Грехи

Глава 2

Проспектом называли узкую улицу длиной около мили, на которой находились магазины новинок и сувениров, закусочные, где готовили простейшие блюда, лавки с карнавальными костюмами, игральные заведения, пункты проката грузовых автомобилей и лодок. Один весьма недурной ресторан и три бара. Молодежь, жившая у озера, обычно собиралась в закусочной, где подавали гамбургеры и которую все называли просто «Бане». Из ее небольшого уличного кафе открывался чудесный вид на озеро, имевшее форму подковы. И в этот вечер Боу с Эрикой встретили здесь нескольких своих знакомых.

– Тпру, взгляните-ка на эту крошку! Старому судье Рамси следует объявить вне закона всех симпатичных девочек, а Скутеру арестовать ее, – пошутил Эрон Грант, как только Эрика выбралась из «корвета» Боу.

Девушка не приняла слова парня всерьез и засмеялась, довольная комплиментом. Сегодня у нее не было сомнений по поводу своей внешности – днем она больше двух часов трудилась над прической, а потом потратила еще час, выбирая красивый и подходящий к случаю наряд.

Эрон Грант, несмотря на свой маленький рост – всего пять футов шесть дюймов, – был тем не менее приятным молодым человеком с рыжеватыми волосами, глубоко посаженными карими глазами и неизменной улыбкой. Он слыл страстным любителем флирта и в свои двадцать три года уже имел репутацию бабника. Ходила шутка, что ни одна женщина не будет в безопасности, как только он получит лицензию врача и повесит табличку со своим именем рядом с вывеской отца. Честно говоря, родные считали, что сын будет хорошим помощником отцу в его давно налаженной практике. Старый док Грант, как называли отца Эрона, умел найти мягкий и доброжелательный подход к больному, и было приятно видеть, что Эрон обещал быть таким же.

– Парень, заруби себе на носу – это мое. – Боу положил одну руку Эрике на плечи, а другой изобразил, своеобразное приветствие – сперва он сжал пальцы в кулак, а потом резко выбросил руку вверх и хлопнул ладонью по поднятой в ответ руке. – Как поживаешь дружище? Кого-нибудь уже зарезал?

– Фу как грубо, – сказала Пэмела Сью, подружка Эрона.

– Привет, Пэм, – поздоровалась Эрика с девушкой, о которой знала только то, что они жили в одном квартале.

Пэмела Сью была такого же возраста, как Боу, но в маленьком местечке, в отличие от больших, городов возраст никого не интересовал. Все имущие – к ним относилось около двадцати богатых семейств, владевших почти всем в Сент-Джоуне, – собирались вместе, неимущие делали то же самое, но у них был свой проспект и своя закусочная под названием «Биг Джим»

Из «Банса» вышли Джуниор и его девушка Джейн Мэттерз с пакетами сандвичей и жареного картофеля и снова состоялся обмен приветствиями.

– Давайте, ребята, присоединяйтесь, – пригласил Джуниор, – мы закупили тонну провизии, угощайтесь.

Салли Джейн, невзрачная девятнадцатилетняя девушка с рыжими волосами – не такими огненно-рыжими, как у Эрики, а скорее морковного цвета, – с блеклыми невыразительными глазами и кожей, которую Бог злонамеренно покрыл морем веснушек, была тем не менее одной из самых популярных девушек Сент-Джоуна благодаря собственным достоинствам и своему отцу – самому богатому человеку не только на побережье озера, но и во всем штате Миссури. Как и отец Боу Клеменс Мэттерз занимался недвижимостью, но, в отличие от карьеры Берта Боухэнона, его успех как земельного магната был не удачей и случаем, а наградой за тонкий врожденный ум и непреклонность. В последние десять лет многие несчастные оказывались жертвами экономического спада, и Клеменс со своим нюхом ищейки был всегда там, где появлялась возможность воспользоваться выгодой от чьего-то невезения. Общительный человек с постоянной улыбкой на лице, Клеменс часто хвастался, что мог бы переговорить, перехитрить и переиграть лучшего из лучших. По счастью Салли Джейн природа не обделила отцовскими качествами, и за словом в карман она не лезла, хотя и не унаследовала его беспощадность. Удивительное сочетание генов наградило ее материнской чувствительное тело, совершенно не гармонирующей с ее внешностью Она улыбнулась, и лошадиные зубы и длинная челюсть сделали ее еще некрасивее.

