ГЛАВА 13

СКОБЯНЫЕ ИЗДЕЛИЯ, ПЕЧИ, ЖЕСТЯНАЯ ПОСУДА «БАУГЕР И ГАРИСОН» — гласит вывеска над обшитым вагонкой зданием.

Деревянный сайдинг выветрился, выгорел на солнце до такой степени, что доски напоминают плавник17. Здание непритязательное, в длину больше, чем в ширину. Его фасад усеян множеством окон, как и у домов, тесно пристроившихся по обеим сторонам.

Мы на другом конце города от конюшни, рядом со зданиями, на которые я в первый визит даже не обратил внимания. Теперь я разглядываю их с любопытством.

«АПТЕКА УИЛЛА К. СТЕЙНСБИ» — гласит вывеска магазина по соседству. Буквы на вывеске магазина на другой стороне нарисованы выше и шире, чем на любой другой в округе, и буквально кричат: ПЕКАРНЯ «ЧЕРНЫЙ ЯСТРЕБ».

Лично я удивляюсь, чем они настолько обеспокоены, что сделали вывеску такой большой, если запах свежей выпечки пропитывает всю улицу.

— Мы можем припарковаться здесь, — говорит мне Бекки, указывая на коновязь перед пекарней, скорее всего, потому, что почти все остальные места заняты различными лошадьми.

Как только лошадь Джоэла тянет наш фургон на парковочное место, я неохотно возвращаю Бекки на скамейку рядом и осторожно сажаю ее. Затем вылезаю из фургона и закрепляю лошадь Джоэла, привязывая поводок прекрасной кобылы к столбу.

Пако выходит из-за фургона и подкрадывается к Бекки, чтобы его погладили. Когда я заканчиваю свое задание и поворачиваюсь к нему с намерением привязать его к повозке, он разворачивается и убегает от меня, ни с того ни с сего ведя себя как дикий осел.

Вздыхая, я помогаю Бекки спуститься с фургона. Взяв ее за руку, я направляюсь к пекарне, на витрину которой Бекки бросала задумчивые взгляды.

Она немного медлит, вопросительно глядя на меня.

— Ты не собираешься его ловить?

Бросив испепеляющий взгляд на нашего придурка, я качаю головой.

— Кто-нибудь другой заберет его, Уилл, — беспокоится она.

Мое сердце трепещет, когда я слышу, как она снова использует эту сокращенную версию моего имени.

Но слова едва успевают слететь с ее губ, как на середину пыльной улицы выходит джентльмен, снимает шляпу и машет ею Пако.

— Тпру-у! Тпру-у! Ку'Босси!18

Я бросаю озадаченный хмурый взгляд на Бекки.

Она фыркает.

— Так фермеры называют своих коров. Это сокращение от «Давай, Босси», — ее брови приподнимаются. — Могло бы сработать для осла, которого держали в поле с коровами.

Мы оба снова смотрим на Пако.

Его уши прижаты. Издавая ржание, он пинает приближающегося человека. Когда это не дает ему желаемого пространства, Пако разворачивается, чтобы догнать его, зубы травоядного опасно сверкают.

— Должно быть, его не держали с коровами, — замечаю я.

Мужчина отбегает в сторону и ныряет за ряд бочек, которые грузят на ближайшую телегу.

Пако наносит последний удар ногой в его сторону. Усилие от этого удара заставляет его пукнуть. Как будто он знает, что это считается неприличной функцией организма, и ему приятно выпускать газы, он виляет хвостом и продолжает пердеть, галопируя по улице.

Бекки прикрывает рот рукой.

— Ослы — странные существа, — размышляю я.

Размахивая шляпой в знак капитуляции перед нашим убегающим ослом, зевака, пытавшийся его поймать, отходит от бочек, отряхивается и уходит прочь.

Я похлопываю Бекки по руке, лежащей у меня на локте.

— Я был бы удивлен, если бы Пако позволил себя поймать. И если кому-то действительно удастся схватить его, я был бы еще больше удивлен, если бы они смогли успешно удерживать его в течение какого-либо периода времени.

Бекки наклоняет голову, без сомнения, вспоминая, сколько раз Пако сбегал из каждого стойла и загона, где мы его оставляли.

— Справедливые замечания.

На этот раз, когда я подталкиваю ее идти со мной, она не выказывает колебаний, и я помогаю ей подняться по ступенькам дощатого настила, который проходит вдоль полосы витрин магазинов на этой стороне улицы.

