Хроники Ники

Сентябрь 2001 г. — Свидания, страдания и катастрофы

Этот урок слишком жесток

И никто не ответит теперь, почему и за что.

© Ария — «Это рок»

Наступил новый учебный год и впервые, после лета я увидела моих дорогих «чуваков» Ольгу и Каща. Снова мы втроем дерзко курили у крыльца колледжа, ровно под надписью «Не курить». Вообще это запрещено под страхом отчисления, но вокруг толпилось полно народу с сигаретами, и отчислять всех студентов было бы глупо, а так как большинство учились платно, еще и невыгодно.

Все были при параде и выглядели шикарно. Кащ в новой рубашке и отглаженных брюках, Оля в бордовом брючном костюме и с блестящим серебряным колечком в носу. Я в черном платье, с разрезами по бокам «от Насти Мельниковой», и с маленькой лаковой сумочкой через плечо (в которую, правда, не лез ни один учебник, ни даже тетрадь). Мы болтали, смеялись, и вдруг Оля сказала:

— Ого, Новиков!

Я обернулась и увидела Ивана. Он шел к нам озаренный лучами сентябрьского солнца, словно принц осени, притягательный и таинственный. Казалось, что все остальные студенты специально расступаются перед ним, чтоб я могла рассмотреть его во всей красе. На нем были черные джинсы и темно-синяя рубашка, на ногах новенькие фирменные кроссовки. Все это ему ужасно шло, а еще он вырос! Он стал выше, раздался в плечах. Черты лица утратили юношескую припухлость и заострились, а взгляд источал волны какой-то новой брутальной энергии. Его волосы слегка отрасли и стали чуть светлее. Он был классный, он был до умопомрачения красивый. Он приближался к нам грациозной походкой древнегреческого воина.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, я будто под гипнозом сделала несколько шагов навстречу, приблизилась и обняла его со всей силой, вдыхая аромат его кожи и чувствуя, как мое лицо заливается жаром.

— Привет, Иван! — тихо сказала я ему на ухо.

Он легко поцеловал меня в щеку и ответил: «Привет, солнышко!»

Потом он поздоровался с Олей и Кащем, встал рядом со мной и тоже закурил.

— Ваня, ты так изменился, такой стал крепкий, сильный, — не удержалась Оля, — Что с тобой? Ты что в качалку ходишь?

— Да, — сказал Иван и странно кашлянул.

— Мощно, — заметил Кащ, — а куда? Я тоже хочу записаться. Говорят, у нас в главном корпусе в этом году зал откроют. Можем вместе ходить.

— Да, — снова сказал Иван.

И в этот момент, внезапно выделившись из общей толпы, к нему подошла невысокая, пухленькая девочка с высветленными до желтизны волосами. На ней были какие-то нелепые джинсы расшитые аппликациями с цветами и оранжевая кофта ажурной вязки, обтягивающая пышную грудь. Девочка широко улыбнулась и прощебетала писклявым голоском:

— Вань, я в столовую, ты идешь? Тебе взять запеканку?

— Я сам, я скоро приду, — тихо ответил Иван.

Вместо ответа девочка с силой притянула его к себе и вдруг крепко и основательно поцеловала в губы, совершенно не стесняясь никого вокруг. С минуту они целовались у всех на виду, а когда, наконец, разлепились, она игриво взвизгнула и побежала вверх по ступенькам в здание колледжа.

При виде этого зрелища мы трое пооткрывали рты. Первым нашелся Кащ и воскликнул:

— Ты попал, чувак! Какая запеканка…бери омлет, не ошибешься!

— Ваня, а кто это? Твоя девушка? — проговорила я, не веря своим глазам.

— Это качалка, — тихо, так чтобы слышала только я, ответил он. Затем бросил сигарету, затушил ее носком кроссовки и, не глядя на меня, пошел за девчонкой.

В последующие несколько дней, как и в конце прошлого учебного года, Иван избегал меня. Он редко ходил на пары, при встрече только здоровался и с жутко деловым видом проходил мимо. И я не знала, как мне вести себя с ним и о чем разговаривать, учитывая последние события моей жизни, поэтому даже не настаивала на общении.

