не по себе.

– Обо всем, что помните. Начните с даты и времени. Расскажите, как был убит каждый. Проведите нас через ту непосредственную работу по расследованию, которую выполняли вы и ваш департамент.

Шериф с трудом сглотнул. Проклятие, как он дал втянуть себя в это?

В течение следующих десяти минут Рикки с беспристрастным спокойствием делала заметки, пока он не дошел до убийства Линды и Лоуренса Кэссиди. Но она заставила себя продолжать делать записи, и только дрожащие руки выдавали ее состояние. Когда он закончил, настала ее очередь взять микрофон.

– Благодарю вас, шериф. Теперь у меня есть к вам несколько вопросов. Например, вы сказали нам, что мотивы преступления в каждом из этих убийств разные. Это ведь необычно, правда?

– Ну конечно! Именно потому мы не были уверены, что это один и тот же человек.

– Но то, что он забирал ботинок у каждой жертвы, связывает их вместе. Ведь это так?

– Да, – нехотя признал он.

Рикки удовлетворенно улыбнулась – улыбка ее была победной.

– Значит, теперь вы признаете, что важно было поделиться с людьми тайной сувениров нашего убийцы. Большинство из них, вероятно, даже не подозревали, что все убийства связаны с одной личностью. Ведь это так и есть?

– Наверное, так, – согласился он.

– Мы сделаем перерыв для короткого обзора последних событий, а потом снова вернемся к тебе, Сент-Джоуи. – Она откинулась на спинку стула и занялась своим гостем. – Спасибо, шериф.

– Не думаю, что ты станешь благодарить меня, когда этот подонок придет за тобой, мисси.

– О, вы не понимаете, шериф. Я заставляю его сделать это, потому что ищу его.

– Ладно, не думаю, что ты получишь большую поддержку. Люди здесь любят, чтобы все было спокойно. Ты всех будоражишь, наносишь ущерб туризму, толкаешь на подозрения соседей, сводишь людей с ума.

– Я здесь не для того, чтобы выиграть конкурс популярности и на этом успокоиться, и я не испытываю особо дружеских чувств к достопочтенным жителям Сент-Джоуна.

Шериф Уитком уже открыл было рот, чтобы ответить, но Рикки подняла палец, призывая к тишине, щелкнула парой выключателей и снова вышла в эфир.

– Люди, мы снова с вами. Для тех, кто только что включил свои приемники, сообщаю, что мы беседуем с шерифом А.Р.Уиткомом об убийствах, которые произошли здесь, в Сент-Джоуне, десять лет назад. – Она сделала короткую паузу. – Почему бы нам не ответить на несколько звонков, шериф? Здравствуйте, вы в эфире.

– Меня зовут Марта Фелдер. Я очень хорошо помню убийства, но мне кажется, шериф прав. Зачем вы будоражите снова все это, молодая леди? Вы хотите, чтобы опять убивали добрых людей? Разве не ужасно, что и так убито шесть человек?

Рикки равнодушно отнеслась к предположению, что может вызвать еще одну волну убийств, – она этото ожидала.

– Позвольте задать вам вопрос, Марта. Неужели вас не пугает, что кто-то, с кем вы, возможно, хорошо знакомы, убил этих людей и продолжает жить здесь, в Сент-Джоуне? Не понимаю, как вы спите по ночам, зная это?

– Мы не уверены, что это был кто-то из Сент-Джоуна, – возразила Марта. – За последние десять лет здесь не было никаких убийств, во всяком случае, подобных. Больше похоже, что тогда убивал какой-то ненормальный турист.