– Привет, Эрика! Господи, ты великолепно выглядишь!

– Так великолепно, что даже не стоит заводить об этом речь. – Рука Боу, которой он жестом собственника все еще обнимал Эрику за плечи, скользнула вниз и остановилась на талии.

– Да, нет на свете справедливости. Некоторые получают больше, чем им положено.

– Беспокойся о себе, – осадил ее Боу.

Салли Джейн сморщила маленький изящный носик – самую привлекательную деталь своего лица – и улыбнулась Джуниору:

– Не могу пожаловаться, Бог дал мне богатого папу и природный инстинкт, подсказывающий, что делать, когда мы оказываемся вдвоем на заднем сиденье автомобиля.

Все рассмеялись, а у Эрики загорелись щеки оттого, что она скорее почувствовала, чем увидела, как Боу смотрит на нее. Догадывается ли он, что она думала об этом в течение всех шести недель со времени их последних встреч?

– Эй, Эрика, а где твоя закадычная подружка? – спросила Салли Джейн. – Я думала, вы неразлучны, как сиамские близнецы.

– Завтра вечером возвращается Брет, и она готовится к его встрече.

Двое гонщиков-рокеров притормозили перед «Бансом», а когда собравшиеся в кафе взглянули в их сторону, поддали газу и пронеслись мимо.

– Боже, они уже появились, – вздохнула Пэм. – Думаю, Скутеру следовало бы на весь этот месяц вывесить знаки «Никаких нарушений». Давайте наслаждаться своей территорией, пока чернь не добралась до города.

– У отца был бы удар, если бы я передал ему твои слова, – сказал Боу, а все остальные поддержали его или кивнули в знак согласия.

Если бы не «озерники», как называли туристов местные жители, Сент-Джоун превратился бы в призрак. Процветание зависело от туризма, особенно процветание Берта Боухэнона, которому принадлежал Бар-Бер-Кин – самый фешенебельный курорт в материковых штатах.

– Даже твой отец не стал бы возражать, чтобы эти бездельники не появлялись здесь еще несколько недель, – сказал Джуниор. – От них одни только неприятности.

Боу покачал головой:

– Нет, они просто шумят.

– Они к тому же еще и скряги, не тратят деньги ни на что, кроме пива, – продолжал настаивать на своем Джуниор, а потом, махнув рукой, добавил: – Но кому какое дело, верно? Живи и жить давай другим – эта мой девиз.

– Да, пока ты не работаешь у своего отца. Потом ты запоешь по-другому. Тогда ты будешь раздавать повестки, а не сидеть здесь с нами, – сказала Салли Джейн, беря его под руку.

– Ну и когда это произойдет? – Эрика подсела за столик к Джуниору и Салли Джейн,

Джуниор протянул ей сандвич и пакетик с жареным картофелем.

– Когда я стану помощником. В понедельник только скрести пальцы, чтобы больше не происходило убийств. Мне не хочется начинать с подобного дела.

– Замечательно. Всего час, как я вышел из дома, и уже снова слышу про убийство, – сказал Брет Пирсон, появляясь из-за угла под руку с Кэрри.

На несколько минут все забыли про сандвичи и гамбургеры и приветствовали пришедших, удивляясь их появлению. Только Салли Джейн тяжело вздыхала в унисон с урчанием ее желудка.

– Он решил сделать мне сюрприз, – пояснила Кэрри, поводя глазами, – вот почему я выгляжу такой неряхой.

– Да, понятно, – подтвердили двое или трое из присутствующих.

Кэрри Энн Робертс никогда не выглядела иначе чем на отлично.

– Садитесь. – Боу сел на бетонную скамейку рядом с Эрикой. – У нас хватит еды, чтобы накормить целую армию.

Пока Кэрри занималась картофелем, Брет обратился к друзьям:

– Так что вы говорили об убийстве?

– Ничего. Джуниор собирается с понедельника начать работать у отца, – пояснила Пэмела Сью, – и надеется, что ему не придется в ближайшее время заниматься расследованием еще одного убийства.

– Почему вас это тревожит? Сент-Джоун – одно из самых некриминальных мест во всей стране, – сказал Брет.