Оля и Кащ тоже сильно изменились за лето. Оба начали подрабатывать и зарабатывать. Оля теперь была администратором в недавно открытом в нашем городе первом боулинг-клубе, а Саня в этот же клуб устроился барменом. Ну как барменом, помощником бармена — собирал посуду со столов, откупоривал бутылки, приносил небольшие заказы и все такое прочее. Но он искренне считал, что это его первый шаг к главной мечте — открыть когда-нибудь собственный бар.

Кроме того оба записались в автошколу, и теперь прогуливали пары под предлогом того, что им надо на вождение. Они постоянно вели разговоры, типа:

— Ох, я так боюсь заглохнуть на эстакаде!

— Там дают две попытки. Если заглохнешь, попробуешь еще раз.

— А сколько заглыханий можно допустить в городе?

Было ясно, что теперь мои друзья стали серьезными и деловыми. У Оли даже появился служебный пейджер, на который то и дело приходили многозначительные зашифрованные сообщения, что-то вроде — «06.09.19-00-2-VIP», которые она аккуратно фиксировала в пухлый ежедневник. Все их интересы отныне сводились только к работе и деньгам.

Когда я рассказала Оле, что все лето провела в компании Насти, Кати и «Монстровой» тусовки, а еще мучима страданием по Д., она пристально посмотрела на меня и сказала:

— Извини, мать, но мне кажется, ты поглупела! Твои подруги — ведьмы неформалки тянут тебя в какой-то порочный мир!

Я не обиделась. Я решила, что она просто не понимает. Я знала, что мой мир гораздо интереснее и ярче их нового мира. Я верила, что скоро тоже смогу зарабатывать деньги, и не какой-нибудь там торговлей или обслуживанием, а своим творчеством. И хотя это очень трудно, я все равно буду идти к своей цели, а найти скучную работу по уборке столов, если понадобится смогу в любой момент. Поэтому я решила не обращать внимания, не завидовать их заработкам, продолжать отлично учиться и не прогуливать. Уж этим Оля и Кащ точно не могли похвастаться.

Спустя неделю после начала учебного года, мы с Катей пришли в гости к Насте, и я поведала им все новости своих друзей. Настя сделала очень серьезный вид и сказала:

— Фу, мерзкая идиллия!

— Почему идиллия? И почему мерзкая? — удивилась я.

— Идиллия, потому, что каждый нашел, что искал. Твой Ваня нашел себе девушку, которая его не стесняется, а Оля и Саня нашли легальный отмаз от учебы, теперь у них есть уважительные причины. И все счастливы. А мерзкая, потому, что они этим кичатся! — растолковала Настя.

— Иван не кичится, мне показалось, что он стесняется ее, — сказала я.

— Тем хуже для него! Пусть поймет, что ты чувствовала тогда, — ответила Катя.

— Я не чувствовала стеснения, я его почти любила. Это совсем другое!

— Да точно такое же! Это как в серии «Секса в большом городе», про тайных любовников. Некоторые люди предпочитают скрыть свои отношения от друзей и близких, потому, что стесняются, считают, что этот партнер им не подходит по разным веским причинам! — объяснила Катя.

— Точно! — вдруг вскричала Настя, — Я поняла, почему Илья меня бросил! Он посчитал, что я недостаточно хороша для него.

— Это он для тебя не хорош! — сказали хором мы с Катей.

— Нет, вы подумайте и все поймете. Он совсем молодой, живет с родителями. Я малолетка, живу с родителями. Оба не работаем. Ну, я могу пошить на заказ одежду, заработать рублей триста. Ну, он может играть на свадьбах, еще триста. И все! Ни жилья снять, ни семью прокормить. Работать он не любит и не хочет. Значит, ему идеально подойдет взрослая женщина, красивая, с деньгами, с квартирой желательно. А пока она ему не встретилась, можно продолжать встречаться все время с разными, а не увязать в моногамной любви. Возможно, что все это ему втолковал Димон. Он же старше и опытнее, посмотрел на наши отношения и сказал Илье: «Брось ее!»

