Хроники Ники

Август 2001 г. — «Чертова гадалка», ожидание и дожди

Никто не сделает шаг, не вспомнит, не заплачет…

Она сидит у окна и просит об удаче

Она как солнца свет, ей девятнадцать лет,

Кругом глухие стены.

А в ней сошлись змея и волк,

И между ними то любовь, а то измена

(с) Сплин «Что ты будешь делать»

С того самого прекрасного в моей жизни утра мы с Данилой больше не виделись.

После пробуждения мы пробыли вместе еще около часа. Мы дурачились, пока умывались и чистили зубы около умывальника на веранде, как всегда развлекая остальных.

Даня пускал изо рта пену из зубной пасты, хватался за горло, а потом на негнущихся ногах, завывая, словно зомби подходил ко мне и делал вид, что кусает меня за шею. Я судорожно вздрагивала, издавала дикий вопль и «пораженная бешенством», пуская белые вспененные слюни, тянула трясущиеся руки к Настиной шее. Настя визжала, Катя хохотала, а Илья и Димон сооружали кресты из подручных предметов — вилок, ложек и даже сосисок, лежащих на столе.

После завтрака парни засобирались в город. Димону нужно было на работу, а Илья и Даня должны были заскочить на студию, где уже несколько месяцев писали свой альбом, чтобы в очередной раз «поправить сведение».

Мы с девчонками проводили их до садовых ворот. Настя висела на шее у Ильи и о чем-то с ним ворковала. Катя и Димон прощались с притворной официозностью:

— Благодарю за теплый прием! — расшаркивался Димон.

— Что вы, что вы, это я благодарю Вас за визит. Вы доставили нам честь! — крепко пожимая его руку, восклицала Катька.

Даня обнял меня, потом последний раз поцеловал на прощание. И уже собрался было пойти, но вдруг спохватившись, сказал:

— Дай мне свой телефон, я тебе позвоню, пересечемся без них… — он кивнул в сторону Ильи и Насти.

— У меня нет домашнего телефона, — разочарованно проговорила я.

— Ну, тогда ты мне позвони, — предложил Даня.

Он пошарился по карманам своей джинсовой безрукавки, нашел ручку и небольшой блокнот, вырвал из него чистый листок и, быстро написав на нем номер, протянул мне. Я с готовностью взяла бумажку и сжала в кулаке. Пожалуй, даже слишком поспешно.

— Позвонишь?

Я кивнула.

И в этот момент Димон крикнул:

— Даня, ну сколько можно? Ты что утром не натрахался?

Я не видела его лица в тот момент, но слова обожгли меня и буквально пригвоздили к тому месту, где я стояла. Я рефлекторно сжалась, словно под ударом кнута. Горячая волна стыда и гнева залила щеки.

— Димон, не галди! — отозвался Даня, снова обнимая меня за плечо, — И не надо выдавать свои маниакальные фантазии за реальность.

Наклонившись к моему уху, он добавил: «Не обращай внимания, его гоблины воспитывали. Дикий мужик. Поняла?»

Я снова кивнула.

Он чмокнул меня в щеку и пошел вслед за парнями.

Когда мы вернулись в домик, Катя рвала и метала:

— Димон — скотина, кто его за язык тянул?! Не видать ему ни моих детей, ни фамилии. Ни вообще ничьих детей! Да как он вообще… мать его растак!

— А что? Я что-то пропустила? — удивилась Настя.

— Ты слышала, что он сказал Дане? — спросила Катя.

— Нет, не особо, а что?

— Сказал, что они с Никой… ну, в общем, пошлость, — Катя отвела взгляд.

— А это правда? Что-то было? Он что-то видел?

— Я не знаю, может и видел, — сказала я мертвым голосом.

— Ну и забей, — просто сказала Настя после секундной паузы, — Димон он такой язва, не любит, когда другие счастливы, особенно если у него самого не все хорошо. Ты лучше про Даню расскажи, значит у вас теперь с ним любовь — морковь?

— Не знаю. Посмотрим, — неопределенно ответила я.

Слова Димона выбили меня из колеи, и то, что буквально только что казалось мне сказкой и волшебным событием, превратилось в пошлость, во что-то постыдное и унизительное.