Рикки улыбнулась:

– Спасибо вам, Марта, вы просто дали мне ключ к тому, чтобы сообщить самую важную информацию. На самом деле, – продолжала Рикки, – я абсолютно точно знаю, что это был кто-то из Сент-Джоуна. Позвольте рассказать вам, откуда мне это известно. Во время убийств я жила в Сент-Джоуне. Я лично в некоторой степени причастна к расследованию убийств. Моими родителями были Линда и Лоуренс Кэссиди. – Она слышала, как почти одновременно со Скутером Уиткомом тяжело вздохнула и Марта. Рикки отключила телефонную линию и бросила на шерифа взгляд, ясно приказывающий не вмешиваться. – Да, люди, это было мое детство, мне было всего восемнадцать, и я была слишком юная и наивная, чтобы понимать, что нельзя доверять всем только потому, что они называют себя друзьями. У меня была масса так называемых друзей, но в ту весну я сблизилась с компанией ребят, которым доверяла больше, чем следовало. Точно так же, как все вы, мы обсуждали убийства. Некоторые из вас, возможно, помнят, что мои родители были писателями. Так вот, в то время моя мать занималась сбором материала, необходимого для книги, а доктор Грант помогал ей. У него был ряд соображений относительно убийств, и я упомянула об этом в разговоре со своими ближайшими друзьями. В ту же ночь доктор Грант был убит, его застрелили в собственной кухне. Все должно было выглядеть так, словно доктор спугнул грабителя. Но убийца совершил ошибку, он прихватил сувенир – один из ботинок доктора. Ведь это так, шериф?

– Да, – невнятно буркнул шериф и затем под ее осуждающим взглядом громко повторил: – Да.

– Итак, я даже не думала о том, что рассказала в ту ночь, еще долго не думала. Но на следующей неделе я нечаянно подслушала разговор родителей об убийстве доктора Гранта. Они были убеждены, что его убил тот же самый человек, и упомянули, что доктор Грант даже набросал образ убийцы. Он обсуждал его с моей матерью и признался, что составил список возможных подозреваемых. Я обещала никому ничего не рассказывать, но в тот же вечер поделилась со своими закадычными друзьями. Четырьмя часами позже мои родители были мертвы. Совпадение? Ни в коем случае,- Теперь руки Рикки так сильно дрожали, что она была вынуждена вцепиться в пульт управления. – Фактически, я знаю, что один из тех семерых моих друзей, моих ближайших друзей детства, убил моих родителей и остальных. Я не знаю, с кем они могли поделиться тем, что услышали, в ту ночь от девяти до часа? Я не имею права называть вам в эфире их имена, но я прошу вас, моих слушателей, подумать о тех убийствах, обо всех шести. Шериф Уитком назвал вам даты и вероятное время каждого убийства. Любой из вас мог что-то видеть, на что тогда не обратил внимания. Позвоните мне, если хоть что-нибудь вспомните, это может помочь.

После этого телефоны пришли в неистовство. Звонили не потому, что вспомнили что-то, но всем хотелось высказаться о том, благоразумно ли по прошествии стольких лет выносить все это в эфир. Голоса разделились почти поровну.

Когда наступило время новостей, Скутер, покидая студию, не смог удержаться от предупреждения:

– Теперь ты все взбаламутила, мисси, так что прикрывай свой маленький симпатичный зад.

– Не беспокойтесь, шериф, я не надеюсь, что вы позаботитесь об этом.

Он вспыхнул и побагровел от макушки до козырька «стетсона».

– Это не оскорбление, – мягко рассмеялась она, – во всяком случае, я этого не хотела. Я всего лишь хотела сказать, что научилась рассчитывать только на саму себя.

– Должно быть, ты ужасно одинока, – заметил он недобро.

– Жизнь полна неприятных неожиданностей, но у этого есть и обратная сторона: меня теперь не так легко обидеть.

– Вот-вот, похоже, что как раз этого ты и добиваешься – чтобы тебя обидели.

После его ухода Рикки вернулась в студию, закрыла дверь и снова надела наушники. Внезапно она почувствовала усталость. Очная ставка, которую она провела слишком напористо, лишила ее сил. Но удовлетворение от того, что призвала убийцу к ответу – а она ни минуты не сомневалась, что сделала именно это, – стоило усилий. Полная решимости, она нажала кнопку и снова вышла в эфир, но первый же телефонный звонок чуть не выбил почву у нее из-под ног.

– Почему вы все время говорите о своих родных и всех остальных и ни слова не сказали о моей маленькой девочке, которую ровно три года назад похитили из нашего собственного двора? – спросила женщина. – Или это не так важно, шериф?

– О, шериф уже ушел, но я еще здесь. Почему бы вам не рассказать об этом мне?