— Настя, по-моему, ты бредишь, — ласково сказала Катя, — ты уже всю душу себе истравила этим Ильей. Забудь о нем, найди себе нового. У тебя же куча поклонников. Позвони кому-нибудь, пригласи на свидание! Сейчас как раз выходные!

— Я не хочу ни с кем встречаться, — грустно сказала Настя.

— Ну, давайте втроем куда-нибудь сходим или компанию соберем? Я могу своим панкам позвонить, погуляем, развеемся, погода шикарная? — все продолжала говорить Катя.

Настя слегка поморщилась. За время общения с Катькой мы узнали, что ее многочисленные «друзья из тусовки» — обычные ребята, половина которых косят под панков, половина истинные панки. Все когда-то учились с ней в одной школе или жили в ее дворе. Всем по 18–19 лет. Апогеем их развлечений было напиться пива на каком-нибудь панк — концерте и подраться с местной гопотой, а потом завалиться на Катину хату и орать песни «КиШа» и «Гражданской обороны». И хотя почти все они носили косухи и длинные волосы, никого мало-мальски похожего на «Монстров» или хотя бы просто симпатичного среди них не было.

— Нет, Катюш, с твоими друзьями я тоже гулять не хочу, — сказала Настя.

— Ты считаешь, что они недостаточно хороши для тебя? Может и я нехороша? — спросила Катька и хитро прищурилась.

Из этой словесной ловушки Настю спас звонок телефона. Она вышла в коридор и через минуту вернулась с совершенно ошалевшим выражением лица:

— Ника, там Данила звонит, скорее ответь!

Д. говорил как обычно, вкрадчивым и при этом шутливым тоном. Поинтересовался, хорошо ли я училась на этой неделе, много ли получила «пятерок», и когда мы будем обмывать мой «красный диплом». Я все ждала, что он заговорит о встрече, а он все тянул, и был явно настроен поболтать. Говорил о погоде, о каких-то мультфильмах, о своем коте. И лишь когда я потеряла всякую надежду на свидание, спросил:

— А кстати, что ты завтра делаешь? Может быть, увидимся?

Я чуть не подпрыгнула до потолка от радости.

— Давай, — с готовностью откликнулась я, и Д. назначил время и место.

Когда мы закончили говорить, я положила трубку и увидела горящие нетерпением глаза Насти и Кати.

— Когда встретитесь, выведай у него все про Илью и Мэри! — тоном палача приказала Настя.

— И надень мою джинсовую юбку! — не менее суровым тоном приказала Катя.

Д. повел меня гулять по центру города, и улицы знакомые и любимые с детства стали мне еще милее и дороже. Только оказавшись с ним наедине, в романтической обстановке, я осознала, насколько же сильно он мне все-таки нравится. Мы с ним были словно персонажи фильма, а наша прогулка — эпизод счастья героев, который затем должен смениться драматическим поворотом.

Но пока светило солнце, и природа дарила нам красивейший сентябрьский день, все было хорошо. И я поняла, почему в фильмах эти романтичные прогулки показаны под музыку и почти никогда не слышно, о чем говорят герои. Все потому, что разговор не так уж важен, он может быть скучным и нелепым, его может вообще не быть, главное, что двое хотят идти по улице вместе.

Из нашего разговора с Д. я узнала, что ему двадцать шесть лет, он закончил радиофак и работает инженером на заводе трансформаторов тока. Снимает однокомнатную квартирку недалеко от завода. Родители живут отдельно. Фамилия у него — Юрьев. И услышав ее, я конечно сразу, словно повинуясь древнему инстинкту, начала представлять в уме, сочетается ли с этой фамилий мое имя.

«Ника Юрьева» — произнесла я про себя, и мне понравилось.

Еще он рассказал мне историю, как однажды снимал комнату в квартире у выжившей из ума старушки бывшей учительницы биологии. Бабка решила, что Д. ее лучший ученик, и постоянно читала ему лекции по фотосинтезу, инфузориям туфелькам и многим другим темам школьного курса.