— Ну а как он был? Хорош? — допытывалась Настя, глядя на меня глазами, горящими от нетерпения.

Я не знала, как ответить Насте. Хорош ли он был?

Он был. И в этом вся суть. Я закрывала глаза и видела его лицо. Я нюхала кончики своих волос и чувствовала на них его слабый запах. Я хотела бы записать наше утро и прокручивать его постоянно как кассету на магнитофоне. Но пока не изобрели такого прибора, чтобы записывать и воспроизводить ощущения. Поэтому мне оставались только воспоминания о нем и тот трепет, который рождался при этом в груди.

В мыслях я до сих пор была там, с ним, но теперь еще и Димон коснулся моих светлых впечатлений своим гадким языком. Как он узнал вообще? Подсмотрел? Подслушал? Догадался? Даня сказал? Нет, не может быть. Они оба все время были на виду и ничего такого не обсуждали.

— Я не знаю, Насть, не мучай меня, — попросила я и упала на пружинную кровать.

Та отозвалась протяжным скрипом.

— Да, здешняя мебель не благоволит любовным утехам, — прокомментировала Настя, — Нам вот с Илюшей на полу вчера пришлось, чтоб эти пружины не выли. А ты не переживай, Ник. Даня хороший, он не будет распускать никаких разговоров и пресечет это, если Димон что-то начнет еще говорить. И вообще, главное то — что между вами, а остальные пусть говорят и думают что хотят. Вы свободные и совершеннолетние, и вправе делать, что хотите и не перед кем не отчитываться в своих действиях!

— А давайте погадаем? Что будет у Ники дальше? — как могла, сменила тему Катька.

— Можно, а потом на нас с Илюшей, — подержала Настя.

Катя достала из кармана своей длинной фантазийной юбки небольшие квадратные карточки индийского пасьянса. Эти карточки были расчерчены по диагонали на четыре части, в каждой из которых находился фрагмент маленького рисунка. Нужно было выкладывать карточки одну за другой в пять рядов, по пять штук, и если части какой-то картинки совпадали, это и было предсказание. Для их толкования у Кати была специальная карточка, где были расписаны значения всех картинок.

Опытная Катька помнила их все наизусть, поэтому с энтузиазмом начала:

— Значит, гадаем, что будет у Ники с Даней? О, смотрите, сразу «солнце» — это радость, значит, у вас будет что-то хорошее. Дальше, что у нас? О, дальше «очки»! Он хочет узнать тебя поближе! Так, смотрим, что еще… О, «вино»! Это же вечеринка, куда-то пойдете с ним, значит! В целом, прогноз благоприятный, — радостно заключила она.

— Теперь мне! — нетерпеливо воскликнула Настя.

Катя разложила и ей. Выпали «пингвин», «якорь» и «костер».

— Скромность, застой и любовный пожар? — попыталась истолковать Настя.

— Я бы расшифровала так: он всем доволен, влюблен и не хочет ничего менять, — сказала Катя.

— Мне что-то скучно стало так гадать. А давайте придумаем собственные значения, и будем гадать откровенно, только на секс! Например — «колокольчик» — «хочет тебя». А «пингвин» — значит «вялый в постели»! — предложила Настя.

— Погоди, я буду записывать, — подхватила Катя, и взяв из ящика стола бумажку и ручку, начала усердно писать за Настей, при этом озорно хихикая.

Я посмотрела на них и тоже рассмеялась. Может, зря я злюсь на Димона, может он потом пожалел, что ляпнул не подумав. Все — таки, мы и сами не из института благородных девиц. Разве приличные девушки будут ржать при словах «вялый в постели». Мы имеем то, что заслуживаем. Ну и что с того? Остается смириться и делать хорошую мину при плохой игре.

— Очки?! — вопрошает Катя.

— «Старческий секс» или «у него маленький»!? — предлагает Настя.

— Записываю маленького! — отзывается Катька.

— Пять камней?

— Пятикратный оргазм!

— Записано! Весы?

— Секс на качелях? — предполагаю я.

— Грандиозно, записано! — хохочет Катька.

— Якорь?

— Хочет трахнуть! — вопит Настя.

— Уже ведь было «хочет тебя», — замечаю я.

— Есть разница между «хочет тебя» и «хочет трахнуть», поверь мне, — авторитетно говорит она.