– Был. В прошедшем времени, – отметил Джуниор – Те три убийства в апреле не способствуют спокойствию. И не забывайте о маленькой Дотти Хупер прошлым летом.

– Это совсем другое. Ее убил отец, – уточнила Салли Джейн, набив рот сочным гамбургером.

– Бедная малышка, – вздохнула Кэрри, – всего шесть лет. Ну не зверство ли это? Если бы собаки ее отца не разрыли могилу, никто бы не узнал, что с ней случилось, и была бы еще одна неразгаданная тайна, как те три убийства в апреле.

– Мы, возможно, не узнаем, кто убил Синди и тех двух, но мой отец считает, что они, должно быть, перевозили наркотики или что-то подобное. Они все были друзьями, жили вместе.

– Не знаю, – покачал головой Эрон и, поставив ногу на одну из бетонных скамеек, окружавших стол, вступил в разговор. – Может, они и перевозили наркотики, но Синди, абсолютно точно, их не употребляла. Как сказал отец, он тоже думал, что большинство из тех, кто торгует наркотиками; обязательно сами их употребляют.

Эрика вздрогнула:

– Я совсем забыла, Эрон, что твой отец не только обычный врач, но и эксперт, участвующий в расследовании случаев насильственной смерти. Ты тоже будешь таким?

– Наверное. Когда – или если – он уйдет в отставку.

– А Банни и ее приятель Ропер? Они употребляли? – спросила Эрика.

– По мнению отца, непохоже. Я нечаянно подслушал его разговор со стариком Джуниора после вскрытия трупов. Он сказал; что у них в крови не было никаких следов наркотиков, но это не означает, что они никогда не употребляли их. Синди же была его пациенткой, и он знал, что она чиста.

– Тогда какая тут связь? – спросила Кэрри. Эрон пожал плечами:

– Кто знает? Отец сказал, что Синди приходила к нему на следующий день после убийства Банни и была искренне огорчена.

– Ну, это вполне понятно, – вставил Брет. – Они с Банни были подругами, и, если обе были замешаны в чем-то незаконном, она, вероятно, подозревала, что тоже находится в опасности. Она что-нибудь рассказала доктору Гранту?

Все взгляды выжидательно обратились к Эрону.

– Не знаю. Он не делился со мной. Я услышал только самый конец его разговора со Скутером. Но думаю что нет, если только Скутер, говорил правду о том, что нет никаких ниточек.

Теперь все внимание переключилось на Джуниора, который был занят поглощением сандвича. Он тоже пожал плечами,

– Не смотрите на меня, – сказал он, подхватывая повисший лист салата и запихивая его в рот. Через несколько секунд, проглотив его и запив содовой, он добавил: – Я знаю только то, что читал в газетах, но, думаю, все дорожки ведут в тупик. Я слышал, как отец сказал матери, что, если доктор Грант не вспомнит имя, которое упоминала Синди, мы, возможно, никогда не узнаем, что произошло.

– Какое имя? – в один голос спросили Кэрри и Пэмела Сью – их глаза заблестели нездоровым любопытством.

– Не знаю. Это что, допрос? Тайное расследование? Я больше ничего не слышал, – защищался Скутер,

– Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Эрика. – Перед самым приходом Боу мои родители обсуждали то же самое. Последние шесть недель все только об этом и говорят, а меня от этих разговоров бросает в дрожь.

– Твои родители вставляют убийство в свою книгу? – спросила Салли Джейн.

– Тс-с, – предупредила Кэрри, – книга ее родителей – это табу.

– Ничего подобного! – с неприкрытым раздражением возразила Эрика. – Мне просто не нравится когда им приписывают то, чего нет на самом деле.

– Мы что-то не то сказали? – спросила Салли Джейн.

Эрике совсем не хотелось обсуждать эту проблему она тяжело вздохнула и искоса взглянула на Кэрри:

– Ее мать и некоторые здешние женщины считают, что мои родители собрали в своей книге все сплетни Сент-Джоуна, но ничего подобного…

– Конечно, не все, они отбирали. – Кэрри встала на защиту матери. – Но в основу книги положена жизнь Сент-Джоуна.

– Нет, это не так, – медленно отчеканила Эрика, в ее голубых глазах вспыхнуло раздражение. – Я же объяснила тебе по телефону: книга о выдуманном городе, похожем на Сент-Джоун, и она не имеет никакого отношения ни к вам, ни к вашим семьям.