Рикки слушала полный горечи рассказ женщины о дочери, которой было восемь лет и которую похитили, очевидно, с целью выкупа, когда она играла одна у себя во дворе. Она чувствовала горе женщины, ее боль и гнев, сострадала ей, но не знала, чем помочь. Это не имело отношения к убийствам, ради которых она вернулась. Она тяжело вздохнула, когда плачущая женщина закончила свое повествование.

– Вы делаете именно то, что нужно, миссис Мэрфи. Рассказывайте об этом, не давайте людям забыть, заставляйте их думать об этом. Может быть, кто-то вспомнит что-нибудь, о чем прежде не задумывался. – Рикки отключила линию.

Ее помощница подала записку:

«На четвертой линии странный звонок. Шепот».

Рикки нажала кнопку:

– Здравствуйте, я Рикки Блю. Говорите, вы в эфире.

Голос, приветствовавший, ее, был скрипучим и тихим. Действительно шепот, как ее и предупредили.

– Ты не нужна нам здесь, Эрика.

Рикки вздрогнула. Очевидно, это был кто-то, знавший ее прежде. Но кто?

– Мне очень жаль, что вы так считаете, – ответила она.

– Возвращайся в Бостон, нам не нужны здесь чужаки.

– Я вас знаю? – спросила Рикки.

– Я знаю тебя, этого достаточно. Тебя и таких, как ты.

– Каких «таких»? – засмеялась Рикки.

– Бесстыжих, грязных, вызывающе демонстрирующих себя в этих порнографических журналах. Мы добропорядочные, скромные люди, – продолжал скрипучий шепот.

Рикки почувствовала, что покрылась «гусиной кожей», но заставила себя говорить спокойным тоном:

– Значит, вы видели фото на обложке. Хорошо. Позвольте мне объяснить остальным слушателям, о чем речь. Тот, кто звонит, намекает на фото на обложке «Плеймейтс мэгэзин», для которого я позировала. Имеется в виду январский номер, на случай, если кто-то из вас не в курсе. Я послала экземпляры журнала нескольким своим друзьям детства здесь, в Сент-Джоуне. Я подумала, что это подходящий способ объявить о своем возвращении в места моего детства. Это художественные фотографии, но я на них голая. Существовала причина, по которой я согласилась опубликовать эти снимки. Они символизируют, каким был мой отъезд, отражают мой страх и неспособность встретить лицом к лицу ужас последней недели пребывания в Сент-Джоуне. Я хотела заявить, что освободилась от прошлого, которое преследовало меня до тех пор, пока я не объявила о своем возвращении таким символическим способом. – Рикки снова обратилась к звонившему. – Вы один из моих друзей, получивший дарственный экземпляр?

На другом конце осторожно положили трубку.

– Ну что ж, это было интересно. Давайте еще послушаем звонки. Здравствуйте, вы в эфире.

Следующие десять звонков были вполне предсказуемы – люди выражали свои мнения. Рикки слушала, возражала или благодарила звонившего или звонившую за поддержку. Когда часы показали, что конец передачи близок, она почти с облегчением нагнулась к микрофону.

– Итак, боюсь, пришло время вернуть вас к прозе окружающей жизни, к вашим обычным развлечениям. Было весело и интересно, но, главное, заставило задуматься. Это то, что я хочу делать для вас каждый день, давать пищу для размышлений. Способность мыслить – самое ценное качество, так давайте пользоваться им. С вами Рикки Блю. Я вернулась в родные места, и я здесь, чтобы общаться с вами. Встретимся завтра.

Следующие несколько часов Рикки провела в своем кабинете на радиостанции. Она оплатила счета, приняла участие в совещании, устроенном директором службы радионовостей, встретилась с коллегами – ведущими передач. Но она была совершенно опустошена. Дебют на радио в родном городе ничем не отличался от ее работы в Бостоне… кроме одного – она коснулась личных проблем, но этого было достаточно, чтобы измотать ее. Было почти пять, когда ока взяла сумку и сказала своей помощнице:

– Я ухожу.

– Вы выглядите усталой. – Люси Фишер, покачав головой и поцокав языком, встала из-за стола и подошла к своей новой начальнице. – Однако программа того стоит, по-моему, сегодня вы были великолепны. Многие из нас очень волновались, узнав, что вы купили радиостанцию, но, думаю, сегодня вы получили единодушное признание.

