Хитрожопый киборг

ГЛАВА 12

У нас двоих действительно улучшается межвидовое общение. Дни приятно проходят за напряженной работой внутри и снаружи дома.

— Бекки? — зову я, направляясь к крыльцу.

Пако проносится мимо меня и одним прыжком взлетает по ступенькам. Ему повезло, что крыльцо выдерживает его вес.

— РИИИИИ! — кричит он, высоко подняв уши, гордо выпятив губы, когда тоже зовет ее.

Сетчатая дверь с грохотом ударяется о косяк, когда Бекки выходит на крыльцо.

— Кыш, — автоматически говорит она Пако, который, вместо того чтобы подчиниться ее приказу, поворачивает массивную голову и хватает ртом ее юбку. Чтобы усилить впечатление, что у него безграничная склонность к ослячьим выходкам, он дергает ее.

Бекки ахает и пытается вырвать у него подол юбки.

Выглядя довольным, Пако опускает уши, готовясь к предстоящей борьбе. Перенеся вес на задние копыта, на этот раз у него больше силы, когда он снова дергает юбку.

Бекки взвизгивает и скользит вперед.

— ПАКО! — рявкаю я. Может, он и играет, но он способен вывести ее из равновесия и причинить вред ей и нашему головастику.

Чудовище игнорирует меня.

Хотя его холка едва достигает локтя моей пары, он крепок, как вагон, набитый железнодорожными шпалами (и почти такой же тяжелый), и полон решимости сеять хаос. Везде, где его рот касается ткани, остается зеленая травяная пена. Когда она скользит по ее некогда чистой одежде и рукам, Бекки издает крик отчаяния.

Я добираюсь до них. Вздыхая, поднимаюсь по ступенькам и поступаю разумно — поднимаю всю ослиную задницу в воздух, что заставляет его отпустить ее платье.

Он даже издает рев, почти визжа, когда втягивает воздух, и его хвост хлещет из стороны в сторону, шерсть слегка покалывает мою руку.

— Прекрати приставать к моей паре, — строго предупреждаю я его.

Замирая, он издает угрюмый рев.

Решив, что он раскаивается, я надежно ставлю его на четыре копыта. На землю. Где ему и место. Фыркая, он встряхивает пушистой гривой, его ворчание стихает до недовольно звучащего фырканья.

Кривя рот в неохотной улыбке, я глажу его. К моему удивлению, под ладонью его волосы отслаиваются от кожи и сбиваются в комок.

Я смотрю, как он падает на землю.

— О нет…

— Все в порядке, — успокаивает Бекки, точно определяя причину моего беспокойства. — Он линяет. Это случается и с лошадьми, прежде чем наступает летняя жара.

Я моргаю.

— Повтори?

Бекки указывает на Пако.

— С наступлением лета он станет гладким, как шелк.

Мои брови достигли линии роста волос. Я буквально чувствую, как они приподнимают мои волосы.

— Это не лето?

Бекки пытается скрыть гримасу, но я вижу ее.

Я сглатываю.

— Ты хочешь сказать, что солнце приблизится к поверхности планеты?

Одно ее плечо поднимается в неловком пожатии.

— Я думаю, так бывает летом. Так что да.

Переориентируясь, решив игнорировать ужас ее заявления — пока — я возвращаюсь к текущему вопросу. Я снова иду к ступенькам, но останавливаюсь у подножия первой, чтобы мы с Бекки были достаточно близки по росту, и наши глаза были почти на одном уровне.

Бекки смотрит на меня с любопытством.

— Ты звонил?

Я хмурю брови.

— Что?¹⁶

Она машет рукой.

— Ничего. Что тебе нужно?

Я указываю за спину, на сарай.

— Я не могу найти, где еще столбы и проволока.

Она хмурится.

— Что ты имеешь в виду?

Я поднимаюсь еще на одну ступеньку и наклоняюсь, чтобы запечатлеть нежный поцелуй на ее лбу.

— Я использовал все, что было в наличии, но теперь они закончились. Мне еще нужно оградить много оксиоков — где остальные столбы и проволока, которые я должен установить?

Ее глаза широко распахнуты. Ей требуется несколько мгновений, прежде чем она отводит взгляд от моего рта.

— Вы использовал все, что было приготовлено в сарае?

Я киваю.

Устремив взгляд мимо меня, она качает головой, в ее тоне слышится что-то вроде удивления.

— Это стоило пятидесяти оксиоков ограды, Уилл. Это же ограждение на пятьдесят оксиоков, Уилл. Все говорили, что на каждый оксиок уйдет по два дня — и то если нанять помощников, — теперь она смотрит на меня, оценивающе. — Ты огораживаешь землю с нечеловеческой скоростью.

— Ты сократила мое имя, — выдыхаю я.

Она делает паузу, выглядя неуверенной.