– Тогда зачем твоя мать пристает с вопросами ко всем и каждому и часами просиживает в библиотеке над хроникой, из старых номеров «Сент-Джоун Бэннер»?

– О Боже! – простонала Эрика, запуская пальцы в свою длинную пышную гриву огненных волос. – Кэрри, ты и вправду начинаешь сводить меня с ума. Я же говорила тебе по телефону сегодня днем, что моя мама просто очень скрупулезна в работе, она изучает колорит типичного маленького городка. Вот и все.

Тон подруги задел за живое Кэрри, в ее темных глазах засверкали злобные огоньки.

– А твоему отцу известно, сколько времени твоя мать проводила в округе Джи с отцом Эрона?

– О-о-о, мяу, – пропищала Салли Джейн.

– Просто разведенному мужчине становится тоскливо жить в уединении на двадцати шести сотнях акров. С тех пор, как десять лет назад они с мамой развелись, с ним рядом не было женщины. – Эрон попытался разрядить обстановку и прекратить спор, в который готовы были кинуться обе девушки.

Теперь Эрика рассердилась по-настоящему. Хотя она и усмехнулась высказыванию Эрона, но не оставила без внимания слова лучшей подруги.

– Я, конечно, проглочу это, Кэрри Энн. Уверена, что твоими устами говорит светский вежливый голос Мэрилу Робертс, дорогуша.

Даже оливковая кожа Кэрри не смогла скрыть ее вспыхнувшего лица. Но прежде чем она нашла ответ Боу встал и потянул за собой Эрику.

– Пойдем, я хочу проехаться с тобой по проспекту, показать тебя, увидишь, эти паршивцы на мотоциклах позеленеют от зависти.

Эрика с благодарностью улыбнулась ему за то, что он нашел выход из неприятной ситуации. Она сразу же пожалела, что передразнивает мать Кэрри, подражая ее подчеркнуто южному протяжному говору, но это произошло раньше, чем она осознала, как говорит.

– Пока, ребята, – сказала она, стараясь не смотреть на подругу, но Брет загородил ей проход.

– Я думаю, Эрика, тебе следует унять гнев своего сердца, ведь Кэрри твоя ближайшая подруга.

– Заткнись, Пирсон. – Боу взял Эрику за руку и повел прочь от компании.

Сделав несколько шагов, Эрика услышала, как оправдывается Кэрри:

– Не знаю, почему она так сердита на мою мать? Ведь это ее мать поставила себя в такое положение, что о ней все говорят.

Эрика резко остановилась, но Боу не дал ей вернуться.

– Пойдем, не позволяй ей втянуть себя в перепалку Она, как попугай, повторяет все за Мэрилу и говорит так о твоей матери только из зависти. – Он посмотрел на нее сверху вниз, и его губы сложились в чувственную полуулыбку. – Ты должна признать, что твоя мама выглядит по-особенному. Если бы она не была замужем, мне пришлось бы сильно призадуматься, с кем из вас я хотел бы встречаться.

Эрика ответила благодарной улыбкой:

– Спасибо тебе.

– Знаешь, давай не пойдем на проспект.

– Что ты задумал?

– Побыть с тобой наедине. За шесть недель у меня разгорелся аппетит. – Заметив ее испуганный косой взгляд, он засмеялся: – Я хочу побольше узнать о тебе. Мне не много удалось выяснить во время наших встреч на весенних каникулах. Я хочу, чтобы ты мне рассказала все.

– Что рассказывать? – Она усмехнулась, чтобы придать себе уверенности. – Мы с тобой десять лет прожили на одной улице, и все это время наши родители были друзьями.

Они вернулись к его автомобилю, Боу открыл ей дверцу, молча сел за руль и повел машину, выбирая, где бы выехать на шоссе. Взглянув на Эрику, он порывисто схватил ее руку и положил себе на колено.

– Тебя кто-нибудь называет Рикки?

– Папа. А что?

– Не знаю. Просто интересно. Я всегда думаю о тебе, как о Рикки. Не возражаешь, если я буду тебя так называть?

– Нет. Мне нравится это имя. Только произноси его правильно: Р-и-к-к-и.

– О, у леди изысканный вкус. Вот я уже и узнал о тебе кое-что. Может быть, на день рождения я подарю тебе удава боа.