– Спасибо, – поблагодарила Рикки, перекидывая сумку через плечо, – увидимся утром.

Заходящее солнце было ярче обычного, и, выйдя из здания, Рикки несколько раз быстро моргнула. Несмотря на усталость, она почувствовала поддержку в скупой похвале Люси. Она все еще размышляла об этом, когда внезапно почувствовала чье-то прикосновение к руке. Она вздрогнула и чуть не вскрикнула от неожиданности.

– О Боже, Джуниор, ты отнял у меня наверное, лет десять жизни.

– А теперь не так страшно, а? – сказал он скорее шутливо, чем с вызовом.

Рикки засмеялась:

– Я на самом деле уже готова была продемонстрировать на тебе искусство каратэ.

– Да? Какой же у тебя пояс?

– Черный, но я рада, что это ты. Иначе от меня потребовались бы большие усилия, а я совсем устала. – Она улыбнулась ему. – Ну, как ты?

– Как раз получил изрядный нагоняй.

– От меня, – сказала Рикки скорее утвердительно, чем вопросительно, направляясь к своему «чероки»

– Черт знает что! Я тоже среди тех, кого ты назвала в эфире своими друзьями детства, и мне совсем не нравится быть подозреваемым.

– Ты получил мое приглашение на обед завтра вечером? – нетерпеливо, перебила его Рикки.

– Да, даже пошёл и взял напрокат один из этих смокингов. Но теперь, когда я знаю, что ты думаешь о нас, не уверен, что приду. Сомневаюсь, что кто-нибудь явится, зная, что ты собираешься выяснять, кто из нас убил твоих родителей.

В этот момент они подошли к ее машине. Она вставила ключ, открыла дверцу, бросила сумку на переднее сиденье и только тогда ответила.

– Это тебе решать. Но я считаю так, Джуниор: если тогда вы действительно были моими друзьями, вы захотите прийти отпраздновать со мной мое возвращение. – Рикки села и, взявшись за руль, снова взглянула на Джуниора. – Конечно, если тебе есть, что скрывать, тогда, полагаю, совсем другое дело, верно?

По дороге домой ее мысли были поглощены коротким разговором с Джуниором Уиткомом. Из тех восьми молодых людей Джуниор был единственным, кто всегда всех веселил, он был у них клоуном. За десять лет он не очень изменился, разве что, как подозревала Рикки, теперь не так часто шутил. Она не могла с уверенностью сказать, что именно заставило ее так подумать, по потом до нее дошло. Его глаза – в них был намек на тайну.

Странно обнаружить, что юноша, всегда такой открытый, готовый пошутить и посмеяться над собой, растворился во взрослом человеке. Внешне он тоже изменился… В нем никогда не было ничего особенного – средний вес, рост пять футов и восемь, а может быть, девять дюймов, юношеские прыщи, оставившие на лице свои отметины, светло-каштановые волосы, преждевременно поредевшие. Но физические избиения, как она заметила, были не так значительны, как метафизические: мрачно искривленный рот, сгорбленные плечи, шаркающая походка и взгляд, который ни разу прямо не встретился с ее взглядом. Из всех… кроме Боу и Кэрри, ей, пожалуй, ненавистней всего было считать подозреваемым его. Она вспомнила, что даже в детстве ей трудно было смириться с фактом, что клоуны не всегда были теми, кем казались, – счастливыми, простодушными носителями веселья.

Время приближалось к шести часам, когда ее автомобиль свернул в подъездную аллею. Пора было перехватить что-нибудь легкое на обед, а потом просмотреть заметки, сделанные во время сегодняшней передачи, и подготовиться к завтрашней программе. Но какое-то смутное беспокойство не покидало ее. Бросив ключи и сумку на кухонный стол, она через несколько секунд снова вышла из дома, решив прогуляться по берегу. Задержавшись на террасе, она взглянула на юг, на рыбацкую хижину внизу. Не заметно, чтобы там кто-то был. Все же, подумала она, ей следует вести себя осторожно и пойти в противоположном направлении.

