Хозяйка старой пасеки 3

12

У двери в комнату генеральши я помедлила.

— Можно мне с тобой? Хочу понять, как у тебя получается этот… — Едва не ляпнула «магический рентген». — Смотреть сквозь живые ткани. Если это вообще реально объяснить.

— Если Марья Алексеевна не будет возражать. А объяснить… — Она коротко глянула на маячившего в гостиной Стрельцова. — Не уверена. Это как видеть глазное дно — можно сколько угодно объяснять, как смотреть, но пока сам однажды не почувствуешь как — хоть заобъясняйся.

— Глазное дно? — полюбопытствовал Стрельцов.

Да уж, не одна я регулярно прокалываюсь. Настя, впрочем, улыбнулась ему вполне естественно.

— Недавнее открытие тевтонских врачей. Если особым образом направить луч света через лупу в зрачок, можно увидеть внутренности живого глаза.

— Должно быть, очень увлекательно.

— Очень, — подтвердила Настя.

— А что касается глубинного зрения, Глафира Андреевна, — сказал исправник, — боюсь, вам, как и мне, оно доступно только на неживой материи. Раньше вообще считалось, что оно применимо только к вещам.

— Считалось? — уточнила я.

— Анастасия Павловна обнаружила, что это не так. Однако ее стихия — молния — довольно редкая. Я со своим огнем пытался повторить, но… — Он развел руками. — Жаль. Допрашивая подозреваемого, можно было бы заявить, дескать, я его насквозь вижу.

Я хихикнула, представив.

— У вас тоже огонь, поэтому, боюсь, это применение глубинного зрения останется для вас недоступным.

Я посмотрела на Настю, та кивнула.

— Надо нам с тобой как-нибудь вместе над этим подумать… — Она снова быстро глянула на Стрельцова. Тот, наоборот, смотрел сквозь нее, словно какая-то мысль увлекла его без остатка. — Словом, не будем пока смущать Марью Алексеевну.

— Да, конечно. — Я сообразила еще кое-что. — Значит, Нелидов, с его молнией, точно мог бы научиться?

— Мог бы. А его интересует медицина?

— Понятия не имею. Он окончил философский факультет в Готтинбурге. Естественно-научный, — добавила я, вспомнив, что Настя наверняка, как и я раньше, не знает, что философия в этом мире подразумевает куда большее, чем мы с не. — Но вообще я подумала скорее о молнии, чем о его склонностях.

— Примечательно, что вы помните детали его образования. Должно быть, у вас было немало… деловых бесед на эту тему, — заметил Стрельцова.

Я пожала плечами.

— Трудно не помнить документы, которые просматривала несколько дней назад.

— Вы настолько подробно интересуетесь образованием всех ваших служащих?

— Разумеется. Однако Герасим моего вопроса о наличии диплома дворника не понял. Как и девочки.

— Логично, — хихикнула Настя. — С вашего позволения, я займусь Марьей Алексеевной. Глаша, пока мы с тобой не придумали, как адаптировать твой огонь для глубинного зрения…

— Конечно, — поняла я намек.

В самом деле, я не студентка-медик, и, раз учиться мне пока нечему, любопытство может и подождать.

— А мы с вами, Глафира Андреевна, займемся осмотром гостиной, если вы не против, — сказал исправник.

Как будто бы я имела право быть против!

Впрочем, не можешь остановить — возглавь.

— Кирилл Аркадьевич, а может быть, вы научите меня, как пользоваться этим заклинанием, не расходуя магию чрезмерно? — спросила я. — Тогда мы могли бы сменять друг друга и обыск прошел бы куда быстрее и, возможно, плодотворнее.

— Плодотворнее?

— Конечно. Новые знания — это всегда очень плодотворно.

— Для барышни ваших лет это крайне необычное мировоззрение. — Он улыбнулся углом рта. — Помню, многие просто притворяются дурочками. Кажется, мне надо внимательней прислушиваться к щебету дам в гостиной.

Стрельцов смерил меня нечитаемым взглядом.

