Хроники Ники

Май 2002 г. — Депрессия, трансцендентальная лихорадка и катарсис

Мишкин и робот по лесу гуляли в веселом месяце мае,

пару глазок кровавых они повстречали в веселом месяце мае

(с) Роберт Шекли «Оптимальный вариант»

Несколько следующих дней я пребывала в состоянии болезненного опустошения. Внутри меня, там, где раньше была любовь, теперь находилось черное пепелище. Там, где раньше теплилась надежда, теперь была бездонная пустота. Казалось, что душа умерла, и остались лишь фантомные боли в области, где она обычно помещалась. Я ходила на работу с энтузиазмом присущим скорее зомби, нежели живому человеку, с кем-то разговаривала, что-то делала, но все происходило как в тумане. Я была отравлена непреходящим ощущением горечи потери. Я испытывала тяжелую эмоциональную интоксикацию. И это ощущение словно черная дыра, поглощало все мои силы, все желания, всю мою волю. В голове упорно возникал один и тот же образ: она висит у него за спиной и смеется.

Я каждый вечер ревела и жалела себя, кусая губы. Не спала ночами и не знала, чем утолить эту бесконечную тупую боль, которая отныне не давала жить. При этом умом я понимала, что, конечно, ничего страшного не произошло, как говорят — дело то житейское, можно поплакать, а потом найти другого парня. Но моя душа выла и стенала, я переживала болезнь разбитого сердца впервые в жизни и была к этому абсолютно не готова.

В воскресенье в город пришла настоящая летняя тридцатиградусная жара. Девчонки решили дать бой моей депрессии и с самого утра пришли ко мне. Катя с небольшим рюкзачком за спиной и Настя почему-то с гитарой в модном чехле.

— Идем в поход! — заявила Катька.

— Напитываться магической силой природы, как ведьмы из фильма «Колдовство», — добавила Настя.

— Идите без меня, дайте мне спокойно умереть в своей каморке, — слабо проговорила я.

— Ну, нет уж! — воскликнула Настя, — ты же не собираешься погибать из-за этого ничтожного недомонстра! Идем, нас ждут Серж и Вова, поедем на озеро, позагораем, нажарим шашлыков, особо рисковые обещали открыть купальный сезон.

— А гитара зачем? — недоверчиво проговорила я.

— Тебя соблазнить, это Серегина, смотри какая крутая! — Настя раскрыла чехол.

Я покосилась на гитару и увидела, что она действительно очень хорошая, легкая на вид, с тонким грифом и корпусом цвета сливочного масла. Захотелось сейчас же взять ее в руки, и услышать, как она звучит.

— Вроде в фильме «Колдовство» не было с ними никаких парней? — спросила я.

— Значит, нам повезло больше! — ответила Катька.

Не в силах сопротивляться их уговорам, я согласилась. Они были правы, нужно было развеяться, перестать думать о Д. и о том, как я несчастна.

Мы поехали за город, на озеро. И надо сказать, очень славно там отдохнули. Весь день мы загорали, прыгали у воды, поднимая кучу брызг, жарили мясо на маленьком походном мангальчике. А под вечер, развели костер и сидя возле него, пели под гитару. Довольно банальные развлечения, но при этом никогда и никому не надоедающие. Парни хвалили мой голос, и я настолько расслабилась, что даже спела несколько своих песен.

Но день заканчивался, нужно было возвращаться домой. Когда мы ехали с озера, я сидела на заднем сиденье машины, между Сережей и Настей, потому что Настя терпеть не могла ездить в середине, а Серж просто физически не мог занести туда свои длинные ноги. Я ехала между влюбленной парочкой и ощущала себя, как голый целлулоидный пупс, сидящий на полке среди Барби и Кенов. Смотрела, как Вова вел машину, и периодически убирая ладонь от руля, легко поглаживал руку Кати, сидящей с ним рядом. Я наблюдала, как между двумя людьми зарождается чувство любви, и в моей душе вновь просыпалась тоска. Я была брошенной и разбитой.

