Хозяйка старой пасеки 3

1

Мир рассыпался на стоп-кадры.

Еще один мешок вылетает из моих рук.

Марья Алексеевна замирает у лестницы.

Нелидов отпихивает Вареньку к стене, закрывая собой.

Гришин увлекает меня за мешки.

Стрельцов хватает гранату.

Я кричу — от фитиля осталось меньше сантиметра, и взяться за него, чтобы выдернуть, просто не за что. Исправник начинает наклоняться, явно намереваясь упасть на гранату собственным телом. Медленно, так медленно, как бывает только в кошмаре.

С потолка обрушивается вода. Слепит, заливает рот и нос. Кажется, сам воздух стал водой, я хочу вздохнуть и не могу.

— Стоп! — Голос Стрельцова заполнил все помещение, и потоп прекратился. Мгновенно.

— Хватит меня поливать! — простонала Марья Алексеевна. Тяжело села. — Ну это уже ни в какие ворота не лезет, — заявила она. — Даме в моих летах не годится сидеть в луже, словно мокрая курица. Граф, сделай милость, помоги.

— Рад, что вы благополучны, Марья Алексеевна, — светским тоном сказал Стрельцов, протягивая ей руку.

Это было уже слишком. По щиколотку в воде, перемешанной с землей и рассыпавшейся копоркой, все еще держа в другой руке чугунный шар с остатком фитиля, в облепившей тело одежде этот… этот… вел себя, как будто не произошло ничего особенного. Как будто он только что не собирался умирать. Как будто каждый день его… и меня, между прочим! — запирают в моем же собственном! Погребе! Он даже магический свет не погасил!

Нет, мне просто необходимо закатить истерику!

Но Варенька успела первой, разрыдавшись.

Нелидов отступил на шаг, испуганно оглянулся на нас.

— Я не… я не хотел быть грубым. Варенька, вы не ушиблись?

Марья Алексеевна решительно отодвинула его в сторону. Охнула. Я дернулась к ней — она отмахнулась. Притянула Вареньку к себе, и та уткнулась в могучий бюст. Лицо генеральши на миг перекосилось, но, если ей и было больно, в голосе не отразилось ничего.

— Пореви, графинюшка, пореви. Этакую страсть пережить. Кабы не ты, всем бы нам конец.

— Правда? — шмыгнула носом Варенька.

— Правда, — очень серьезно подтвердил Стрельцов. — Ты спасла всех нас. Я горжусь тобой.

Варенька разрыдалась еще пуще.

Стрельцов растерянно посмотрел на меня.

— Как вы думаете, ей нужно помочь или посочувствовать?

Вопрос был настолько неожиданен и неуместен в этом темном погребе, что я хихикнула:

— С гранатами вы обращаетесь лучше, чем с барышнями.

Он помрачнел, а я никак не могла уняться:

— Неужели дамские слезы страшнее смерти?

Я судорожно всхлипнула, из последних сил стараясь не разрыдаться следом за Варенькой. Вцепилась зубами в ладонь — боль на миг отрезвила.

Стрельцов со вздохом сунул гранату в руки приставу, сгреб меня в охапку, прижимая к себе, и мои нервы сдали окончательно.

— Имейте в виду, я вас на том свете найду и выскажу все, что думаю о вашем поведении, — всхлипнула я, прежде чем спрятать лицо у него на груди.

Хорошо, что и мундир, и рубашка уже промокли насквозь, можно реветь сколько угодно.

— Кирилл Аркадьевич, — жалобно проговорил Нелидов.

— Помолчали бы вы, Сергей Семенович, — прогудел Гришин. — Понимать надо. Это мы, солдаты, к таким делам привычные, а у барышень чувства тонкие. И то сказать, вместо того чтобы в обморок хлопнуться, как им по званию положено, одна Марье Алексеевне соломки подстелила, вторая фитиль залила. Мой вам низкий поклон, барышни. И молиться за вас обеих до скончания века буду.