— Анастасия Павловна любит повторять, что, вопреки сказанному в Писании, лишних знаний не бывает. Я начинаю понимать, почему вы с ней так быстро нашли общий язык.

С какой-то странной интонацией он это произнес, так что у меня по спине пробежал холодок.

Нет. Это просто на воре шапка горит. Мне есть что скрывать, и поэтому чудятся недобрые намеки и подозрения в самых невинных словах. Он уже говорил, что удивился тому, как быстро княгиня прониклась ко мне теплыми чувствами.

Я натянула на лицо вежливую улыбку.

— Умным людям легко найти общий язык.

Стрельцов приподнял бровь. Да что ты будешь делать, теперь получается, будто я исключила его из числа умных!

— Умным дамам, вы имели в виду? — выручил он меня. — Потому что я не считаю себя дураком, однако…

— Однако все не так просто, когда по долгу службы вы обязаны меня подозревать. Так вы научите меня аккуратно пользоваться магией? Заодно и убедитесь, что мне нечего скрывать — иначе я не стала бы предлагать свою помощь.

— Иногда выставить напоказ что-то малое — лучший способ скрыть большое. — Он вздохнул. — Дам обвиняют в непоследовательности слов и мыслей, но сегодня я веду себя не лучше.

Ну да, кто-то совсем недавно говорил о доверии.

— Я постараюсь вам объяснить, как пользоваться магией осторожней, потому что меня пугают ваши эксперименты с ней. Но, как вы правильно заметили, важна практика. Это как с верховой ездой: после первых уроков сползаешь с коня будто деревянный, потом проходит какое-то время и все выглядит куда легче. Давайте начнем. Не старайтесь сразу проникнуть вглубь, не рывком, а… — Он замялся, явно выбирая слова. — Это как с дыханием. Вы же не пытаетесь в обычной жизни набрать как можно больше воздуха? Он просто течет, легко и размеренно. Вот так и магия. Спокойно. Размеренно, без натуги. Попробуйте. И, ради бога, говорите, как только почувствуете первые признаки усталости.

Я попробовала. И в этот раз меня хватило на целую стену, прежде чем зазвенело в голове. Стрельцов усадил меня в кресло, вручил чашку чая, приторного от меда, и перешел к соседней стене.

Я так и не поняла, был он доволен или разочарован тем, что и в гостиной ничего не нашлось. Спросить не вышло: вернулась Настя.

Стрельцов налил чая и ей, с поклоном указал на кресло. Княгиня благодарно кивнула.

— Ушибы заживут довольно быстро, ребра потребуют чуть больше времени, но организм восстанавливается прекрасно даже без поправки на возраст. Если бы речь шла о ком-то другом, я бы попросила вас побуждать гостью не залеживаться в постели, но сейчас это лишнее.

Да, пожалуй, сегодня Марью Алексеевну остановили жития, но можно было поспорить, что постельный режим утомит ее уже к вечеру.

Настя едва заметно поморщилась, отхлебнув чая — тоже, кажется, все слиплось. Но наверняка она куда лучше меня умела определить, когда нужно восстановить магические силы.

— А где Варенька? Она, верно, совсем измучилась в гипсе. — Настя отставила чашку.

— У себя в комнате, пишет, — ответила я.

По крайней мере собиралась писать, когда мы возвращались с пасеки.

— Сейчас схожу позову.

Однако в комнате графини не оказалось. Я забеспокоилась: с этой барышней как с младенцем, если затих, жди беды. Но всерьез встревожиться не успел даже Стрельцов. Графиня влетела в гостиную — и гипс не помешал!

— Анастасия Павловна, прошу прощения. Ваша нянька может поучить дворцовую гвардию, как охранять вверенное ей лицо. Я попросила подержать малышку, а она: «не велено», и все тут! Издалека, мол, смотри сколько хочешь, а руки не тяни! Но как к такому чуду не тянуть руки?

— Варвара, чужие дети — не твои куклы, — процедил Стрельцов. — Анастасия Павловна, извините мою кузину за ее манеры.

Настя примиряюще улыбнулась.