Рабочая неделя тоже началась не лучшим образом, в течение дня я допустила несколько глупых ошибок, и четыре раза исправляла один и тот же договор, извела кучу лишней бумаги, потратила время клиента, чем немало позлила свою начальницу Веру. Весь день она ворчала и пилила меня, и когда рабочий день наконец-то закончился, и я уже было вышла из офиса, Вера меня снова окликнула. Я думала, что она опять хочет меня за что-то отчитать, но она протянула мне трубку радиотелефона и с заинтересованной улыбкой сказала: «Это тебя, такой классный голос!» Я почувствовала раздражение, так как решила, что звонит кто-нибудь из клиентов.

— Алло, я слушаю, — сказала я не слишком любезным тоном.

— Привет, это я, — сказал он в своей особенной манере, с придыханием и растягиванием гласных. Я сразу поняла, кто это и радостно воскликнула:

— Семен! Привет! Ты как? Какими судьбами? И вообще, как ты узнал этот номер?

— Катя дала, добрая душа. Я тут недалеко от тебя, в парке в твоем районе, знаешь? Погода — класс! Яблони в цвету! Не хочешь прогуляться? — почти промурлыкал он, и у меня на душе сразу потеплело.

— Я поняла, скоро приду, где тебя искать?

— Я тут, у сцены, где много скамеек, голубей кормлю булкой. Приходи скорей, а то тебе ничего не достанется! — сказал Семен.

Почему-то я не смогла отказаться от такого заманчивого предложения.

По дороге в парк я думала, это же это все могло значить? Во-первых, как Семен оказался в нашем районе? Во-вторых, почему решил позвать меня гулять? В-третьих, с чего это он решил позвонить Кате, чтобы узнать, как меня найти? В-четвертых, просто, почему меня? Ни Настю, ни Катю, а меня? Может быть, у него есть, что рассказать про Д.? Может быть он его и подослал?

Семен действительно сидел в парке на одной из скамеек у летней сцены и кормил голубей. Одет он был как всегда до ужаса нелепо. На нем была красная футболка с Дональдом Даком, рваные голубые джинсы, полосатые носки и черные узконосые лакировки, на голове у него белела панама в стиле сафари, небольшая зеленая спортивная сумка через плечо дополняла образ. Увидев меня, он широко заулыбался, и я не смогла не улыбнуться в ответ, глядя в его бирюзово — кошачьи глаза. Я подошла, села рядом с ним и, молча, пожала его протянутую огромную ладонь.

— Как тебе моя футболка? — вместо приветствия спросил он.

— Никто не любит Дональда, все любят Микки Мауса, — бездумно ответила я и тут же внутренне вздрогнула просто от того что произнесла слово «Мауса».

— Почему? — обиженно сказал Семен, подражая голосу диснеевской утки.

— Спроси у него, — буркнула я.

— А конфетки любишь? — спросил он, продолжая дурачиться, и достал из сумки желтый пакетик «M&Ms».

— Сема, я в депрессии, тут конфеты не помогут.

— Тогда это! — он пошарил в сумке и вытащил на свет небольшую серебристую фляжку.

— Что это? — подозрительно спросила я.

— Коньяк конечно. «Хеннеси» из дьютика! Глотни! — он ловко отвинтил крышку и, заговорщически подмигнув, протянул фляжку мне. Не отводя от него взгляда, я взяла фляжку и сделала большой глоток. Коньяк обжег горло, и в груди стало тепло, я почувствовала, как щеки заливает румянец.

— Закуси! — Семен ловко засунул мне в рот орешек, покрытый зеленой глазурью.

Я прожевала конфету, и, почувствовав, как потяжелели руки и занемели колени, поняла, что опьянела мгновенно. Но при этом расслабились плечи, в голове как-то прояснилось, и установилось глубокое и мудрое спокойствие.

— Кто тебя подослал? — иронично и в тоже время строго спросила я, и посмотрела на Семена, прищурив глаза.

— Никто. Я сам, — просто ответил Сема.

— Ты знал, что у Д. роман с этой, ну, с той, деревней? — сказала я, неожиданно сама для себя переняв манеру Оли, презрительно протягивать ни то «е» ни то «ё» в середине слова.