Она поворачивается, словно собираясь направиться к месту нашего назначения — универсальному магазину. Но поскольку ее рука переплетена с моей, я могу мягко перенаправить ее и пойти в пекарню.

Моя грудь наполняется новыми эмоциями, когда Бекки поднимает на меня взгляд, в ее глазах вспыхивает огонек.

— Ты милый, Уилл.

Пекарь широко раскрывает глаза, когда мы подходим к прилавку. Увидев улыбающуюся Бекки, она восклицает с легким удивлением:

— Да вы, должно быть, подруга Стеллы!

В улыбке Бекки сквозит вежливое сожаление.

— Извините, я не знаю никакой Стеллы.

— А… ну, ее мужчине тоже очень нравится приводить ее сюда, — говорит пекарь, кивая мне головой.

— Я понимаю, почему мужчина так поступил бы, — любезно говорит Бекки, сжимая мою руку и разглядывая все красиво украшенные деликатесы. — Этот человек только что заработал себе так много брауни-очков19.

— Что такое брауни-очки? — спрашиваю я.

— Я покажу тебе позже, — обещает Бекки. А затем она бросает на меня взгляд, который воспламеняет содержимое нижней части моего живота, сжимает грудь и перегревает мозг.

Как только Бекки обслуживают, мы покидаем маленький магазинчик. Реакция хозяйки, когда она заметила нас, была странной, и я размышляю об этом, старательно подстраиваясь под шаг Бекки. Большая часть дощатого настила прикрыта навесами от каждой витрины магазина, и тень является столь необходимым облегчением. Если бы мы не были в толпе, я бы заметно расслабился.

Но мы находимся в некотором роде среди толпы.

Я не единственный, кому не по себе. Как будто они чувствуют, что я не такой, как они, люди, идущие по дощатому настилу, расступаются с нашего пути, расчищая для нас удобную тропинку. В основном это группы мужчин, и лишь изредка рядом прижимаются женщины. Все замирают, когда мы — я — приближаемся, делая наше присутствие еще более заметным. Ботинки Бекки и мои стучат, когда мы направляемся к двери магазина, шаги звучат громко, когда суета вокруг нас почти замерла. Сканируя нервную активность посетителей, толпящихся внутри — все еще не подозревающих о моем статусе хищника и, таким образом, свободно передвигающихся, — я плечом открываю дверь, показывая Бекки, что она должна пройти впереди меня.

Запахи окружают, когда воздух доносится до меня. Сушеные продукты питания, кожа, пот мужчин и резкий маслянистый запах, чем-то похожий на керосин, в котором иногда нуждается наша усадьба, если Бекки предпочитает экономить электричество и использовать ночники.

— В этом заведении есть все, что нам нужно? — спрашиваю я, разглядывая тускло освещенный интерьер универсального магазина. Несмотря на обилие окон в передней части лавки, они здесь единственные и, по-видимому, примитивно служат основным источником света.

Мужчина, одетый в жилет и галстук, и аккуратно подогнанный белый фартук поверх всего этого, суетится за длинным прилавком сбоку от нас. Он тянется за товарами, прежде чем постучать по большому металлическому кассовому аппарату — наконец-то я узнаю что-то по видео, которые мне нравились.

Бекки медленно обводит рукой стены, уставленные стеллажами от пола до потолка. Полки забиты различными мешочками, бутылками, контейнерами и посудой с этикетками. На торцах полок торчат длинные гвозди, с которых свисают «пауки» сбруи20 и ошейники для тяжеловозы и гафлингеры21, по крайней мере, так гласят таблички рядом с каждым товаром.

На полу стоят бочки, некоторые пахнут мясом, некоторые металлом. На одной из таких бочек с металлическим запахом есть надпись «скобы для забора».

— Здесь продают все: от изгородей для скота до корабельных двигателей и сэндвичей, — объясняет Бекки. — Другими словами, как и во всех универсальных магазинах в этих краях, здесь предоставляется полный спектр услуг.

Я провожу ее дальше внутрь, и что-то во мне успокаивается от наблюдения, как она оживляется и начинает с интересом разглядывать товары. Хотя мы пришли сюда за материалами для ограды, я совсем не возражаю, что пальцы моей пары перебирают женственно выглядящие предметы, которые не имеют никакого отношения к цели, с которой мы пришли. Я думаю про себя, что мне скорее нравится выражение удовольствия, появившееся на ее лице, и надеюсь добиться от нее большего.