Первые минут десять она шла бодрым шагом, но в лучах заходящего солнца и под аккомпанемент звуков пробуждающейся ночи – кваканья лягушек, стрекотанья цикад и отдаленное уханья совы – она замедлила шаг. Сельская природа, которую она почти забыла за десятилетнее отсутствие, постепенно освободила ее от дневного напряжения.

Завернув за излучину, она увидела на берегу озера, неподалеку от кабинки для переодевания, двух любовников, целующихся, очевидно, на прощание. Рикки остановилась, не желая вторгаться в чужую жизнь, но и не в силах отвести взгляда.

Сцена была великолепна, ее можно было использовать в рекламе или на одной из поздравительных открыток, которые становились все популярней. Он – смуглый, мускулистый, босой; одетый в джинсы и тенниску, она – белокурая, в пастельно-голубом открытом платье с широкой юбкой, которую трепал и развевал ветерок. Ее руки обвились вокруг его шеи – одна лежала на затылке, другая зарылась в спадающие до плеч почти черные волосы. И как фон – волшебная страна: сосны, кизил, дикие цветы и искрящееся голубое озеро. Рикки почувствовала, как в ней шевельнулась зависть, – эти двое так касались друг друга, что было понятно, эти ласки – апофеоз любви.

Гигантский дуб надежно скрывал Рикки, и она театральным жестом похлопала по массивному стволу дерева.

– Держу пари, за свои годы ты много раз был свидетелем таких сцен, не правда ли?

Она вздохнула и тихонько посмеялась над собой – она разговаривала с деревом. Может быть, и не так серьезно, как разговаривала сама с собой или с родителями, но почти так же. Размышляя об этом, она вспомнила свое обещание позвонить Киту при первой же возможности, но даже не удосужилась проверить, выполнила ли телефонная компания обещание подключить сегодня телефон. Сумерки быстро опускались на долину, и Рикки решила, что ей следует возвратиться домой, но в этот момент любовники разъединились и женщина отошла от мужчины. Рикки смогла разглядеть женщину внимательно и резко хмыкнула от удивления. Кэрри? Но этого не могло быть, Кэрри замужем за Бретом, а этот мужчина, определенно, не был белокурым священником.

Рикки, наморщив лоб, смотрела, как женщина уселась в небольшой черный автомобиль, стоявший на обочине дороги, и, сделав крутой разворот, исчезла.

Брет и Кэрри развелись? Нет, это невозможно, она прочла бы об этом. И кто этот темноволосый мужчина, которого она так страстно целовала и так откровенно касалась?

Любопытство сгубило кошку, но Рикки решила, что стоит рискнуть.

Осторожно и мягко ступая, Рикки приблизилась к кабинке – она и вправду не хотела подкрадываться, но и не желала признаваться в том, что подсматривает. Второй раз за этот день она вздрогнула и чуть не вскрикнула, когда мужчина, которого она только что видела, появился из темноты на дорожке прямо перед ней. Его глаза стали круглыми от изумления.

– Эрика?

– Дэнни? Дэнни Лайтнер?

Он засмеялся:

– Я слышал, что кто-то идет, но никак не ожидал, что это ты окажешься тут через миллион лет. Конечно, я слышал, что ты вернулась…

– Да еще в твой собственный огород, верно?

– Да, примерно так.

– Прости, я не собиралась пугать тебя. – Она совсем не хотела быть заподозренной и чувствовала, как ее лицо загорелось от стыда.

Дэнни, должно быть, это тоже бросилось в глаза, потому что он вдруг странно посмотрел на нее.

– Не поздновато ли для прогулки, а? Ты живешь далеко отсюда? Я отвезу тебя.

– О нет, в этом нет необходимости, я живу на озере, всего в паре миль отсюда. – Рикки уже повернулась, направляясь к дому.

– Эрика, подожди! Позволь мне отвезти тебя. У нас будет возможность вспомнить прошлое. Сколько лет прошло? Десять?

– Почти. Хорошо, – она пожала плечами, – можешь подвезти меня, но только если зайдёшь выпить пива.

В кабине его пикапа Рикки больше не могла сдержать своего любопытства.