Эрика засмеялась:

– Ни в коем случае. К тому же день рождения у меня был две недели назад.

– Ах, я, кажется, помню об этом. – Он отпустил ее руку, чтобы открыть отделение для перчаток на передней панели, и протянул ей маленькую обернутую в фольгу коробочку. – С днем рождения, Рикки!

Эрика с волнением приняла подарок:

– Ты не должен был этого делать.

– Ага, ты еще и скромная.

Она засмеялась и шлепнула его по колену:

– Нет, я не шучу. Ты не должен был этого делать, но я рада, что ты это сделал.

– Как так? Ты же еще не открыла ее.

– Я не хочу открывать ее сейчас.

– Почему? – он вдруг заговорил обиженным тоном маленького мальчика.

– Она моя, а я люблю наслаждаться подарками, растягивать удовольствие. Так делает мой отец, у нас в семье только мама нетерпеливая. «Не заставляйте меня ждать», – говорит она.

– Ладно, поверю этому. Ну, расскажи мне еще что-нибудь о себе. Например, как твое полное имя?

– Только не смейся.

– Почему я должен смеяться?

– Потому, что мое второе имя Блю [1].

Он свернул на боковую дорогу, ведущую к вершине одной из гор Озарка, поднялся до середины, склона, остановил машину и повернулся к девушке.

– В этом нет ничего смешного, – сказал он тихо. – В жизни не видел таких голубых глаз. Знаешь, пожалуй я не буду звать тебя Рикки, я буду звать тебя Блю.

Эрика улыбнулась и опустила глаза на сверточек у себя на коленях – она смущалась, когда он так смотрел на нее. Его черные глаза с длинными ресницами медленно блуждали по ее лицу, однако это ей тоже нравилось:

– А твое имя? – спросила она, играя ремнем с погнутой дужкой, которым он, очевидно, пристегивался. – Почему твои родители назвали тебя Кином?

Она вопросительно взглянула на него и удивилась неожиданному румянцу, покрывшему его лицо. Он был таким красивым, таким уверенным в себе, таким таким, великолепным. Неужели такие, как он, тоже смущаются?

– Не отвечай мне, если не хочешь.

Он пожал плечами, и улыбка, которая так шла ему заняла свое обычное место.

– Ну, в этом нет большого секрета. Черт, ты же знаешь моего старика – практичный, шумный, грубо обточенный.

– Мне нравится твой отец, – вступилась она. Хмурое выражение, появившееся было на его лице, сразу пропало как будто его и не было. Эрика даже засомневалась, не померещилось ли ей это.

– Мне тоже… Он богат – до безобразия богат, – именно это приходит в голову, когда слушаешь, как он сам рассказывает об этом. Но он не был рожден для богатства, как родители Пирсона, Робертс или Мэттерз, и не зарабатывал его – просто получил буквально одним махом. Главное в том, что богатство не изменило его.

– Да, правильно. Но вернемся к тому, как ты получил свое имя.

– Вернемся. Мой отец считал, что было бы великолепно иметь сына, и сказал об этом маме. Вот кто-то из них и решил дать мне имя Кин*.

– Так почему ты всем представляешься как Боу?

– Ты шутишь? Каждому, с кем я знакомлюсь, я должен буду объяснять, откуда у меня такое необычное имя?

Эрика усмехнулась:

– Понимаю тебя. Мое второе имя, во всяком случае, не требует постоянных объяснений.

Боу ничего не сказал и протянул свой мизинец к ее лицу.

– Знаешь, в твоей ямочке на щеке уместится весь кончик моего пальца.

– Перестань. – Она оттолкнула его руку – Ты смущаешь меня.

– Ни за что не поверю. Я знаю, парни говорят тебе это с тех пор, как ты улыбнулась в первый раз.

Она отрицательно качнула головой:

– Ах, прекрати, зачем ты так шутишь? Наверное ты сам говоришь это всем.

– Нет, я мало встречался с девушками.

– Почему?

– Ты забыла, какой маленький город Сент-Джоун. А я, по-моему, довольно заметный, поэтому нужно вести себя осмотрительно.

– Хорошо, но после этого лета, когда ты вернешься на восток, в Гарвард, твой мир расширится. – Она кивнула, как бы подтверждая свои слова. – Забавно, как меняются наши мечты. На Рождество я думала, что не переживу отъезда, а сейчас мне хочется иметь возможность куда-нибудь поехать.