Вот тогда-то я и испытываю сильнейший в своей жизни шок.

Сквозь стену за спиной я чувствую угрозу. Самец-йондерин, как я.

Он проходит мимо витрины магазина, и мои уши улавливают еле слышный стук его ботинок по дощатому настилу, приглушенный расстоянием, разделяющим нас.

Когда я резко оборачиваюсь, Бекки переводит взгляд с меня на стену, куда я устремил убийственный взгляд.

— Ты злишься на эту систему управления или что-то в этом роде?

— Что? — растерянно бормочу я.

Она указывает на стену перед нами, где какое-то космическое оборудование теснится вокруг картины с пасторальным пейзажем, изображающим местных коров на выпасе.

— Нет, — говорю я ей. — Я высматриваю угрозы.

И я обнаружил одну.

Она придвигается ближе ко мне и понижает голос до взволнованного шепота, как будто боится, что я могу быть не в себе.

— И ты можешь сделать это, уставившись в стену?

Я пристально смотрю на другого йондерина поблизости и наблюдаю, как он замирает, почувствовав меня.

А затем он переходит в атаку.

Развернувшись, он кидается мне навстречу, бросая вызов, и резко останавливается прямо напротив — все еще разделенные стеной, мы теперь смотрим друг на друга в упор. Рядом с ним есть еще один образ мозга, но человеческий. Смятение охватывает череп, когда самец-йондерин начинает быстрое движение в направлении, откуда они только что пришли.

Мои уши улавливают его рычание, когда дверь заведения, в котором стоим мы с Бекки, распахивается, и другой самец врывается внутрь.

Наши взгляды встречаются, и я издаю низкое рычание в ответ.

Его спутница-человек прижимается к нему, растерянно оглядываясь по сторонам, как будто пытается уловить причину его столь пристального и угрожающего внимания. Внутри ее сильно округлившегося живота нейронная активность доказывает, что она носит в себе детенышей. Очевидно, этот йондерин молод. Неудивительно, что он встречает меня так агрессивно.

Его глаза светятся неестественным синим. Кибернетический синий — этот оттенок возникает из-за потоков данных, мелькающих в его оптике. Такие глаза были установлены только у киборгов самой старой модели. Мои выглядят гораздо более по-человечески.

Он одет в темные брюки в полоску, парадную рубашку и ярко-красный жилет. На голове у него черная ковбойская шляпа.

Его спутница одета в то, что позже Бекки назовет платьем доярки в горошек. Все, что я замечаю в этот момент, — это его светло-зеленый оттенок.

Рука мужчины обвивается вокруг самки, очевидный заявляющий о правах жест, и йондеринская часть меня указывает на то, что в древности не было ничего необычного в том, что самцы дрались насмерть из-за самки. Связанные самцы — потому что они сражались, чтобы защитить свою пару и, что менее важно, их территорию.

Тем временем холостяки боролись за добычу проигравшего.

Я чуть не отшатываюсь от такой возможности. Сама мысль о том, чтобы заявить права на его женщину, отвратительна.

— Я определенно связан в пару с тобой, — говорю я Бекки, которая переводит взгляд с меня на йондерина и его человеческую женщину. Я знал, что привязался к Бекки, и все же…

Голова Бекки резко поворачивается ко мне.

— Ты… что?

— Желание устранить угрозу, чтобы обеспечить твою безопасность, расширить нашу территорию и ресурсы — это укоренилось так глубоко, что я готов сразиться с этим соперничающим мужчиной, — отмечаю я.

Глаза Бекки ненадолго отрываются от моих, когда она переводит взгляд на упомянутого соперника. Так же быстро ее внимание возвращается ко мне.

— Ты «связан в пару»?

— Безусловно, да, — я не отрываю глаз от опасности, но протягиваю руку и хватаю Бекки за шею, нежно ободряюще обнимая, потому что в ее голове беспорядочная деятельность во всех направлениях. Далее я объясняю для душевного спокойствия моей пары: — Я не хочу заниматься сексом с той другой женщиной. Я даже не хочу приближаться к ней.

Голова Бекки откидывается назад при моем первом заявлении, и, благодаря своему превосходному боковому зрению, я наблюдаю, как она поджимает губы и, прищурившись, смотрит на меня.

— Повтори еще раз?

— Я всего лишь хочу защитить тебя и нашего головастика, — говорю я ей. — И эту землю под нашими ногами, чтобы нам не пришлось бежать с нее, когда ты будешь на сносях.