– Дэнни, когда я уезжала из Сент-Джоуна, тебя не было, ты учился на священника…

Он взглянул на нее, а потом снова перевел взгляд на дорогу.

– Ты видела Кэрри, верно?

– Да.

– Ну, я не священник, так что, полагаю, все только наполовину хуже, чем кажется.

Рикки ждала.

– Я не дал последнего обета, Эрика…

– Я теперь Рикки, Дэнни. – Она усмехнулась, как бы извиняясь. – Прости, я не собиралась прерывать тебя, продолжай.

– Я думал, что могу стать священником, но это была мечта моей мамы, а не моя. Мне же всегда хотелось быть писателем. Я даже думал, что смогу совмещать одно с другим, но я не мог отдать свое сердце целиком Церкви, как обязан был сделать. Я вернулся домой летом, после… после твоего отъезда. – Он снова покосился на нее. – Мне действительно очень жаль твоих родителей, Рикки. – Он покачал головой, тряхнув при этом длинными волосами. – То, что говорят о тебе, неправдоподобно, Рикки, ты никогда не была такой. Ты всегда была очень красивой и такой женственной.

Она рассмеялась и даже покраснела от смущения.

– Не думала, что ты вообще замечал это, – поддразнила она.

– Кто же мог не заметить? Я обычно наблюдал за тобой и Кэрри, куда бы вы ни шли.

– Я польщена, – честно призналась она, а потом вспомнила, как Кэрри обычно отзывалась о нем: «Наверное, он гомик, он никогда не смотрит на девушек».

– Моя мама искренне расстроилась, когда я вернулся домой, но она превратила мою жизнь в настоящий ад. Я уехал, получил работу на заправочной станции в Джефф-Сити и закончил колледж. Свою первую книгу я продал в год его окончания.

– Но это великолепно, – сказала она, одновременно указывая, где свернуть. – Что ты пишешь? У тебя есть псевдоним? Я никогда не видела книг Дэнни Лайтнера. – Но тут она вспомнила несколько газетных статей о местном авторе. – Погоди! Д.А.Лайт. Верно?

– Верно. Откуда ты знаешь?

Она сказала, что следила за местными новостями по газетам.

– Но я никогда не связывала это имя с тобой. Мне это и в голову не могло прийти. Я думала, ты давным-давно стал священнослужителем.

– Кэрри работала внештатным сотрудником в «Бэннер» – она брала у меня интервью, когда моя вторая книга стала бестселлером, а потом еще раз, примерно год назад, когда я праздновал свою первую публикацию в «Нью-Йорк Таймс». Мы стали встречаться как друзья, никто из нас не стремился зайти далеко… Однажды я сказал ей правду – что я люблю ее. Вероятно, это не привела ее в восторг – она заплакала. Мы сидели в библиотеке, делая вид, что работаем, хотя уже несколько раз в неделю встречались просто, чтобы поболтать. – Он поставил пикап на стоянку за ее «чероки» и выключил двигатель. – Предложение выпить пива еще остается в силе?

– Конечно, пойдем. Но предупреждаю, – сказала она, открывая дверцу машины, – у меня еще не было времени навести порядок, тебе придется расчищать место, чтобы сесть.

Через несколько минут они вошли в дом, она протянула ему банку пенистого пива «Бад Лайт» и кивком пригласила в гостиную, где уселась на диван, а он расположился в кресле напротив.

– Итак, продолжай. Ты сказал, что любишь ее, и она заплакала. Что ты предпринял?

– Я увел ее оттуда. Помнишь Ванду Мей, которая работала в библиотеке практически с того момента, как был заложен первый камень здания? Величайшая сплетница в этих краях. Я решил, что, увидев Кэрри в таком состоянии, она в ту же секунду позвонит ее матери. Как бы там ни было, я привез ее к себе домой. Я ничего не хотел от нее, клянусь Богом, я только хотел, чтобы она знала о моем чувстве. Кроме того, я отдавал себе отчет, что она замужем, и был осведомлен о ее предубеждении против католиков.

– Тогда почему она не разведется?

– Видишь ли, Рикки, ты же знаешь Кэрри и должна помнить, как для нее важно, что о ней думают люди. Я понимаю, это не самое лучшее качество, но это часть ее, и я его принимаю.