– Куда, например?

– Например, в Нортвестерн, – ответила она после небольшого колебания.

Его лицо озарилось улыбкой, и темные глаза откровенно засветились от удовольствия.

– Так почему бы тебе не сделать этого?

– Не могу. Гарвард – это альма матер моих родителей…

– И они будут сердиться, если ты не поступишь туда, – закончил он за нее.

– О, они наверняка скажут, что я должна делать то что мне хочется, но я знаю, что это их огорчит.

– А Эрика Блю Кэссиди никогда не огорчает своих родителей.

– Нет, если этого молено избежать.

Он нагнулся над приборным щитком, взял ее лицо в свои руки и поцеловал в губы.

– Господи, Блю, какая ты сладкая, – сказал он, отпуская ее через долгое-долгое мгновение. – Когда я увидел тебя в первый раз, тебе было лет восемь-девять не больше.

– Десять, – поправила она, выдавая свой секрет что следила за ним все эти восемь лет. Но сейчас это ее совершенно не заботило.

При этих словах одна его темная бровь приподнялась, но он не стал ни о чем расспрашивать.

– Пусть десять. Я думал: «Это самая красивая девочка на свете». – Он засмеялся и откинулся на сиденье так, чтобы смотреть в ясное летнее небо. – Понимаешь, несмотря на то, что мне было почти четырнадцать, я был ростом чуть больше пяти футов, а ты уже была почти с меня ростом, и я сказал себе, лучше подождать и посмотреть, не превратится ли она в гиганта.

– Ой, перестань, – смеясь, перебила она, – я вовсе не была такой высокой.

– Хм, это еще не самое худшее. Когда я увидел тебя на следующее лето, ты была уже на целых два дюйма выше меня. И я тотчас же поклялся отбросить все мечты о тебе. Моя мужская гордость не могла позволить мне влюбиться в девушку, которая будет возвышаться надо мной, как башня.

– Но сейчас ты на добрых шесть-семь дюймов выше меня.

– Конечно, но это сейчас, а не тогда. Я начал быстро расти только когда мне было около шестнадцати. Все это время я избегал тебя, боясь, что ты растешь быстрее, чем я. Не думаю, что видел тебя хоть раз за три-четыре года, пока тебе не исполнилось шестнадцать.

– Я с родителями ездила сперва в Европу, потом в Азию, в Австралию, каждое лета в новое место. Они обсуждали, не поехать ли на сей раз в Африку или в Южную Америку. Но этой весной у отца был сердечный приступ.

– Да, помню, мама говорила об этом. Ему нужно пройти обследование, но сегодня вечером он выглядел превосходно. Я уверен, все будет хорошо.

– С ним все в порядке, но мама постоянно шумит на него, хочет, чтобы он бросил курить и пить.

– И не выходит, да?

Эрика, смеясь, покачала головой:

– Нет. Курение, говорит он, может вызвать рак, выпивка – свести с ума, а влечение к матери вполне может привести к сердечному приступу. С другой стороны, курение смягчает его, выпивка прочищает мозги, а моя мать наполняет его. Он сказал, что не знает лучшей смерти чем умереть добрым, с ясной головой и удовлетворенным.

– Большего и желать нельзя. Твой отец умный человек.

– Умнейший.

– Согласен!

– Присутствующие исключаются, – засмеялась она.

– Хочешь выйти и посмотреть на озеро с высоты нескольких сотен футов?

– Конечно, но сперва я хочу открыть подарок. – Она аккуратно развязала ленту, развернула бумагу, отдала ему снятую обертку и открыла крышку. У нее перехватило дыхание, когда она заглянула в коробочку. – О Боу…

– Мой студенческий значок, – пояснил он, хотя в этом не было необходимости. – Я не мог решить, что подойдет тебе. Потом подумал, что осенью ты уедешь в Гарвард, и вспомнил об одном подарке, который будет отгонять хищников и напоминать обо мне. Ты будешь носить его, Блю? Будешь постоянно со мной? Я знаю, что прошу слишком многого, потому что у нас не было возможности часто встречаться, но я беспокоюсь о тебе… очень.