— Это нормально? Ты бы предпочел, чтобы я называла тебя…

— Нет, — спешу сказать я. — У меня сложилось впечатление, что сокращение имени обычно означает дружбу. По крайней мере, я видел это в видео. Это относится и к реальной жизни? К… тебе и мне?

Бекки отводит взгляд в манере, которую, как я слышал, в фильмах описывают как застенчивую.

— Да.

Мое сердце переполняется радостью.

— Ты бы хотела, чтобы оставшаяся площадь тоже была огорожена? — спрашиваю я.

Она моргает, ее рот открывается и закрывается один раз, прежде чем она находит в себе силы ответить.

— Да. Я имею в виду, мы не можем позволить себе сделать все сразу, но в идеале мы купим материалы, чтобы обустроить еще пару пастбищ для поочередного выпаса лошадей. Для этого нам придется съездить в город.

Я отрываю взгляд от её чересчур соблазнительных изгибов.

— Мы сможем сделать солидную покупку, — я этого не озвучиваю, но ведь у нас все еще есть деньги из седельной сумки. Хоть мы об этом и не говорили, мне кажется, Бекки чувствует себя одновременно оправданной, присвоив эти деньги, и испытывает к ним отвращение. — Когда бы ты хотела поехать? Мой друг, — добавляю я, тронутый.

Кривя губы, она бросает кухонное полотенце, которое до этого держала в руке, на плечо.

— Мы можем поехать сейчас, — она выглядит невероятно привлекательно, стоя передо мной, даже несмотря на то, что слюна Пако испачкала ее одежду.

Поддавшись порыву выразить ей еще больше нежности, я стремительно наклоняюсь. Поля моей фетровой шляпы загибаются вверх, когда она цепляется за блузку Бекки, и я прикладываю поцелуй к ее животу.

— Привет, малыш Головастик, — говорю я. — Мой второй друг.

Бекки испуганно втягивает воздух, когда ее живот ударяется о мой рот. Ее руки взлетают вверх, останавливаясь на моих плечах, но она не отталкивает меня.

— Ребенок шевелится.

Я чувствую, как мои губы изгибаются от удовольствия.

Сгорая от любопытства, я еще раз касаюсь губами живота Бекки.

Головастик снова шевелится, задевая меня в ответ, заставляя улыбнуться шире от удивления.

Не довольствуясь тем, что его игнорируют, Пако вытягивает шею и срывает с моей головы шляпу.

Бекки сдерживает улыбку, а затем откровенно смеется.

Я игнорирую этого придурка и улыбаюсь в ответ на смех моей пары, поднимаясь еще на одну ступеньку, встречаясь с ней взглядом.

— Мы можем запланировать одно занятие перед отъездом?

Она моргает. Затем ее взгляд опускается к моему паху.

— Ты… Прямо сейчас?

Мои руки опускаются на ее бедра и скользят вверх по спине.

— Я хочу заняться любовью. Если ты хочешь, — я вглядываюсь в ее лицо. — Чего ты хочешь?

Кладя руки мне на грудь, она откидывает голову назад и бросает на меня взгляд, который кажется слишком серьезным. Она говорит:

— Мы займемся любовью, Уилл.

***

Наша вылазка в город стала возможной благодаря тому, что мы прицепили фургоном за палевой лошадью Джоэла, обученной ходить в упряжи.

Когда мы выезжаем со скотного двора, Пако, запертый за забором (на данный момент), кричит нам вслед с таким несчастным видом, что Бекки предлагает привязать его за фургоном и взять с собой.

Я испытываю искушение согласиться с этим, но Бекки, расположившейся с подушками под собой и сзади, и без того неудобно, и возвращение за Пако только продлит ее дискомфорт. К тому же более короткие ноги Пако означают, что наш темп тоже замедлится.

Глядя на солнце, поднимающееся все выше в небе, уже намереваясь сжечь нас заживо, я поправляю свою изжеванную ослом шляпу (я по ошибке позволил Пако поиграть с ней, пока я любовно обслуживал Бекки) и качаю головой.

— Ему будет хорошо здесь.

Я не упускаю из виду, что рот моей пары недовольно поджимается.

К сожалению, поездка никак не улучшает ее внешний вид. Даже с подушками сиденье фургона для моей Бекки жестковато. Она массировала поясницу перед началом нашего путешествия — и сейчас откровенно сжимает ее и гримасничает.

— Езда на осле была бы мягче! — заявляет она, когда мы попадаем в особенно глубокую колею и колеса подпрыгивают.

— Как ты себе это представляешь? — спрашиваю я, окидывая ее взглядом, одетую в ситцевое платье цвета барвинка, в которое она переоделась после наших занятий любовью. Подол задран достаточно высоко, чтобы ее ноги были открыты моему взору, и это приятно отвлекает.