Судя по шороху, он в самом деле поклонился в пояс. Наверное, я должна была успокоиться, но вместо этого слезы потекли еще сильнее.

— Глаша, так это ты мешки под лестницей поставила? — спросила Марья Алексеевна.

— Я, — всхлипнула я. Заставила себя отстраниться. — Простите. Тут и так потоп, а я еще сырость развела.

— Перестаньте, Глафира Андреевна, — неожиданно мягко сказал Стрельцов. — Вы держитесь с удивительным мужеством, если это слово можно применить к барышне.

— Сейчас снова разревусь, — проворчала я.

Попыталась вытереть лицо рукавом, но только размазала по нему крошки копорки. Стрельцов выудил из-за обшлага носовой платок, грустно посмотрел на мокрую тряпку.

От нового витка смеха вперемешку со слезами меня спас Гришин.

— Но какой же душегуб по этому имению бродит? — проворчал он. — Это ж подумать только, на старуху… Ой, простите, барыня.

— Да что там, ясное дело, не юница, — отмахнулась Марья Алексеевна.

— На даму в летах не постыдился руку поднять, — закончил пристав.

— Не знаю, — сказал Стрельцов. — Но непременно выясню. Теперь это личное дело.

Он начал подниматься по лестнице.

— Осторожней! — не выдержала я. — А вдруг он там караулит?

Исправник молча кивнул. Свилась магия — дверь стала прозрачной. Я ахнула.

— Пчелы!

Разъяренный рой кружил над пасекой — куда злее, чем тогда, ночью. Или мне так показалось в те мгновения, пока доски снова не обрели плотность.

— Стойте! — вскрикнула я. — Если вы сейчас выйдете…

Стрельцов кивнул. А до меня только сейчас дошло, что пчелы разозлились не просто так.

— Если этот гов… — Как выбирать выражения, когда трясет от злости? — Говяжий х… хвост все же разнес мою пасеку, я ему устрою с-с… сеанс апитерапии в летальных дозах.

— А что такое апитерапия? — полюбопытствовала Варенька.

Я медленно выдохнула. Зато рыдать расхотелось, все польза.

— Лечение пчелиным ядом, — проворчала я.

— Кажется, злоумышленник сам себе его устроил. — Стрельцов посмотрел на дверь.

— Не совсем же он идиот? — возмутилась я.

Исправник пожал плечами.

Надо было заткнуться, но пережитый страх и злость требовали выхода.

— Что это вообще за мир… в смысле, что за манера ходить в гости с гранатой!

— Да разве ж мир ему запретит? — философски заметила Марья Алексеевна. На мое счастье, слово «мир» она поняла так же, как местные крестьяне. — В наставлениях по поведению в свете про гранаты ничего не сказано.

— Не волнуйтесь, Глафира Андреевна, — сказал Стрельцов, и мне снова захотелось его стукнуть. Да кого и когда успокаивала фраза «не волнуйтесь»! — Допросим — узнаем. Пока могу только предполагать. Может быть, злоумышленник хотел разрушить мое охранное заклинание, гранаты оно бы не выдержало точно. Пока я бы добрался до пасеки, ему бы хватило времени закинуть цыбик с чаем за спину и удрать.

Я глянула на плетеную коробку. Пока я рыдала, Гришин вытащил ее из грязи и пристроил на пару мешков с копоркой. Но камышовая оплетка промокла. Жалко, если испортится столько чая. Стрельцов не заметил мой взгляд — или сделал вид, будто не заметил.

— Может быть, злоумышленник надеялся, что и торопиться не придется, потому что мы еще не вернулись. Не может же он сам круглосуточно караулить вас. — Стрельцов помолчал. — Вторая версия: он собирался уничтожить погреб с уликами.

— Дорого, — покачала я головой. — Это надо совсем отчаяться.