— Нянька Аленки в самом деле сокровище, несмотря на возраст. Она никого не подпускает к малышке без моего разрешения. Пусть и дальше так будет, не у всех же такие искренние намерения, как у тебя. — Она снова улыбнулась и сменила тему. — Как твоя нога? Пойдем посмотрим, может быть, гипс уже и не нужен.

Стрельцов хмыкнул.

— Если бы спросили меня, я предложил бы лубки и на вторую ногу. Для не в меру резвых барышень.

Варенька быстро показала ему язык и повернулась к Насте с видом примерной ученицы.

— Я была бы очень благодарна, если бы вы избавили меня от этого сооружения, — прощебетала она.

Я открыла было рот — помнилось мне, что при таких растяжениях гипс носят по крайней мере недели три, — но потом вспомнила, как Настя говорила, что благословение ускоряет регенерацию.

Интересно, чтобы оно работало, нужно медицинское образование? Или как с внезапным восстановлением дома — хватает просто магического фона? Жаль, при посторонних не спросить.

В этот раз Варенька не боялась осмотра и возможного лечения и потому не стала цепляться за меня. Так что я оставила ее с княгиней, а сама вместе со Стрельцовым перешла в последнюю комнату в этом крыле — бывшую детскую, где до трагедии с семьей жила прежняя Глаша. Стрельцов собственноручно перенес поднос с чайником и чашками, пристроил его на комоде, и начал обыск. Половица за половицей становились прозрачными. Вот он дошел до комода, и я едва не подпрыгнула, когда под ним показалась кожаная папка.

— Вы позволите, Глафира Андреевна?

Даже его обычная нарочитая бесстрастность куда-то делась, сейчас он походил на гончую, взявшую след.

Я кивнула. Почему-то его волнение передалось и мне. Комод чуть приподнялся над полом — ровно настолько, чтобы исправник смог выдернуть папку, — и со стуком бухнулся обратно.

— Что там? — донесся из соседней комнаты встревоженный голосок графини.

— Не рассчитал, двигая мебель. Не мешай Анастасии Павловне тебе помогать, — ответил он, раскрывая папку. Едва глянул на верхний лист и побледнел.

— Это ваше.

Он сунул находку мне в руки и отвернулся, но я успела заметить, как бледность сменяется красными пятнами на скулах.

Что там такое? Непристойные картинки?

Нет, бумага была испещрена мелкими буквами.

«Милая моя Глашенька! Знаю, что не имею права на такую вольность, но если бы вы могли читать в моем сердце, вы бы простили меня».

— Что это? — охнула я.

— Письма, — ледяным тоном ответил Стрельцов.

«Как можно видеть вашу красоту и не влюбиться? Вы первая пробудили в моем сердце настоящие чувства. Оказывается, всю свою жизнь я не жил по-настоящему и лишь сейчас…»

— Твою ж… — прошипела я, увидев подпись.

Отшвырнула верхний лист — прикасаться к нему было противно, будто вляпалась в биологические отходы. Следующий был не лучше.

«Ангел мой, как же мучительна разлука! Я не сплю, не ем, думаю лишь о вас…»

— Странно хранить то, что вызывает такое отвращение.

Стрельцов произнес это все тем же ледяным тоном, зато взгляд его, кажется, хотел прожечь меня насквозь, чтобы понять, что у меня на уме в самом деле.

— Нет. Если хочется стереть нечто из памяти… и это удается. — Я посмотрела ему в глаза. — Я не помнила об этой… гадости.

— Я снова могу ходить как нормальные люди! — Варенька распахнула дверь. — И даже танцевать! — Словно в подтверждение, она исполнила несколько па.

Танец я не узнала, впрочем, мне было не до того. Графиня наконец ощутила повисшее в воздухе напряжение.

— Что случилось?

Я всучила ей папку.

— Почитай. В воспитательных целях. А потом сожги эту дрянь.

— Глафира Андреевна! — взвыл Стрельцов. Попытался выхватить письма у кузины, но та проворно отступила. — Отдай! Чужие письма читать неприлично!