В холодном порыве мне приходит в голову, что если я проиграю этот бой, этот мужчина вряд ли сможет обеспечить Бекки.

Он заявит права на нашу территорию и, в лучшем случае, оставит ее умирать с голоду. Ее и нашего головастика.

Поскольку, похоже, у него есть пара, у него не будет никакого желания привязываться к Бекки — а это значит, что у него нет стимула следить за тем, чтобы она и наш детеныш процветали. Фактически, если я проиграю, он увидит в отпрыске поверженного соперника угрозу, которую необходимо нейтрализовать. Навсегда.

Очевидно, я знаю, что если я проиграю, он убьет Бекки, чтобы убить нашего головастика, которого она носит.

Я никогда не был так настроен на победу.

— Наш головастик? — спрашивает Бекки.

Жаберные щели соперника покрываются защитной чешуей. Его жабры, похоже, были зашиты, как и мои, но защитный механизм все еще работает — и, как я вижу с некоторым вызовом, его защита очень хороша. Чешуя толстая и образует плотный барьер по бокам горла.

Теперь убить его будет сложнее.

Его самка, уставившись на него снизу вверх, издает звук, выражающий удивление.

— Вау, это что-то новенькое! — положив руку на живот, она оглядывается, выглядя взволнованной. — Э-э-э, К’вест, я думаю, нам не помешало бы сходить в туалет.

Этот К'вест разжимает губы, обнажая зубы, и рычит в мою сторону.

Прищурившись, я обнажаю собственные зубы. К моему облегчению, я полагаю, что мои больше.

Когда другой самец делает шаг вперед, его самка встает перед ним, останавливая. Она переводит взгляд с меня на Бекки — и сосредотачивается на животе Бекки, когда она перекрикивает вибрирующее рычание своего партнера:

— Это потому, что мы «оплодотворены»!

Бекки сжимает мою руку в замешательстве.

— Что?!

— Да! — отвечает другая женщина, ее улыбка выглядит натянутой, когда она встречает ошеломленный взгляд Бекки. — Из-за того, что мы беременны, они становятся агрессивными друг с другом. По-видимому, давным-давно, когда йондерины находиле себе пару в океане, — она тычет локтем в живот своего самца, заставляя его хмыкнуть и перестать наклоняться вперед с такой убийственной угрозой, — самцы становились сверхагрессивными, сражались за территорию и защищали своих беременных самок, — она сильнее прижимается к своему мужчине и похлопывает его по жесткой спине, заставляя напрячься еще больше. — Из-за нас у них срабатывают древние инстинкты. Я предполагаю, что именно из-за такого рода агрессии их вид начал отказываться от акта поиска пар. Теперь они одиночки, которые размножаются в пробирках.

— Это безумие, — кричит Бекки, искоса поглядывая на меня. — Этот парень — самый большой любитель обнимашек на планете, а не одиночка.

Что-то сжимается у меня в груди, я не уверен, находит ли моя пара эту черту привлекательной или… нет.

Другая женщина ухмыляется.

— Мой тоже, — делится она.

Бекки сжимает мою руку и одаривает меня улыбкой, отчего каждый мой мускул расслабляется. Обращаясь к другой женщине, она говорит:

— Я Бекки.

— Стелла, — отвечает пара соперника.

— Аааа, — бормочу я. — Теперь взаимодействие пекаря с нами приобретает смысл. Двое самца-йондерин в одном городе, посещающих одно и то же заведение, — это замечательная случайность.

— Извините нас всего на секунду, — говорит Стелла с натянутой улыбкой, похлопывая себя по груди, и когда это не привлекает к ней желаемого уровня его внимания, она обхватывает его рукой за пояс, чтобы дотянуться до него сзади. Мышцы ее конечности напрягаются.

По тому, как его тело напряглось, похоже, она сжала его за ягодичные мышцы.

С рычанием он поворачивается и кидается к своей паре.

Бекки ахает, но затем йондерин поднимает свою беременную самку на руки и быстро направляется в заднюю часть магазина, повинуясь быстро произносимым шепотом командам женщины, если я не ошибаюсь.

Их ароматы доносятся до нас. Его тело интенсивно выделяет феромоны победы, как будто он выиграл испытание.

Против меня.

Недоверчиво хихикая, Бекки машет им свободной рукой, прежде чем начать потирать живот.

— Это было дико! — она поднимает глаза, встречая мой напряженный взгляд. — Вы ведете себя так, будто мы, люди, примитивны в способах размножения, но вы, ребята, готовы случайно убить друг друга?