— Третья версия: он хотел взрывом отвлечь обитателей усадьбы, чтобы пробраться в дом. При всем уважении, Глафира Андреевна, в вашем доме сущий бар… — Кажется, Стрельцову тоже стала отказывать его обычная сдержанность. — Балаган. Как только что-то случается, все бегут туда, невзирая на опасность.

Ну здравствуйте! Опять я виновата!

— Все мои гости — взрослые дееспособные люди, — начала я. Вспомнив кое-что, добавила: — Кроме…

— Я уже имею право выйти замуж! — возмутилась Варенька, поняв, чье имя я собираюсь назвать. — Значит, я тоже взрослая! И дееспособная!

Она чихнула.

— Вот только замужа нам сейчас и не хватало для полного счастья! — рявкнула на нее я. Снова обернулась к Стрельцову. — Прикажете приставить к каждому личного надзирателя, который бы напоминал о возможной опасности? И вообще…

— И вообще, в данном случае тем, кто собрал всех обитателей дома в одном месте, на радость злоумышленнику, оказался я, — очень негромко и очень спокойно подтвердил Стрельцов. — Вы это хотели сказать?

— Да вовсе не в этом дело!

Я переступила с ноги на ногу, отчетливо ощутив, что мокрая до нитки стою по лодыжки в раскисшей грязи, а погреб — на то и погреб, что в нем нежарко в любое время года.

— Простите, Кирилл Аркадьевич. Лужа — не лучшее место для выяснения, почему нас чуть не взорвали и кто в этом виноват. Надо выбираться отсюда, иначе простуда сделает то, что не удалось гранате.

Я попыталась отодвинуть исправника от лестницы. Безуспешно.

— Вы можете приставлять сколько угодно надзирателей к своим гостям, но до тех пор, пока сами будете лезть первой во все опасные ситуации, никакая охрана не поможет, — заявил он. — Там пчелы. И вы говорили, что они могут быть смертельно опасны.

— Говорила. Но, если разорили их улей, пчелы будут злы минимум несколько часов. Максимум — сутки. Пока не оценят ущерб, нанесенный их дому, и не начнут исправлять то, что возможно исправить. К тому времени мы тут околеем. Надо что-то придумать.

Я огляделась. Это не омшаник, это целый дворец! И, судя по тому, что Савелий свалил копорку у самого входа, разбирать и выкидывать оставленное прежними хозяевами он поленился. Вон, в самом деле, у стен до сих пор стоят колоды — попробовать продать их Лисицыну, что ли? Куча жердей — зачем?

Но нет ли тут чего полезного?

Однако единственный сундук у стены меня разочаровал. Точнее, в другое время я бы порадовалась еще одному дымарю с запасом гнилушек и незаржавленным ножам. Нашла бы как использовать молоток и гвозди, да и жерди тоже. Но сейчас мне нужно было совсем другое.

— Кирилл Аркадьевич, вы собираетесь приложить вот эти мешки к делу? — спросила я.

— Что вы имеете в виду? — насторожился он.

— Если это — вещественное доказательство или как там они называются, то трогать их не стоит. Если же они вам не нужны, то я бы проверила, действительно ли красивая женщина остается красавицей даже в мешке из-под картошки.

— При чем тут картошка? — пискнула Варенька. Зубы у нее стучали.

— Ни при чем, — ответил ей Стрельцов вместо меня. — Но я понимаю, что задумала Глафира Андреевна. По правилам я должен приобщить эти мешки к вещественным доказательствам, как и цыбик чая. Однако, если смотреть на вещи здраво, после того как они промокли насквозь, все просто сгниет, и не так уж много времени для этого понадобится.

— А чай? — не удержалась я.

— Чай тоже, если его не просушить в скором времени. Полагаю, будет достаточно заверенного свидетелями описания.

Он первым взялся за мешок, вытряхнул на пол копорку.

— Представляю, в кого мы превратимся, — хохотнула Марья Алексеевна. Охнула — и я всерьез начала беспокоиться за ее ребра. Надо послать за Настей, как только мы вылезем отсюда.