Она внимательно рассматривала его лицо, а в горле у нее стоял комок. Боу так красив, еще красивее, чем два года назад, когда она вновь увидела его после возвращения в Сент-Джоун. Он был самым красивым из всех, кого она когда-либо видела. Она использовала любую возможность, чтобы посмотреть на него, и часто подкрадывалась к богатому отелю с тайной надеждой мельком увидеть его на теннисном корте или в тот момент, когда он выполнял поручения отца. Теперь он стал взрослым, его стройное тело возмужало, мускулы вздулись там, где их раньше не было; лицо, прежде более мягкое и округлое, вытянулось, скулы заострились, линия рта стала более твердой и резко очерченной, орлиный нос, который раньше казался слишком длинным для его лица, теперь удивительно гармонировал с полными губами. Только его черные как смоль волосы и глубоко посаженные глаза с длинными ресницами были не подвластны зрелости и времени. И он просил быть с ним, просил обещать не смотреть ни на кого другого и носить его значок. Она едва сдерживалась, чтобы не вскочить на ноги и не завизжать от восторга. Все эти годы она хранила свою сокровенную тайну, ничего не рассказывая даже родителями и Кэрри. Сейчас ей хотелось выскочить из автомобиля и закричать об этом так, чтобы было слышно на все озеро.

Не получив ответа, Боу вздохнул, открыл дверцу автомобиля и вышел, не давая ей возможности произнести то, что разрушило бы надежды, которые он лелеял последние шесть недель. Эрика тоже быстро выбралась из машины. Он стоял у крыла автомобиля и обернулся на звук открывшейся дверцы, готовясь выслушать ее объяснение, но она направилась не к нему, а к обрыву.

– Блю, все о'кей, у тебя нет…

– Эй, слушайте все! – прокричала она, сложив руки рупором. – Слушай, Сент-Джоун! Я дружу с самым замечательным парнем во всех Соединенных Штатах!

Боу обнял ее сзади, поднял на руки и понес прочь от обрыва к большому старому дубу. Прижав ее плечи к стволу дерева, он поцеловал ее долгим страстным поцелуем.

– Ты сумасшедшая, – произнес он хриплым шепотом несколько секунд спустя, – и ты моя.

– Приколи мне его, – попросила Эрика прерывающимся голосом, протягивая ему студенческий значок, – а потом поцелуй меня так же еще раз.

На этот раз он обнял ее и прижался к ней всем телом. Несколько томительных секунд он водил языком по кончикам ее зубов, а потом нашел ее язык. На Эрике была свободная блуза типа мужской рубашки. Девушка обняла юношу за шею, а его руки коснулись талии, и спустя несколько минут его пальцы начали знакомство с нею – двинулись вверх по спине, затем скользнули к животу и, наконец, коснулись груди.

– Можно здесь потрогать? – простонал он, и в ответ она только крепче обняла его шею. И тогда его пальцы проложили путь под эластичную ткань, добравшись до ее полной груди.

– О, Блю, какая ты мягкая, – выдохнул он, не отрываясь от нее.

Потом он стянул вниз ее лифчик и полностью обхватил грудь раскрытыми ладонями. Он ласкал набухшие соски и в это время играл ее языком и покусывал губы. Потом он сжал ей сосок большим и указательным пальцами, и Эрика почувствовала, как будто ее боднул бык, и застонала. Только эта боль, несомненно, была восхитительна. Через несколько секунд она ощутила, как его рука пробирается к застежке джинсов, и тотчас замерла.

– О, не останавливайся сейчас, Блю. Тебе ведь приятно, продолжай двигаться, двигайся, как двигалась раньше, не обращай внимания на мою руку. О Боже Блю, не останавливайся!

Но она остановилась и оттолкнула его.

– Я не могу, – прошептала она и выскользнула из его объятий.

Добежав до автомобиля, она прислонилась к крылу надеясь, что он или останется у дерева, пока к ней вернется самообладание, или пойдет за ней, обнимет ее и скажет, что все было правильно, что он понимает ее.

Но Боу не сделал ни того, ни другого. Вместо этого он подошел к горному карнизу, откуда унес ее десять минут назад. Тяжело дыша и не в состоянии говорить, он положил руки на бедра, согнулся и втягивал огромными глотками успокаивающий его воздух. Придя в себя, он выпрямился и приложил одну руку ко рту.

– Эй, Сент-Джоун! Блю Кэссиди моя девушка! Завидуйте все!