— Я теперь вообще все знаю, могу хоть сейчас экзамен сдать! Задай мне любой вопрос, с пятого по одиннадцатый класс! — с готовностью и азартом отличника попросил Д.

— Ну, я не знаю, — сказала я, и неожиданно для себя, спросила первое, что пришло в голову, — расскажи мне, как размножаются куры?!

— Возможно, ты будешь шокирована, но они размножаются яйцами! — казалось Д. даже обиделся такому легкому вопросу.

— Понятно, яйцами. А почему тогда не в каждом яйце есть цыпленок?

— Малыш, все потому, что не каждое яйцо оплодотворено, — втолковал мне Д.

— А как оплодотворить яйцо, чтобы был цыпленок?

— Петух топчет курицу! — брякнул он, явно радуясь, что знает ответ.

— Как топчет?

— Ногами! Встает на нее своими лапами этими когтистыми и топчет!

— И от топтания появляется цыпленок? — удивилась я.

— Ну да!

— То есть, если встать на курицу она будет сносить оплодотворенные яйца? А если будет топтать не петух, а человек? Кто вылупится?

Д. даже остановился, так его поразил мой вопрос. Я и сама была в тупике. Все, что мне говорил Д., я конечно и сама знала, но вдруг мы оба поняли, что совершенно не знакомы с полным детальным процессом размножения кур.

— Может у петуха есть какой-то орган, который проникает в курицу и потом… все как у людей?! — предположил Д.

— Я когда-то давно видела ощипанного петуха в деревне, и у него не было ТАКОГО органа, — с сомнением сказала я.

— Ты наверно тогда маленькая была и не обратила внимания, и потом, может у мертвого петуха не видно?

— Я не знаю. Живой и ощипанный петух мне точно не встречался!

— Но ведь должно что-то быть! — вскричал Д.

— Должно, и ты должен знать! Ты же у нас великий биолог!

Он был таким растерянным и смешным, казалось у него даже волосы встали дыбом от напряженного размышления. В следующий миг его осенила догадка:

— У меня же есть атлас по биологии! Людмила Германовна мне его подарила на память. Там про всех есть. И про петухов кажется тоже. Пойдем, посмотрим?!

— Пойдем к тебе домой? — уточнила я.

— Да, мы ведь должны докопаться до истины! — с жаром ответил Д., - А еще я могу пожарить для тебя картошки, вкусно так, с лучком!

Я согласилась, не сомневаясь ни секунды. Идея с поиском члена петуха и приготовлением картошки показалась мне ключом к сердцу Д., шикарным поводом проникнуть в его святая святых, остаться с ним наедине, и выяснить, наконец, есть ли между нами что-то более глубокое, кроме общей привычки без конца пороть чушь и строить из себя неразумное дитя.

Он так волновался, что у него даже пальцы подрагивали, когда он ловил попутку, чтобы поскорее оказаться дома.

— Я чувствую себя как ученый на пороге величайшего открытия! — возбужденно сказал он, садясь в машину.

— Я тоже, — ответила я, предвкушая в мыслях свое собственное открытие — «открытие его души»!

Небольшая однокомнатная квартира, которую снимал Д. находилась на первом этаже старой пятиэтажке, в тихом районе, в паре кварталов от его работы. Едва я переступила порог его жилища, как поняла, что оно очень похоже на то, что снимали на пару Иван со своим другом. Стараясь отогнать от себя сомнительные воспоминания, я принялась осматривать комнату, где жил Д.

Там все было пропитано его духом. Его гитара на специальной подставке около дивана с полосатым пледом, его футболка на спинке стула, его письменный стол с кучей разнообразных вырезок и фоток под стеклом, его тарелка с засохшей костью от куриной ноги. Видимо до сих пор курицы его интересовали исключительно как средство пропитания, а не как объект изучения.

— Пардон, — произнес Д., - грациозным жестом убирая грязную тарелку со стола и устремляясь на кухню, где тут же принялся громыхать какими-то кастрюлями.

Я услышала, как он включил воду, и в ответ на гудение крана, грозно приказал:

— Не гуди!