После того, как мы придумали «сексуальные толкования» всех картинок, гадать стало действительно веселее.

Мы еще долго гадали и смеялись. Догдались до того, что у меня от смеха заболели щеки.

— Чертова гадалка, — сквозь смех и слезы простонала Настя, — Катька, все! Убирай ее, я больше не могу, у меня живот болит!

Вечером этого же дня мы вернулись домой, и меня накрыл ужас от осознания того, что же я все-таки совершила. Я лежала на кровати в наушниках, слушала все свои кассеты подряд, но даже любимая музыка не помогала мне избавиться от ощущения собственной никчемности и внутренней пустоты.

Но откуда пришла эта пустота? Ведь я хотела этого. Я хотела решить свою проблему и у меня получилось. И то, как это произошло, было прекрасно. Я даже не смела мечтать о таком. Сбылись самые тайные, самые сказочные девичьи грезы. Все было почти как в женских романах с трепетными девицами и неистовыми красавцами на обложке, которые постоянно читает бабушка. Значит все хорошо, значит — спасибо?! Но тогда почему же мне сейчас так больно?!

Или все-таки не больно. Тягостно. Досадно. Обидно. Сколько еще синонимов этого состояния нужно перебрать, чтобы понять, что со мной?

И вдруг я поняла. Мне страшно. Я боюсь. Именно боюсь, того, как теперь он станет ко мне относиться. Считает ли он меня легкодоступной девушкой? Наверняка считает.

Что он думает обо мне? И думает ли он обо мне вообще?

А я? Что я о нем думаю?

Я вдруг поймала себя на том, что в мыслях теперь называю его не так, как раньше — Данила или Даня, я называю его «Он». Словно спотыкаюсь об его имя и не могу его больше произнести, даже мысленно целиком. Виною стыд и трепет, который я испытываю перед ним. Теперь только «Он» или «Д.»

Одна буква, имеющая теперь для меня колоссальное значение. Один человек, который сделал для меня кое-что особенное и от того сам стал для меня особенным.

Хотелось ли мне его увидеть снова? Еще как хотелось.

И если бы у меня был домашний телефон, я бы наверняка сразу по приходу домой начала ему звонить.

Но Настя сказала, чтобы я даже не смела думать об этом.

— Для чего он тогда просил позвонить? — удивлялась я.

— Для того, чтобы показать, что ты ему небезразлична.

— Значит, я могу позвонить?

— И что ты ему скажешь?

Я задумалась. А действительно, что я ему скажу? Предложу встретиться? Напомню, что он собирался увидеться со мной без Насти и Ильи? А если он скажет, что пока некогда и куча дел, и когда эта куча кончится неизвестно…

Заметив мое замешательство, Настя продолжила:

— Никогда не звони сама, если только вы не договорись точно, что ты позвонишь в такой-то день и такое-то время! Не назначай ему свиданий! Если захочет тебя увидеть, пусть найдет!

Легко ей было рассуждать. У нее-то был телефон. И для нее все было просто, позвонил парень, позвал на свидание, проявил инициативу — значит все хорошо, счастье любовь и т. д. и т. п. А если не позвонил — значит сам дурак, и думать о нем не имеет смысла.

В итоге длительных рассуждений, мы с Настей сошлись на том, что план действий будет таким: я сама не звоню Д.; как можно быстрее перестаю страдать о нем, и тихо мечтаю о том, что мы увидимся, когда Настя и Илья снова соберутся куда-нибудь сходить, например, в кино или кафе. В общем, надеюсь, что мы встретимся как обычно, и все решится само собой.

Но как назло шли дни, а Илья никуда не приглашал Настю, общаясь с ней исключительно по телефону. Он объяснял это тем, что впереди у них поездка на рок-фестиваль, где они будут выступать, и поэтому им нужно очень много репетировать, буквально с утра до ночи. А когда Настя попросилась поехать на фестиваль с ним, он сказал, что с ними едут еще ребята из группы «SecondStep» и все места в автобусе будут заняты.

— Чует мое сердце, он это все неспроста, — ныла Настя, — Наверно опять себе кого-то нашел параллельно! Почему он так со мной?! Скотина! Проклятый бабник! Змей! Прощелыга!