— Если неприлично, тогда откуда ты знаешь, что это чужие письма? — парировала она. — И не кричи, княгиня…

На миг мне показалось, что исправника сейчас хватит инфаркт.

— Там действительно письма, — сказала я, глядя на Вареньку в упор. — Любовные письма того мерзавца, который меня обесчестил. Я забыла о них, а господин исправник нашел.

— Но зачем… — хором воскликнули они.

— Вариоляция, — вспомнила я правильное слово. — Как от оспы. Чтобы ты училась верить делам, а не красивым словам.

Я отошла к окну. Варенька прижала папку к груди, не обращая внимания на пыль, Стрельцов пошел пятнами, собираясь снова взорваться, а я выругалась вслух, увидев, что к крыльцу подъезжает коляска. С двумя дамами и одним мужчиной.

Вот уж воистину, вспомнишь заразу — появится сразу!

— Вы звали его? — спросил Стрельцов.

— Да, конечно, — не удержалась я. — Рыдала в подушку ночами, строчила письма десятками.

На крыльцо вылетел Полкан и с лаем заскакал вокруг коляски. Заборовский выскочил из телеги, взмахнул тростью.

— Только посмей тронуть моего пса! — заорала я, высунувшись в окно. — Я тебе яйца оторву и засуну в…

Я осеклась, поняв, что такое поведение для барышни, недавно признанной дееспособной, — это не просто скандал, это повод для пересмотра этой самой дееспособности. Отпрыгнула от окна будто ошпаренная. Как же выкрутиться?

Я встретилась взглядом с появившейся в дверях Анастасией. Она едва заметно закатила глаза и чуть пошатнулась. Намек был ясен.

Я вздохнула, припомнила, как кружилась голова и подкашивались ноги, когда я умудрилась лишиться чувств в первый раз за обе жизни. Начала оседать.

Кажется, притвориться получилось достаточно убедительно, потому что Стрельцов подхватил меня, усаживая в кресло.

— Варенька, бегом за нюхательными солями! — крикнул он, а затем повернулся к Анастасии: — Анастасия Павловна, сможете помочь?

— Конечно, — кивнула она. — Кирилл Аркадьевич, не могли бы вы развлечь гостей, пока я позабочусь о нашей хозяйке?

— Не надо, — как можно слабее произнесла я, изображая недомогание. — Спасибо за заботу, но я почти пришла в себя. Этот человек не дает мне прохода с тех пор, как умерла тетушка. А я…

У меня действительно не находилось слов. Точнее, слова-то были, но исключительно нецензурные.

— Я разберусь, — сказал Стрельцов.

Он удалился, с каждым шагом будто вбивая каблуки сапог в пол. Хлопнула дверь внизу.

— Дарья Михайловна, Ольга Николаевна, рад встрече. — Голос Стрельцова одновременно обдавал холодом и звенел от с трудом сдерживаемой ярости. — Я должен извиниться за Глафиру Андреевну, она не может уделить вам столько внимания, сколько вы заслуживаете.

Я бы сказала, что уделила обеим дамам ровно столько внимания, сколько они и заслуживали, но кричать об этом из окна второго этажа было бы не слишком разумно.

— Дарья Михайловна, — продолжал Стрельцов чуть мягче, — к нашему общему сожалению, Глафире Андреевне нездоровится. Не прошло и девяти дней после смерти ее тетушки, а тут новая трагедия — ее бывший управляющий найден мертвым в ее владениях. Конечно, он не был ее родственником, но несколько лет службы… Очередная смерть подкосила ее. Глафира Андреевна слегла и не может принять вас сейчас.

Вообще-то Глафиру Андреевну ничего не подкосило, однако исправник придумал отличный способ отвязаться от нежеланных гостей. Надо взять на вооружение.

— Однако она принимает вас с кузиной, генеральшу и княгиню Северскую, судя по коляске, что стоит вон там. — заметила Ольга.