— Я могу пойти первой и посмотреть. Может, пчелы немного успокоились, — предложила я.

В конце концов, ночью, когда на пасеку пришел медведь, мы собирали соты голыми руками — и все обошлось. Хотя ночью пчелы менее активны.

— Я с вами, — сказал Стрельцов таким тоном, что сразу стало ясно: спорить бесполезно.

Вздохнув, я встряхнула мешок как следует и натянула его на голову. Варенька рассмеялась, но тут же оборвала смех.

— Я в это не полезу!

— Полезешь, если другого выхода не будет, — сказал ее кузен.

Нелидов негромко добавил:

— Варвара Николаевна, Глафира Андреевна права: красавица останется красавицей даже под мешком.

Я чихнула от забившейся в нос пыли и начала осторожно, на ощупь подниматься по лестнице.

— Позвольте, я помогу.

Не дожидаясь разрешения, Стрельцов взялся за мой локоть.

— Гришин! Держись рядом. Как только мы выйдем, захлопни дверь и не открывай, пока я не прикажу.

— Да, ваш-сиятельство!

Снаружи заскреблись, залаяли.

— Полкан! — Я попыталась прибавить шагу, оступилась и едва не упала, но Стрельцов меня удержал.

Да, у пса густая шерсть, но очень нежный нос. И глаза. Если на него нападут пчелы…

Полкан гавкнул еще раз, но не жалобно и не возмущенно, а скорее требовательно.

— Интересно, чего там такое, — пробормотал Гришин. — Этот пес зря брехать не станет.

— Сейчас узнаем, — сказала я. Толкнула дверь.

Жужжание показалось оглушительным, я замерла, чтобы не разозлить пчел еще сильнее. Но интонация пчел резко изменилась, как будто само мое присутствие их успокоило. Они начали собираться в клуб над опрокинутой колодой.

Рядом с которой лежал навзничь Савелий.

С прокушенным до крови рукавом.

Мертвый.

— Полкан! — ахнула я.

Неужели мой защитник насмерть загрыз человека?

Пес обиженно гавкнул. Подбежал к колоде — я напряглась, но пчелы как будто вообще не заметили его. Снова гавкнул, и я увидела, что верхний торец колоды измазан кровью.

— Похоже, он упал, ударился об угол и разбил голову, — сказал Стрельцов. Шагнул было к телу. Пчелы возмущенно загудели, исправник замер.

Но все же — почему той ночью рой не тронул меня и тех, кто со мной? Да, семьи бывают разные: одни злее, другие спокойнее, если можно так охарактеризовать насекомых, руководствующихся не сознанием, но инстинктами. Но не настолько спокойнее.

Потому что я не боялась? Так я и сейчас не особо боюсь. Точнее, боюсь, но не за себя. Или приняли за свою? Или мое спокойствие успокоило и пчел? Но это же не пес, считывающий настроение хозяина.

Феромоны. Матка успокаивает пчел своими феромонами. Настя говорила, что рассматривает магию как физическое явление. Но где физика, там и химия.

Если представить, что я излучаю правильный химический сигнал? Я — своя. Я — спокойна. Я здесь. Вы в безопасности. Возвращайтесь домой, я скоро помогу вам.

Пчелы опустились на колоду и начали одна за другой заползать в леток.

Жаль, что сквозь мешок не было видно лица Стрельцова.

— Что там, ваш-сиятельство? — крикнул сквозь дверь Гришин.

Я стащила с головы пропахшую пылью мешковину. Стрельцов поступил так же. Уставился на меня, будто на чудо какое.

— Я почувствовал магию, но не понял…

— Спросите что полегче, Кирилл Аркадьевич, — устало вздохнула я. — Например, сколько пчел в этом улье.

Он кивнул. Посмотрел на труп. На погреб. На небо.