Она сыпала отборной бранью в адрес Ильи, и я очень ей сочувствовала, но вспоминая про их бесконечные ссоры и воссоединения, понимала, что это не конец, и страсти будут кипеть еще очень долго.

Прошло еще несколько дней. По нашим подсчетам они должны были вернуться из своей поездки, а Илья все не звонил.

В выходные должен был быть день города, и мы надеялись, что Илья и Даня как-то проявят себя, пригласят нас погулять, и все снова станет как раньше. Но только тишина и забвение были нам спутниками в те мучительные дни.

Я продолжала жить надеждой, хотя ее оставалось все меньше. Я постоянно носила в кармане джинсов уже порядком истертый листочек из блокнота, на котором Д. написал свой номер. Конечно, я уже давно знала этот номер наизусть. Но сам листочек был для меня как талисман. Как залог того, что все, что было, не приснилось мне.

Хотя лучше бы приснилось.

Лето кончалось, и зарядили длинные тоскливые дожди. Мы с девчонками не гуляли, сидели каждая в своем мирке, занимаясь своими забытыми за лето хобби. Настя начала писать новую картину под названием «Демон Илья», Катя изучала новые пасьянсы, а я сочиняла печальные осенние стихи и знала, что никому их не покажу.

В один из вечеров Настя заявилась ко мне неожиданно и очень поздно, и сразу принялась голосить, размахивая в прихожей мокрым зонтом:

— Сидишь, куксишься?

— Сижу, — согласилась я.

— Пошли быстро ко мне!

— Зачем?

— Через десять минут будет звонить Даня!

От услышанного я чуть не упала в обморок.

— Будет звонить тебе? — переспросила я на всякий случай.

— Тебе! Мне-то он на кой сдался. Только когда он позвонит, ты обязательно спроси у него про Илью, как он там, куда пропал и вообще… Ладно? — сказала Настя и вдруг взглянула на меня глазами полными боли и отчаяния.

Словно две реактивные тени в дождливых сумерках мы неслись по двору из моего дома к Насте.

— А он что, звонил уже? — на бегу спросила я Настю.

— Да, только что, — ответила она.

— И что сказал?

— Сказал: «Бэн, это Данила! Ай нид хэлп!»[1] — рассмеялась Настя, — Как всегда он в своем стиле.

— А ты что?

— Сказала: дай мне двадцать минут!

Прибежав, мы перетащили телефон из прихожей в Настину комнату и принялись ждать звонка. Мы даже не разговаривали, настолько напряженным было ожидание.

Когда телефон, наконец, зазвонил, мы обе подпрыгнули на местах, словно от удара током.

— Ответь! — вскричала Настя.

— Твой телефон, ты ответь! — зашипела я на нее.

Настя закатила глаза, поправила волосы, изобразила на лице благостную улыбку, как будто на том конце провода ее могли видеть, сняла трубку и томно заговорила:

— Алло, я слушаю… Да, она здесь… Пригласить… Пожалуйста, подождите…

Она протянула трубку мне и притворным «далеким» голосом сказала: «Тебя к телефону, мужчина!»

— Алло, — робко сказала я в трубку.

— Ты теперь мужчина, малыш? — весело спросил Д., а у меня внутри от звука его голоса словно запорхали бабочки.

— Нет, я девочка, — ответила я.

— А почему тогда Настя сказала, тебя к телефону, мужчина?! Я уже испугался, что стало с моим малышом, когда он успел так возмужать?! Может быть, пора пригласить его на бокал брэнди с сигарой?! — заговорил Д. своим дивным голосом.

— А девочкам можно брэнди с сигарой? — спросила я осторожно.

— Я бы лучше пригласил тебя на кофе с эклерами, — нежно сказал Д., - в субботу день города, может встретимся в «Арт-Кафе»?

— Можно, — обрадовалась я и чуть не брякнула «Это свидание?»

Но Д. продолжил:

— Приходите с девчонками, будут все наши чудовища. Увидимся, поговорим. Я соскучился!

— Хорошо, мы придем, — ответила я слегка разочарованно.

А Настя пихнула меня в бок: «Спроси про Илью!»

— А как там Илья? Это ты у него взял Настин телефон? — робко спросила я.

— Да, — просто ответил Д.