И кран перестал.

А я продолжала изучать его скромный интерьер, и остановила взгляд на стене, где рядом с постером с изображением Чака Шульдинера из группы «Death», я увидела нарисованный простым карандашом портрет самого Д., где он был как живой, с выражением лица весьма для него характерным. Глаза смотрели ласково и немного печально, губы в полуулыбке, как будто вот-вот скажут какую — нибудь нелепую, но уморительную фигню, светлые волосы раскинуты по плечам. В левом верхнем углу портрета стояла подпись «Коша».<1>

Из Настиных рассказов я знала, что так Д. называл свою бывшую девушку Яну. Они уже три месяца как расстались, а портрет он хранил. Наверное, все еще что-то чувствовал к ней. Рассматривая портрет, я словно ковыряла старую рану, было больно, но любопытно. Она наверно его очень любила, когда рисовала, хотела, чтобы он оценил. И он оценил. Повесил на самом видном месте. Возможно, он даже ей позировал. Может быть, это было прямо здесь, когда они валялись расслабленные и голые в постели после секса.

От этих мыслей я ощутила весьма явственный и болезненный укол ревности. Ведь я уже так привыкла к вере в то, что Д. — мой человек. Не смотря на то, что он пропадал, не звонил мне и не искал встреч, но мы постоянно разговаривали о нем с девочками, обсуждали его, строили предположения, мечтали. Я в мыслях считала его своим, и надеялась, что и он что-то чувствует ко мне. И вот теперь я столкнулась с его жизнью, в которой меня не было, но до сих пор жила другая. На что я только надеялась? Наивная дура. Я не та, ради кого сжигают старые мосты.

Для меня Д. сжег только свою хваленую картошку с лучком. А атлас по биологии он не нашел, поэтому идее изучить куриную подноготную пришлось кануть в забвение.

— Однажды мы докопаемся до истины! — пообещал Д.

— Конечно, какие наши годы, — согласилась я.

— Тем более что ты малыш, совсем еще малыш, — ответил он.

Мы сидели на его диване, после не очень сытного обеда. Он заглянул мне в глаза, ласково убрал с моего лица прядь волос, а затем нежно поцеловал в губы.

«Наконец-то!» — подумала я, и бросилась в бездну поцелуев и ласк, стремясь повторить тот наш первый раз и доказать ему и самой себе, что тогда все было не случайностью и новая близость принесет счастье нам обоим.

Телефонный звонок прозвучал как раскат грома. Д. как раз навис надо мной словно скала страсти, обнаженный и растрепанный, готовый снова стать со мной единым целым. От этого звука я вздрогнула и инстинктивно сжалась, устыдившись своего положения.

— Не обращай внимания. Нас нет дома! — жарко прошептал Д. мне на ухо.

Но телефон не успокаивался и продолжал трезвонить. А потом включился автоответчик, и веселый голос Д. проворковал: «Вы позвонили в психиатрическую, бригада санитаров выехала! Можете орать сколько угодно после сигнала!» Потом последовал длинный гудок, и обеспокоенный голос Димона вскричал:

— Даня, где тебя носит?! Срочно найдись! Коршун умирает, я поехал с ним в больницу, нужна твоя помощь!

Как истинный друг, Д. моментально вскочил с дивана и бросился к трубке.

— Дим, я тут! Алло! — проорал он.

Пока он слушал, что говорит на том конце провода Димон, я тоже вскочила с дивана и принялась лихорадочно собирать по полу свою одежду и прыгать на одной ноге, путаясь в колготках. Я так разволновалась, что чувствовала, как кровь стучит в ушах.

— Да! Да! Понял! Понял! — все повторял Д. взволнованным голосом. А когда, наконец, положил трубку, посмотрел на меня глазами полными ужаса.

— Илья умирает? — нетерпеливо спросила я.

— Кажется, он сломал ногу. Перепрыгивал пьяный через скамейку, зацепился ногой за спинку, и скамья рухнула на него, — объяснил Д.

— Ужас какой! — воскликнула я, хватаясь за щеки.