— Надо обследовать труп и место происшествия. Но прежде всего — помочь Марье Алексеевне. Послать за Иваном Михайловичем. И… — Он потер лоб.

— Вы весь день провели в седле, — негромко сказала я. — До утра труп никуда не убежит. И пчелы, надеюсь, пострадали не настолько сильно, чтобы спасать их немедленно.

И даже если нужно действовать немедленно, никто не позволит мне тронуть улику, пока не обследуют место происшествия. Только бы матку не придавило оторвавшимися сотами!

Стрельцов едва заметно улыбнулся.

— Я беру пример с вас. Когда долг требует, усталость не имеет значения.

«Я же только плохому могу научить», — едва не брякнула я, но порыв ветра остудил меня вовсе не в переносном смысле. Потом будем пререкаться, а сейчас нужно вытащить всех из погреба, переодеться и согреться. Стрельцов, кажется, был с этим согласен.

— Гришин, открывай! — приказал он.

Гришин выглянул, присвистнул.

— Как барышень-то выводить будем? Они ж чувств… — Он осекся, внимательно на меня глядя.

Стрельцов смерил меня таким же внимательным взглядом, и я зябко передернула плечами.

— Лучше подумайте, как Марью Алексеевну выводить. Не уверена, что у нее целы все ребра. — Я чуть повысила голос, чтобы слышно было и в погребе. — А если кто-то намерен свалиться в обморок, останется освежаться на ветерке, пока не придет в себя.

— Вас вовсе не волнует это зрелище? — Исправник указал на труп.

Ах, вот в чем дело.

— Первое мое воспоминание… — Чуть не сказала: «в этом мире». — Тело тетушки с топором в голове. Вы правда полагаете, что после этого тело человека, который пытался убить всех нас, должно меня впечатлить?

— Последнее не доказано. В смысле, что это он бросал гранату, — сказал Стрельцов.

Полкан возмущенно гавкнул.

— Кирилл Аркадьевич, Глафира Андреевна, при всем уважении, дамы замерзли. Им надо бы в тепло, — крикнул снизу Нелидов.

— Я сбегаю за веревками. Иначе мы Марью Алексеевну не вытащим, — вздохнула я.

— Сделаем проще: я видел внизу жерди среди прочего хлама. — Стрельцов сунулся в дверь. — Марья Алексеевна, не будете ли вы возражать против паланкина?

Генеральша хохотнула и тут же задохнулась, охнув.

— Пара мускулистых невольников меня не унесут, а слон в погреб не влезет.

— С божьей помощью унесем, — сказал Гришин. — Я вроде покрепче, положу жерди на плечи, и барыню не опрокинем.

Я поняла, что они задумали. Две жерди, продетые сквозь мешок, — вот и носилки. Главное, чтобы с лестницы никто не навернулся.

Варенька выбралась наверх, цепляясь за локоть Нелидова. Стрельцов зыркнул на нее, видимо, собираясь напомнить о неподобающем поведении, но графиня захлопала глазками и защебетала:

— Ох, такая крутая лестница, у меня даже голова закружилась! Если бы не Сергей Семенович!.. — Она ахнула, наконец заметив труп.

— Варвара, — с нажимом произнес Стрельцов.

Но я видела, что побледнела она по-настоящему, и обняла ее за талию.

— Кирилл Аркадьевич, если я ничем не могу быть вам полезна здесь, я отведу вашу кузину в дом и распоряжусь.

Мне показалось, что исправник заколебался, не желая оставлять меня без присмотра. Но разорваться он не мог и кивнул. С явной неохотой.

Или у меня разыгралась паранойя.

Впрочем, размышлять об этом было некогда. Нужно было позаботиться о горячей воде и ужине для всех, сменной одежде для себя и послать мальчишек к Ивану Михайловичу с просьбой приехать как можно скорее, и к Северским — тоже с просьбой приехать по возможности.

Кажется, попробовать медвежьи лапы, которые с утра обещал нам исправник, сегодня не доведется.