Настя не выдержала и выхватила у меня трубку:

— Даня, извини, но я не могу терпеть! Скажи мне, что с Ильей? Куда он пропал?

Я наклонилась к Настиному уху, чтобы слышать, что он скажет.

Д., немного помолчав, произнес:

— Настюша, извини, мне неудобно об этом говорить, но, по-моему…

— У него опять другая девушка? — перебила его Настя.

— Я не знаю, но… Может быть вам стоит поговорить? В субботу, когда вы придете в «Арт»…

— Мы не придем! — сказала Настя и с силой бросила трубку, так что телефон жалобно тренькнул.

[1] Здесь Данила отвечает фразой из культового фильма «Брат 2» — художественный фильм 2000 года режиссёра Алексея Балабанова с участием Сергея Бодрова. Сиквел фильма «Брат».

Август 2001 г. — «Чертова гадалка», ожидание и дожди (2)

После долгих обсуждений и сомнений мы решили, что все-таки пойдем в «Арт-Кафе». Мудрая Катька рассудила так: во-первых, меня пригласил Д., это шанс, встретиться с ним, прояснить его отношение и намерения; во-вторых, Настя всего лишь предполагает, что Илья ее бросил, и ей действительно стоит с ним поговорить, узнать все из первых рук; ну а в-третьих, нам просто хотелось побывать в «Арт-Кафе».

Мы давно мечтали сходить в это легендарное место, где традиционно собираются наиболее яркие представители неформальной тусовки. Просто взять и заявиться мы немного опасались. Камерная атмосфера заведения предполагала, что оно «для своих». А вот прийти по приглашению вокалиста «Монстров» — это было уже что-то.

В субботу с самого утра опять шел проливной дождь. Катя невесело пошутила, что, по всей видимости, мы идем отмечать день города Макондо.[1]

Центр города как обычно в праздники был перекрыт для проезда транспорта, поэтому, вооружившись зонтами, мы, ловко перепрыгивая многочисленные лужи, несколько остановок шли пешком по центральному проспекту. Всю дорогу Настя нервничала.

— Нет-нет, все правильно. Я должна поговорить с Ильей. Пусть он меня бросил и пусть даже он себе уже кого-то нашел, я хочу, чтобы он сказал мне это лично, а не убивал меня своим молчанием. Это просто свинство с его стороны. Он что думает, все забудется само собой? Должен же он быть мужиком, а не прятаться…

— Но только ты приготовься, что возможно тебе будет больно, — заметила Катя.

— Мне и так больно, — ответила Настя.

— А мне что делать? Подойти к Даниле и сказать «Эй, привет, помнишь меня?» — спросила я.

— Не говори ерунды, — сказала Катя, — у тебя же все в порядке, он же тебя позвал, конечно, он помнит, что ты придешь.

— Но ведь Настя сказала, что мы не придем! — не унималась я.

— Настя сказала, а ты не говорила. И вообще, будь поувереннее! — подбодрила меня Катя.

Сильно вымокнув, несмотря на наличие зонтов, мы дошли до кафе, возле которого толпился народ. На первый взгляд казалось, что внутрь пройти вообще не возможно. Но Настя сложила свой зонт-трость, и воинственно держа его перед собой, начала продвигаться к входу. Люди, а это были в основном брутального вида мужчины, почтительно расступались перед ней.

Когда нам удалось просочиться внутрь, оказалось что там не так уж и многолюдно, видимо возле входа тусовался народ уже поевший и выпивший и решающий, куда двинуться дальше продолжать отмечать праздник.

Я поделилась этим умозаключением с девчонками, а Катька ответила:

— А может это просто толпы голодных зевак, не могущих позволить себе отужинать в этом шикарном месте?

По правде говоря, место было не такое уж шикарное. Обычное небольшое кафе, состоящее из бара и двух залов курящего и некурящего. Весь интерьер какой-то пыльный и обшарпанный, с приветом из девяностых, давно требующий обновления. Некогда модная, но порядком побитая мебель, бордовые бархатные портьеры, кое-где поеденные молью, огромная барная стойка с кофемашной и кучей разнообразных бутылок с экзотическими названиями. У стойки несколько байкеров в косухах, пьяные и веселые. В воздухе пахло сигаретным дымом, едой и кофе. А из колонок играло радио «Максимум».