— Я расследую убийство, Марья Алексеевна и моя кузина помогают Глафире Андреевне справиться с хозяйством, а Анастасия Павловна любезно согласилась поддержать соседку в трудную минуту. Как вы понимаете, участие дамы ее положения бесценно. Еще раз прошу прощения.

— Передайте Глафире Андреевне наши пожелания скорейшего выздоровления, — сказала Дарья Михайловна.

— Непременно. Ольга Николаевна, боюсь, я вынужден в следующей беседе с вашим супругом указать ему на крайнюю неразборчивость в выборе круга общения. Удивлен, что вы, зная о репутации господина Заборовского…

— Что вы имеете в виду? — взвился гусар.

Стрельцов проигнорировал его.

— … до сих пор позволяете себе принимать его и, более того, разъезжать по гостям в компании такого человека. Да и от вас, Дарья Михайловна, я не ожидал подобного.

— Эраст Петрович искренне раскаялся в своих делах и настойчиво ищет примирения с Глафирой Андреевной, — проблеяла Дарья Михайловна.

— То есть ему мало всего зла, что он причинил этой барышне? Он продолжает навязывать ей свое общество?

— Напротив! — возмутился Заборовский. — Я намерен исправить зло, что невольно причинил ей. А что, как не примирение и признание брака законным способно лучше всего восстановить репутацию девицы, когда-то ослушавшейся родителей и проявившей себя не самым достойным образом?

Ах ты…

— А еще, насколько я успела узнать эту девицу, признание брака именно с этим типом поможет ей быстрее стать вдовой и получить куда больше свободы действий, — хихикнула Настя.

Я подскочила из кресла, собираясь высунуться в окно и все-таки высказать этому парнокопытному все, что думаю о нем и его намерениях.

Анастасия придержала меня за запястье.

— Иногда стоит позволить мужчине решать твои проблемы, а не бросаться на баррикады самой, — заметила она.

— Нет во мне этой женской мудрости, — вздохнула я. — Отвадить назойливого ухажера могу только дав в морду, да и то не получилось, а уж…

Договаривать я не стала. Все-таки делиться с подругами сокровенным я так и не научилась. А может быть, просто сама еще толком не смогла разобраться в том, чего хочу на самом деле.

— Возьми пару уроков у Вареньки и Марьи Алексеевны. Особенно у Марьи Алексеевны.

— Придется. — Я решила сменить тему. — А что, у вдов действительно больше свободы действий, чем у барышень?

Настя кивнула.

— Хочешь проверить?

— Звучит соблазнительно, — хмыкнула я.

— Что касается вас, господин Заборовский. Я как исправник настоятельно рекомендую вам покинуть уезд, пока у вас не возникли серьезные проблемы с законом. У человека с вашей репутацией их не может не быть, а я не собираюсь закрывать глаза на ваше поведение, не подобающее человеку вашего сословия.

— Вы мне угрожаете? — процедил гусар.

Варенька шмыгнула в комнату. Я отмахнулась от флакончика с нюхательными солями.

— Предупреждаю, — так же холодно ответил Стрельцов. — Вы уже признались в том, что преследуете барышню, которая не желает вас видеть. Не хватайтесь за перчатку, — добавил он таким тоном, от которого даже у меня мороз пробежал по плечам. — Потому что вы бросите ее в лицо не просто дворянину, а представителю закона в этом уезде. Подумайте еще раз.

— Кир по-настоящему зол, — прошептала девушка, ежась. — Не хотела бы я, чтобы он когда-нибудь говорил со мной таким тоном.

Гусар молчал. Дамы тоже, и только гневный лай звенел над крыльцом.

— Полкан, к ноге! — приказал Стрельцов. — Тихо!

Пес заткнулся мгновенно. Нет, надо заняться его воспитанием. Все-таки собака должна признавать только хозяев, а исправник — гость в моем доме.

— Дамы, повторно хочу предостеречь вас от неподобающих знакомств.

— Кому бы говорить о неподобающих знакомствах, — процедила Ольга. — Глафира Андреевна — вот по-настоящему неподобающее знакомство.

— В таком случае вам нечего делать в ее доме. Разрешите откланяться.