Если бы я мог разжать челюсти достаточно сильно, чтобы заговорить, я бы заверил ее, что это не случайно. Один из нас должен проникнуть на территорию партнера, чтобы вызвать такую реакцию. Благодаря нашим достижениям, это, к счастью, редко вызывает беспокойство.

Из самого дальнего угла здания, куда его увела Стелла, лимбическая система другого самца-йондерин — место рождения физических влечений — вспыхивает еще ярче, и несколько других быстро следующих подсказок убедительно указывают на то, что он активен в сексуальных целях и вскоре будет обслуживать свою пару.

Как чемпион, который наголову разбил своего соперника.

— Я могу ошибаться, но, по-моему, этому парню скоро повезет… — начинает говорить Бекки с тихим смешком, но я обрываю ее, когда хватаю за бедра, поднимаю и усаживаю задом на край прилавка.

Схватившись за живот, она таращится на меня.

— Что ты делаешь? — говорит она шепотом-визгом почти на уровне ультразвука.

Лавочник выглядывает из-за кучи товаров и замечает нас.

— Эй! Вы двое не можете… не можете прелюбодействовать здесь…

Я смотрю ему прямо в глаза.

— Отвернись.

Он так и делает. Толпа растерянных, застывших от ужаса покупателей вокруг нас быстро исчезает.

Бекки издает звук, и ее мозг проявляет активность в вентролатеральной префронтальной коре — области, связанной со смущением.

— Уильям Фредерик Коди! — шипит она. — Отведи меня хотя бы в уборную!

Мои руки все еще на ней. Ей нужно облегчиться. Я прочищаю горло и заставляю себя говорить как человеческое существо, а не рычать, как йондерин, кем я являюсь.

— Э… время воспользоваться пифагоровым сифоном?

— Повтори… это… еще раз?

— Твои любимые туалеты. В них используется принцип пифагорова сифона.

— Ладно… Нет, это не главная причина, чтобы ты проводил меня в туалет. Ну, теперь это так, потому что теперь мне нужно. Но я действительно хотела увести тебя туда на некоторое время наедине, как, я думаю, делает Стелла. Уверена, это тебя перезагрузит.

— Перезагрузит? — спрашиваю я.

— И сделает тебя милым, — Бекки похлопывает меня по груди. — Ты хочешь обидеться на слова, которые я использую, или ты хочешь прелюбодействовать?

Я веду свою пару к пифагоровым сифонам. Не для спаривания, поскольку я отказываюсь обслуживать ее так близко к непобежденному самцу. Но чтобы облегчиться, как ей так часто приходится делать.

До этого момента она никогда не справляла нужду при мне. Нейроактивность Бекки выдает смущение, но ее руки полны решимости, когда она втягивает меня в кабинку с сифоном — в то самое общее отхожее место, которое захватил мой соперник, — чтобы Стелла могла протащить своего самца мимо нашей закрытой кабинки и вывести из общего туалета. Я чувствую, как он мысленно торжествует, пока мне приходится вдыхать вонь их спаривания — оскорбление для моих чувств.

— Как они это сделали? — спрашивает Бекки. — У нас почти нет вариантов заняться сексом на таком сроке беременности, — почти ворчит она.

Я не могу ответить. Я борюсь с разочарованием из-за того, что мне не позволили вступить в схватку с мужчиной-соперником и победоносно обслужить свою пару. (Хотя она приводит обоснованный довод: ей действительно нужно использовать подушки для поддержки верхней половины тела, чтобы животу было удобно, пока она приподнимает свой зад, чтобы я мог овладеть ей сзади. Но я ценю ее готовность к дикому заявлению прав, если бы мы были в состоянии сделать это иначе.)

После того как Бекки справила нужду, выгнала меня из кабинки и вымыла руки, мы выходим и обнаруживаем, что йондерина и Стеллы больше нет в магазине.

Они слоняются у выхода, выжидая. Ждут, когда мы появимся.

Мои глаза сужаются до щелочек.

— Я думаю, они хотят поговорить с нами, и не хотят, чтобы ты волновался, — предполагает Бекки. Она похлопывает меня по руке. — Давай закажем то, за чем пришли, а потом узнаем, в чем дело.

Продавец нервничает, но берет наши деньги и говорит, что скоро прикажет погрузить ограду и столбы в наш фургон.

Вместе мы с Бекки выходим из магазина, чтобы противостоять другой паре человек — йондерин.

Загрузка...