Мы скромно заняли маленький столик в углу некурящего зала, и Настя сказала: «Пойду, найду туалет, заодно осмотрюсь, узнаю, здесь ли они вообще».

Когда через пару минут она вернулась, в ее глазах стояли слезы.

— Всё! Они там, в курящем зале. Ника, пойди, пообщайся с Данилой, если хочешь. Я тут не останусь, — сказала она, снимая с вешалки свое пальто.

— Подожди, что случилось? — спросила Катя, — Сядь, расскажи сначала.

— В общем, они там. Все. Даня, Димон, Денис, Илья и еще какой-то незнакомый чувак. И Мэри. Рядом с Ильей. Сидят, мило так беседуют, — тихо сказала Настя.

— Они тебя видели? Ты разговаривала с ними? — спросила я.

— Даня ко мне подошел, поздоровался, про тебя спросил, иди, он ждет кстати.

— А Илья? — удивилась Катька, — он, что совсем обалдел?

— Помахал мне рукой. Урод! — зло сказала Настя и разревелась.

Катя обняла ее и стала успокаивающе гладить по волосам, расспрашивая:

— Может быть, ты что-то не так поняла? Они же просто сидят? Не целуются, я надеюсь?

— Ты не понимаешь, это же Мэри, — всхлипнула Настя.

— И что? Она властительница всех мужчин? — удивилась Катя.

— Она ему как родная, они же сто лет знакомы. И если он с ней, то ОН С НЕЙ. Я чувствую, у них что-то есть. Она еще та…

А я встала, чтобы пойти в соседний зал:

— Девочки, можно я пойду, пять минут с ним поговорю, или хоть просто увижу его.

— Конечно, иди, — кивнула Катька.

В курящем зале было оживленно и шумно, над столами висело плотное облако из табачного дыма. Повсюду сидели подвыпившие компании, смеялись, и кто-то пьяным голосом подпевал песне доносящейся из колонок: «Верхом на звез-дее! Над лесом в ре-ку-у…!»

Я увидела Д. и всех остальных за большим столом в самом конце зала и на секунду испугалась, а вдруг он меня не ждет, вдруг Настя просто так сказала. Может быть лучше уйти пока не поздно и забыть обо всем. Но потом в потоке мыслей всплыло воспоминание о нашем разговоре по телефону и в груди как-то болезненно, и в тоже время сладко заныло.

Д. сидел спиной к входу в зал и поэтому не видел меня. Я подошла и положила руку ему на плечо. Он обернулся. Он был даже еще красивее, чем я его помнила. Светлые длинные волосы, большие сильные руки, широкие плечи, серые глаза, мягкая добрая улыбка. Я узнала эту улыбку. Она была в точности такой, как тогда утром, когда мы проснулись вместе. При этом воспоминании, меня что-то словно обожгло изнутри.

На мгновение я забыла, где я, и что должна делать.

— Привет, — сказал он, — сядешь с нами? — он поднялся, чтобы подвинуть стул и освободить мне место, а потом вдруг посмотрел в мои глаза, привлек меня к себе, обнял и, прошептал на ухо наше фирменное: «Привет, малыш!»

Я почувствовала огромное облегчение и радость. Он не забыл.

Я поздоровалась с остальными, и уже хотела сесть, чтобы немного поговорить с Д., но ко мне вдруг подошел Илья и вдруг, сказал: «Ник, можно тебя на минутку?»

Я слегка удивилась, но пошла с ним в угол зала.

— Как у тебя дела? — спросил Илья, каким-то вкрадчивым голосом.

— Хорошо, а у тебя? — ответила и спросила я.

— Мы скоро уходим отсюда, Маус устраивает ночную вечеринку у себя на квартире. Ты пойдешь с нами? — снова спросил вместо ответа Илья.

— Что за ночная вечеринка?

— Ну как, вечеринка: посидим, послушаем музыку, выпьем, а потом разойдемся по интересам и по комнатам.

— А кто такой Маус? — спросила я.

Илья указал в противоположный угол зала и сказал:

— Вон Маус, у стены, видишь, в шляпе. Ты что его не знаешь?