На мне жилет из мягкого хлопка цвета сырого угля, хлопчатобумажные брюки того же цвета и рабочая рубашка цвета мака. «Я выгляжу просто великолепно,» заявил я перед нашим отъездом. «Почти так же хорошо, как ты,» сказал я Бекки и увидел, как несколько областей в ее мозгу заиграли красками.

— Мать Иисуса ведь справилась, — указывает она. — А Пако хотел в город.

— Даже если бы ты не была тяжела, для твоей безопасности нам нужно будет найти для тебя более надежную задницу, чем Пако, — задумчиво бормочу я.

Бекки резко смотрит на меня.

— «Придется»? То есть ты рассматриваешь это всерьез?

Я пристально смотрю на нее.

— Если ты выражаешь потребность, мой долг как твоей пары — предоставить то, что тебе требуется.

Она на мгновение заглядывает мне в глаза, выражение ее лица странное.

— Мне не нужен осел. Мне неудобно, поэтому я жалуюсь.

— С моей точки зрения, у тебя есть законные основания для жалобы.

Мы наезжаем на очередную кочку, и она застывает, морщась.

Я чувствую, как выражение моего лица становится жестче.

— Думаю, в конце концов, это может быть необходимо.

Неожиданно Бекки кладет руку мне на плечо. Когда я в замешательстве смотрю на нее сверху вниз, она раздраженно выдыхает, протягивает руку и обхватывает меня за шею — и тянет вниз.

К своим губам.

Она целует меня.

Просто прикосновение губ, а затем она пытается отстраниться.

Схватив ее за гриву, я чувствую, как приподнимаются обгрызенные поля моей шляпы, прижимаясь к ее лбу, когда я углубляю наш поцелуй.

…Пока мы не наезжаем на очередную кочку, которая заставляет ее взвизгнуть мне в рот.

— Хватит! — я рычу, отворачива нос к ее щеке, чтобы не повредить хрящи на ее лице. Затем перетаскиваю Бекки и все ее подушки к себе на колени.

Задыхаясь, она пытается ухватится, как будто падает.

— Я держу тебя, — успокаиваю я ее, поглаживая рукой по боку. Я располагаю Бекки так, чтобы она была спиной ко мне, рукой осторожно обхватывая ее живот. Другая моя рука закреплена на ее бедре.

Она замолкает. Хотя мои ноги — твердый металл, прикрытый подушками, они принимают на себя основную тяжесть удара при следующем толчке, и Бекки трясет не так сильно.

— Спасибо, — шепчет она. И, к моему удивлению, похлопывает меня по руке, пока я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть ей в лицо. — Ты молодец, Уильям Фредерик Коди.

Ошеломленный, я говорю ей:

— Я так рад, что ты меня похвалила. Спасибо.

Оглянувшись, чтобы лучше видеть мои глаза, Бекки серьезно говорит мне:

— Ты действительно хороший человек, ты знаешь.

— Теперь знаю, — отвечаю я ей.

— ХИИИИИИИИИ!

Мы с Бекки оба подпрыгиваем. Но Бекки взволнованно хлопает меня по руке и спрашивает:

— Это Пако?

— Если это не так, то за нами гонится сумасшедший осел, у которого, как и у него, мозги склонны к озорству, — сообщаю я ей, поворачивая голову, чтобы оценить, откуда на нас ревет животное. — Он движется на удивление быстро. Он доберется до нас буквально через мгновение.

И он это делает.

Он догоняет фургон и вопросительно тянет к нам свою бархатистую морду.

Бекки услужливо наклоняется и нежно касается его носа.

— Ты самый милый, — говорит она ему.

Я не так в этом убежден.

— Тебе не кажется, что нам нужно увидеть больше ослов, прежде чем ты сможешь решить, какой из них самый симпатичный?

— Ты прав! — заявляет Бекки, выпрямляясь и снова устраиваясь у меня на коленях. — Мы должны посмотреть на многих из них.

Когда она ерзает, устраиваясь поудобнее, мои мысли путаются, и я ловлю себя на том, что соглашаюсь с ней, борясь с невовремя нахлынувшим возбуждением.

— Мы посмотрим на многих из них. Если ты этого хочешь.

— Ты очень хороший человек, Уилл, — мягко говорит мне Бекки.

И по причинам, которые я не могу понять, у меня щиплет в глазах, а в груди становится тепло и тесно.

— Спасибо тебе, Бекки. Ты самый лучший друг.

Бекки замолкает, и я сразу же встревожен, когда мне кажется, что она пытается отстраниться от меня, но затем наш фургон наезжает на большой камень, и она падает мне на грудь.

Крепче обнимаю ее, стараясь не давить на живот, и целую в макушку.

Она прижимает мою руку к себе и утыкается в нее лицом до конца поездки в город.