— Они в центре в сквере тусили, решили пива попить, и вот результат! В общем, Димон поехал с ним на скорой, пока побудет с ним в больнице, а я должен доехать до них, забрать у Илюхи ключи от его дома и привезти потом ему вещей, полис и паспорт. Родителей нет, они как раз только вчера уехали на море. Отец решил, что матери нужно прийти в себя после Вадика…

— В какую больницу его везут? — спросила я.

— В травму, в областную, а что? — удивился он.

— Это же другой конец города! — воскликнула я, прикинув, сколько займет дорога туда и обратно. И вдруг я вспомнила кое-что очень важное.

— У Насти есть ключи!

— В смысле?

— У нее есть ключи от квартиры Ильи. Она нам хвасталась, давно еще летом, когда у них был самый страстный период, кажется он так их и не забрал у нее.

— Звони ей, — предложил Д., буквально швыряя в меня телефон.

Несколько минут у нас ушло на то, чтобы позвонить и объяснить все Насте, к счастью она была дома, и тоже страшно разволновалась. Затем мы снова набрали Димону на сотовый и уточнили адрес больницы, а затем выбежали на улицу и поймали машину, чтобы поехать к Насте, и затем проникнуть в квартиру Ильи.

Настя против обыкновения собралась очень быстро и даже вышла из дома на улицу, мы подхватили ее возле остановки и помчали дальше. Все это напоминало бандитский фильм с погонями и ограблениями.

Д. остался ждать в машине, а мы с Настей побежали в квартиру. Пока Настя рылась в шкафу Ильи, выбирая полотенце, штаны и футболки, я на кухне выбирала ему подходящую кружку, ложку и тарелку. Я никогда не лежала в больнице, но Д. сказал, что в там нужно все свое.

По пути в больницу Настя вдруг расплакалась.

— Ну почему он так, — всхлипывала она.

— Настюша, успокойся, может быть там ничего серьезного, — утешал ее Д.

— Да, возможно, ложная тревога, скажут ушиб простой, наложат повязку и отпустят, — сказала я, гладя ее по плечу.

И вдруг она перестала реветь.

— А почему вы позвали меня, а не Мэри?

— А зачем она? Ключи то у тебя, — ответила я.

— То есть, у нее нет ключей от его дома, а у меня есть? — обрадовалась Настя.

— Я не знаю.

Д. удивленно покосился на нее, но ничего не сказал. А Настя вдруг достала из своего небольшого рюкзачка блокнот, ручку и принялась что-то сосредоточено писать.

Приехав в больницу, мы встретились с Димоном и передали вещи Ильи в приемник. Выяснилось, что у Ильи серьезный перелом лодыжки со смещением. Его сразу же направили на операцию, и теперь ему предстояло несколько дней пробыть в больнице, а потом еще почти полгода ходить в гипсе.

К нему нас не пустили, но мы почему-то все никак не могли разойтись. Сидели на широком подоконнике в холле больницы и болтали. Вернее болтали парни, а мы с Настей просто слушали.

— Все к черту! — ругался Димон, — Все концерты теперь по боку. Куда он с гипсом этим?!

— Будет как чувак из «Агаты Кристи» сидеть на стуле и играть. Главное руки целы, на счет головы не уверен. Но он же всегда был с приветом! И зачем его вообще потянуло через скамейку прыгать? — ответил Д.

— Сказал, что хочет заняться паркуром, — проворчал Димон.

— Ты сам-то прыгал?

— Я чо, больной? Да, прыгал.

Настя нервно рассмеялась.

Д. огляделся по сторонам, и явно что-то заметил. Я проследила за его взглядом. Он хищно смотрел на деревянную скамейку, стоящую возле стены. На ней мирно сидели две бабушки в халатах и тапочках и разговаривали.

— Даня, даже не думай! — предупредила я.