Я посмотрела туда, куда он показывал, и вдруг почувствовала, будто сердце у меня рухнуло куда-то вниз, а потом подлетело к горлу и там забилось так, что казалось Илья, стоявший рядом, мог его услышать.

Это был он — Максим. Живой и настоящий. А ведь я к тому времени почти поверила, что он плод моего больного воображения.

Но, оказалось, то был не сон и не фантазия, он действительно существовал. Он был точно таким, каким, я его запомнила в день нашей первой и единственной встречи. Высокий, красивый, веселый и беззаботный, слегка отстраненный, взирающий на все вокруг с интересом и иронией. На нем была странная парка дикого оранжевого цвета и ковбойская шляпа, сдвинутая на затылок. Единственным отличием во внешности настоящего Макса, от запечатленного в моей памяти образа, были волосы. Теперь они были острижены и задорно торчали из-под шляпы волнистыми патлами, придавая ему еще больше неповторимого немного безумного шарма.

— Это Маус? Максим? — уточнила я на всякий случай.

— Да, Макс! — почему-то обрадовался Илья, — Незнайка — переросток.

Что ж, прекрасно, теперь мне предстояло пойти на вечеринку к Маусу с Д.!!!

Это не предложение, а просто удар под дых. Я замерла в оцепенении, только моргала как дурочка.

— Так что, ты пойдешь с нами? — продолжал Илья, — Только девчонок с собой не бери, ладно? И так толпа народу собирается. Он неопределенно махнул рукой, только уже в сторону выхода, я обернулась и увидела, что там стоят Катька с Настей уже одетые.

— Подожди, я сейчас, — ответила я и пошла к девочкам.

Я шла как в бреду. Мысли путались. Илья с Мэри. Я с Д. Собираюсь на вечеринку к Маусу. Маус — это Макс, один из самых классных парней, что я когда либо знала в своей жизни, и в которого влюбилась с первого взгляда, в тот день, когда впервые пришла на концерт в «Саббат».

Я хочу пойти с Д., но я не знаю, хочу ли я пойти к Маусу.

Как сказать обо всем девчонкам?

— Слушайте, вы не обидитесь, если я пойду с ними, на вечеринку к Максиму? — жалобно спросила я.

— Что за Максим? — спросила Катя.

— Вопрос неверный, — сердито сказала Настя, — что за вечеринка?

Я начала объяснять, про Д. и про Илью, но Настя меня перебила:

— Ясно. Если хочешь, иди.

Не дожидаясь ответа, она взяла Катю за руку, и они чуть ли не бегом направились к выходу.

Я вернулась за столик и села рядом с Д., он снова обнял и легко поцеловал меня. А потом сказал:

— Я же еще не познакомил тебя с одним чудовищем!

И он похлопал по плечу коротко стриженного темноволосого парня в серой слегка мятой штормовке, сидящего рядом с ним. Тот обернулся к нам, внимательно посмотрел на меня и сказал:

— О, в полку красоток прибыло!

— Знакомьтесь, Семен… Ника… — вежливым тоном сказал Д., глядя попеременно на меня и на него.

— А вместе мы — «Семеника»! — проговорил парень и лучезарно улыбнулся, довольный своей шуткой. Я заметила, какие у него интересные глаза, ярко — голубые, даже больше бирюзовые, цвета моря. И вдруг поняла, я его тоже помню!

— Семен? Десантник? — уточнила я.

— Откуда меня знаешь? В прочем не важно. Если только я не обещал жениться, — ответил он и продолжил, — Смотри лучше фокус, премьерный показ!

Он повернул ко мне тыльную сторону своей левой руки, а пальцы правой сложил, и задвигал ими таким образом, что казалось, будто он отрывает и приставляет назад верхнюю фалангу большого пальца. При этом он еще состроил удивленную гримасу, будто он сам невероятно поражен происходящим. Это было так забавно, что я не выдержала и рассмеялась.

— Береги руку, Сеня! — заботливо проговорил Д.

А Семен тем временем вернул своим пальцам нормальный вид, и молниеносно выхватив с металлической подставки салфетку, сложил из нее нечто наподобие птички и поставил на столе передо мной с восклицанием: «Гусик!», изображая, (и, кстати, очень похоже) Джима Керри.

Мы с Д. чуть под стол не упали со смеху, настолько Семен был забавный.