– Очевидно, она несчастлива в своем замужестве с Бретом, иначе она не влюбилась бы в тебя.

– С Бретом нелегко жить, он строгий и требовательный, и порой мне кажется, что она боится его.

– Значит, ты просто довольствовался тем, что был возле нее.

– Стоп, я вовсе не сказал, что довольствовался этим. Иногда мы спорили по этому поводу, но она начинала плакать, а я не мог спокойно смотреть на ее страдание.

– Но ты, должно быть, понял, что у Кэрри никогда не хватит мужества оставить его, – признайся себе в этом. Ее всегда слишком беспокоило, что думают о ней другие.

– Теперь ты не слишком высокого мнения о ней, да? Мне больно это слышать. Я помню, как вы с ней были близки. – Он поставил пиво на край стола, наклонился иперед и зажал руки между колен. – Ты знаешь, она все еще рассказывает о тебе. Однажды она даже сказала, что ей хотелось бы, чтобы ты была здесь, ты бы знала, как помочь ей уйти от Брета. Она сказала, что у тебя хватило бы мужества.

Рикки отвернулась и смотрела в опустившуюся наконец темноту.

– Она сказала тебе, почему я вернулась? – спросила она, все еще отводя взгляд.

– Она сказала, что ты затеваешь охоту на ведьм. Но, по-моему, не считает это злом. Ее легко напугать, и, думаю, она боится, что ты можешь найти нечто, хотя она никогда об этом много не говорила.

Рикки ответила не сразу.

– Она думает, что Брет мог убить моих родителей? – спросила она наконец.

– Да нет же, Боже правый! Она больше не любит его, Рикки. Конечно, она в некотором смысле боится его, но совсем не по этой причине. Она боится, что он призовет на нее гнев Божий или, еще хуже, гнев ее матери, если узнает о нас. – При последних словах он засмеялся, но Рикки понимала, что он говорил серьезно.

– Похоже, ситуация не сулит победы, и мне очень жаль, Дэнни, я тоже любила ее.

– В прошедшем времени?

Она усмехнулась – ее усмешка была полна сожаления.

– В моей жизни нет ни настоящего, ни будущего времени и не будет, пока за мной стоит прошлое, пока я не дознаюсь, кто убил моих родителей и остальных. – Она слабо улыбнулась ему. – Весьма прискорбно, что у обеих девочек, которые так надеялись преуспеть и жизни, не осуществились их планы, да?

Он встал, пересек комнату, помог ей встать на ноги и обнял.

– Я, возможно, не могу быть священником, Эрика Кэссиди, но я хороший слушатель и, надеюсь, еще лучший друг. Если тебе что-нибудь понадобится, приходи, я буду с тобой.

Рикки тайком смахнула слезу и высвободилась из его рук.

– Сейчас, вероятно, это не самое безопасное… Быть моим другом, я хочу сказать.

Он улыбнулся широкой теплой улыбкой:

– Вот этим мы с Кэрри и не похожи, дорогая. Мне наплевать на осторожность.

– Думаю, Кэрри повезло, что у нее есть ты, Дэнни.

– Думаю, ей бы еще больше повезло, если бы к ней вернулась ее лучшая подруга.

– Может быть, так и будет, когда все останется позади.

Положив руку ей на плечи, он повел ее к двери, и они молча вышли на террасу. Он еще раз крепко обнял ее и поцеловал в лоб.

– Надеюсь, для тебя все будет позади очень скоро.

Она смотрела, как он спустился по ступенькам и уехал. Но, повернувшись к дому, увидела Боу, стоявшего, внизу у коттеджа. Он просто стоял там, облокотившись о подоконник, и шутливо просалютовал ей, подняв руку.

Она слегка вздернула подбородок и улыбнулась, прежде чем войти в дом. Она понимала, что, вероятно, для него эта сцена выглядела чертовски скверно. На самом деле она была рада, что он, вопреки ее желанию, неверно истолковал объятие, которому был свидетелем. Может, теперь он оставит ее в покое. Он не должен знать, что Дэнни принадлежит не ей, а Кэрри, а у Рикки Блю никого нет.