Он хотел что-то ответить, но вдруг замер со странным застывшим лицом, глядя сквозь меня. Я обернулась и увидела Стаса и Яну. Они шли к нам. Стас немного впереди, она следом. Он с распущенными волосами, в темных очках, кожаных штанах и косухе. Она в голубых джинсах и красной ковбойке. Он жгучий брюнет, она платиновая блондинка. Красивое сочетание. Настоящая рокерская пара. Будто только что сбежали из клипов, он из клипа группы «Guns N' Roses», она из «Aerosmith».

Стас пожал руку Димону, потом Д.

Яна остановилась в паре шагов от нас. Кивнула парням, поздоровалась с Настей. Меня проигнорировала, нарочито отвернувшись.

— Мы на картошке были, вне зоны, — поспешно начал объяснять Стас, — как прослушали сообщение, сразу сюда? Как он? Помощь нужна?

— Уже все сделали. Поехали, домой хоть меня отвезете. Я сегодня без колес. Мы же выпить хотели, — сказал Димон.

— Хорошо, идем! — сказал Стас и спросил, — Даня, тебя подбросить?

Он секунду поколебавшись, ответил:

— Да, идите, я догоню.

И они пошли, так, словно мы с Настей обе были пустым местом. Не то чтобы мы ждали благодарности или какого-то особого внимания, просто слова «Пока» было бы достаточно. Но мы не были удостоены даже этого.

Настя скорчила независимую физиономию и принялась рыться в своем рюкзаке.

Д. подошел ко мне и, обняв меня за плечо, отвел в сторонку. Наклонившись к моему уху, он сказал:

— Ник, ты поймешь, если я пока… Если мне нужно побыть одному? — слова давались ему с явным трудом.

Я кивнула. Я поняла, что он имеет в виду. Ничего у нас не будет. Он еще любит ее.

А на меня накатила внезапная усталость, такая, что я едва удержалась на ногах. Я убрала его руку со своего плеча и пошла к Насте. А он развернулся и пошел догонять Димона, Стаса и Яну.

В третий раз уже. Он так уходил, а я оставалась. С ощущением, будто у меня из души вырвали огромный кусок чего-то жизненно важного.

Когда я села рядом с Настей на подоконник, она спросила:

— У вас как? Все нормально?

— Если ничего — это нормально, то да, — сказала я.

— Как он может вообще со Стасом общаться, после того, что произошло?

Я не ответила, хотя сама задавала себе тот же вопрос. Друг увел его девушку. Или она сама от него ушла. Это не столь важно. С другой стороны она не вещь, и друг не вор. Одна любовь прошла, началась другая. Что, если бы Настя увела у меня парня? Осталась бы я ее подругой? Наверное, да.

— А я вернула ключи Илье, — продолжала Настя, — передала вместе с вещами. И знаешь почему?

— Почему?

— Побоялась соблазна, вернуться туда и начать рыться в его вещах, — честно ответила она.

— Ты мой герой, — улыбнулась я.

— Он ведь мне их по пьяни отдал, забыл наверно сам.

Она помолчала с минуту, потом заговорила снова.

— Ник, почему мы с тобой такие дуры?

— Не дуры, просто наивные и неопытные. Наверное, как-то так.

— Умеешь ты успокоить!

Настя предложила поехать к Кате и посмотреть у нее «Жестокие игры», но я отказалась. Мне было плохо. Хотелось побыть одной и окончательно увязнуть в новой гамме чувств, которая навалилась на меня после этого странного дня. Что-то совершенно новое острое и удушающее и сладкое в своей боли. Ревность, обида, стыд, жалость к себе.

Он ведь не врал мне, ничего не обещал. Сказал все честно. Может быть не очень складно, скомкано как-то, как в детстве, в садике. Только что были лучшие друзья, хохотали и сыпали друг другу песок за шиворот, а потом пришла мама. И все, игра прервалась на полуслове. Новый друг поблек при свете родного лица.

Нет, конечно. Это совершенно другой уровень. Иная степень отчаяния.

А потом, через день в Америке произошел чудовищный теракт, террористы захватили пассажирские лайнеры и направили их в Башни — Близнецы Всемирного торгового центра.