— Ты еще ластами похлопай, котик мой морской! — сказал Д., и обратился ко мне:

— Ник, ты ему понравилась, так своеобразно он проявляет симпатию. Видишь ли, Сеню в детстве украл бродячий цирк, но он сбежал, отслужил в десантных войсках, а потом долго скитался по трущобам в поисках пищи, пока я его не усыновил.

— Мрр-мяу! — утробно рявкнул в ответ Семен и закатил свои потрясающие глаза.

Чуть позже мы со всей компанией шли по улице сквозь непрекращающийся ливень и толпу, как ни в чем не бывало, гуляющих под зонтами, людей. Д. держал меня за руку и то и дело нежно сжимал мои пальцы.

Илья, Семен и все остальные шли рядом, они о чем- то болтали, хохотали, и у всех было отличное настроение в предвкушении вечеринки. Впереди в толпе словно маяк, указывающий путь, виднелась шляпа Мауса.

И вдруг я подумала, что так не должно быть. Это очень плохо, то, что я сделала и, то что, собираюсь сделать.

Мысли роились у меня в голове, создавая гул и панику. Что там будет? Придется общаться со всеми и с Маусом. А вдруг Д. захочет уединиться со мной в каком-нибудь темном уголке? Илья сказал «разойдемся по комнатам»… Как гадко. Да еще и у Макса дома. Я не могу такого позволить. Я и так уже совершила роковую ошибку. А кроме прочего я еще предаю Настю. Я так растерялась от встречи с Д. и от того, что увидела Макса, что совсем потеряла голову.

Я остановилась.

— Даня, — сказала я, — прости, но мне домой надо, я не предупредила маму, что не приду ночевать.

— Так позвони домой! Хочешь, зайдем в переговорный пункт по пути? Или от Мауса наберешь? — забеспокоился Д.

— Даня, у нас нет домашнего телефона, — напомнила я.

— Ах, да, точно! — вздохнул он, было видно, что он расстроился, и мне от этого стало еще хуже, — Только я не смогу проводить тебя, понимаешь, я не помню, как там к Маусу идти, и где он вообще живет.

— Ничего, я доберусь сама, — сказала я.

Он поцеловал меня и побежал догонять своих, которые уже почти затерялись в толпе.

Я грустно побрела на автобусную остановку, автобус пришел уже через несколько минут. Для меня праздник закончился, я ехала домой, одна, мокрая и несчастная от всех этих событий.

Но доехав и выйдя на своей остановке, я не пошла домой, а отправилась прямиком к Насте, я чувствовала, что девчонки там, мне хотелось увидеть их и поговорить.

Настя открыла дверь и молча впустила меня внутрь. Кивком головы указала пройти на кухню. Катя сидела у стола и сосредоточенно рассматривала чашку с чаем. Не говоря ни слова, Настя села рядом. Я осталась стоять.

— Я никуда не поехала. Простите меня, — тихо сказала я.

Катя и Настя продолжали молчать

— Я полная дура, — добавила я.

— Нет, ты худая дура, — сказала вдруг Настя, и добавила, — чай будешь?

За чаем я рассказала им обо всем, что было после их ухода. Умолчала лишь о своем отношении к Максу, но какое это имеет значение? Ведь он словно мираж — появился и пропал. К тому же, мне хотелось разобраться с тем, что происходит между мной и Д. Я надеялась, что на этом мы не закончили, и он не пропадет как Илья.

— А если Мэри и Макс бывшие любовники, то какого черта она потащилась к нему с Ильей? — спросила Катя.

— Значит, мы чего-то не знаем, или что-то знаем не правильно. Может она не встречалась с Максом, а может, между ней и Ильей ничего нет? — с надеждой спросила я.

— А может, у них настолько свободные нравы, что они уже все между собой перетрахались? — зло сказала Настя.

— Нет, я не верю в это, — сказала Катя, — должны же быть у людей хоть какие-то границы дозволенного!

— Почему он тогда сейчас с ней, а не со мной? — воскликнула Настя.

Мы не знали, что ей ответить.

[1] Макондо (исп. Macondo) — вымышленный город, основное место действия романа «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса. По сюжету романа «Дождь лил четыре года одиннадцать месяцев и два дня».