Мы с Катей как раз сидели в гостях у Насти и в очередной раз обсуждали мое неудачное свидание с Д., когда на кухню вбежала ее мама с глазами на пол-лица, вытаращенными от ужаса, и закричала:

— Вы тут сидите, чаи гоняете, а там Америку бомбят!

Мы побежали в большую комнату к телевизору, на котором увидели обрушение сначала одной башни, а потом и второй. Смотрели как фантастический фильм, не верили своим глазам. Настин отец матерился четырехэтажным матом, мама принялась креститься.

— Что теперь будет? — с ужасом спросила Катька.

— Пипец, всем придет, девки, ой, пипец… — причитал Настин отец.

Мы с Катей, не сговариваясь, быстро собрались и пошли домой.

Утром следующего дня в колледже все разговоры были об Америке. Кто-то говорил, что сейчас начнется третья мировая война, кто-то говорил, что это круто, Америке конец, доллар упадет и россияне разбогатеют.

Англичанка даже не пыталась вести пару. Все были так возбуждены случившимся, что это было бесполезно. Она позволила нам разговаривать и делиться мнениями и потом осторожно добавила: «Speak English, please…»

Какой там инглиш, все орали благим матом, что террористы захватят мир, что скоро и нам прилетит и тому подобное.

Я ничего в этом не понимала, мне просто было страшно. Хотелось отвлечься, забыться, не думать о страхе, погрузиться в свои обычные мелкие дела и переживания.

Я подсела к Ивану на заднюю парту и подала двойной чистый тетрадный лист в клетку, только сверху предварительно написала:

— Поговорим?

— А ты хочешь? — написал он в ответ.

И нас понесло.

Я: Конечно, хочу. Я так соскучилась за все это время. Как твои дела?

Иван: Все нормально, на новую работу устроился. Я тоже соскучился, но думал, ты не захочешь со мной говорить.

Я: Очень хочу! Я помириться с тобой хочу. Хочу, чтобы ты простил меня и не сердился.

Иван: Я не ссорился с тобой. И не сердился.

Я: Расскажи про свою девушку?

Иван: Это не моя девушка. Просто девчонка из общаги.

Я: И поэтому она тебя целует посреди улицы и покупает тебе еду. И у тебя такой вид…

Иван: Какой вид?

Я: Да видно, что ты летом не терял времени. Ваня, ты же сделал это?

Иван: Что?

Я: Вы же спите с ней. Это естественно, это нормально. Я рада, что у тебя все сложилось. Как ее зовут?

Иван: Ксюша, она с первого курса, только поступила на товароведческий факультет. Но это ничего не значит и ничего не меняет. Точнее, я думал, что поменяет что-то во мне, что я буду чувствовать по-другому. Но этого не случилось. Я по-прежнему люблю только одну девушку.

Я: Интересно, кого?

Иван: Сменим тему. Как твои дела?

Я: Нет уж, продолжим. Так кого же ты любишь?

Иван: Одну ненормальную, которая пристает с глупыми вопросами. Тебя конечно.

Я: Иван, мне надо сказать тебе, кое-что, после чего твое отношение ко мне уже точно изменится.

Иван: Говори.

Я: Ваня, я влюбилась во взрослого парня, в мужчину старше. Это безумно и кажется, серьезно.

Иван: На много старше?

Я: На семь лет. Его зовут Данила. Он музыкант, он удивительный, добрый, смешной…

Иван: А он тебя любит? У вас с ним что-то было? Я имею в виду… ну ты понимаешь?

Я: У нас было все. Но он не любит. У него сейчас такой период тяжелый, в общем все сложно. Вот. Теперь можешь меня возненавидеть.

Иван, сжав в кулаке ручку, нервно покусал ее колпачок. Затем он посмотрел на меня и сказал тихим голосом:

— Я никогда не смогу тебя возненавидеть, бедная ты моя.

Он протянул ко мне руки, обнял, прижал к себе и зарылся лицом мне в волосы.

И в этот момент зазвенел звонок. Пара закончилась. Все вскочили с мест и загалдели еще громче, выходя из кабинета.

— Тогда, может, мир и дружба? — робко спросила я.

— Конечно, мир и конечно, дружба, — согласился Иван.