— С Анькой? — переспросил Сема.

— Я не знаю, как ее, Анька или Манька, ты знал, что он с ней? — свирепо продолжала я свой допрос.

— Ну конечно, они уже давненько мутят. Он и на сплав ее брал, и на турбазу. И уезжал к ней на неделю, когда у него отпуск был. А ты не знала? Я думал, знала. Я думал он с тобой — все, и сейчас с ней, — стал объяснять Семен.

— Какая же я дура, Сема, значит, я два месяца живу какой-то призрачной надеждой, что все может быть еще нормально, а он был все это время с другой девицей, и все знают, только я еще чего-то жду. Вот идиотка!

— Не грусти, подумаешь, беда. Я вот недавно был на ГОА, и там у меня кошелек вытащили на рынке, хорошо я доширака с собой набрал на черный день, так и протянул до конца отпуска. А еще там можно бесплатно есть в торговых рядах, где разные солености — мочености, просишь попробовать, там — сям, вот и наелся. Только потом пить хочется. А у меня однозвездный отель, и из кулера пить нельзя, а то можно тропическую чуму подхватить или еще какую холеру, жуть! Хорошо, ребята в соседнем номере нормальные попались, вискаря в дьютике набрали пол — сумки, и кипятильнику них был, вот мы и замутили бартер — я им лапшу, они мне кипяток и виски, — заливался соловьем Семен.

— Я бы тоже уехала куда-нибудь отсюда, не хочу я больше страдать, — грустно сказала я.

— Это просто, сейчас в ту же Турцию или Тунис можно съездить очень бюджетно, могу подсказать нормальную турфирму, — оживленно продолжал он.

— Мне пока поездки все равно не по карману. И потом, я наверно и там буду грустить, — сказала я, глядя себе по ноги, — понимаешь, печаль внутри меня, от такого просто так не убежишь. Вот если бы можно было путешествовать, как в том фантастическом романе, где герой летел сквозь всю Землю, переселяясь из одного тела в другое, был и стариком фермером, и молодым парнем, и девушкой, и моряком, видел мир их глазами и был то одним, то другим… Как же это он назывался? «Обмен разумов», что ли…

— «Корпорация бессмертие»! — вдруг сказал Семен.

— Ты тоже читал? — обрадовалась я.

— Конечно, это же Шекли, у меня он почти самый любимый, после Хайнлайна, — ответил Семен, и глаза его как-то загадочно сверкнули.

Я была удивлена, он был совсем не похож на человека, который вообще читает хоть что-то, а то, что он любит абсурдистскую фантастику Шекли, я бы не предположила никогда.

— Ну и какой, по-твоему, у него самый интересный роман? — я обрадовалась новой теме разговора и решила ее развить.

— Интересных много, я почти все прочитал, но самый безумный и поэтому классный — это «Оптимальный вариант». Там так ловко построена композиция, что даже когда вся основная история распадается, чуть ли не на отдельные буквы, читаешь с замиранием сердца, и действительно, ждешь, что же дальше! Там еще есть ряд таких маленьких главок, одна ужаснее другой, там чего только не происходит, всякие несвязанные между собою события, а потом вдруг: «И сколько еще будут продолжаться галлюцинации?» Это же гениально! — радостно воскликнул он.

— Подожди, это не «Оптимальный вариант», это «Варианты выбора», — остановила его я, при этом внутренне поражаясь его начитанности.

— В моем сборнике он назывался «Оптимальный вариант». А в оригинале роман называется «Options», что можно перевести как «Варианты выбора», — ответил он.

Воистину, встретить людей, таких же безумных как ты — редкое, ни с чем несравнимое счастье.

— Семен! — протянула я восторженно и даже остановилась на месте, — Я тоже его обожаю, а девчонки не осилили и десяти страниц, говорят, бред наркомана. Но я его иногда перечитываю, когда мне кажется, что реальность перестает быть нормальной.

— А, кстати, ты знаешь про теорию «Мозгов в пробирке»? — спросил Семен, — Что если, на самом деле люди — это просто бестелесные сущности, скопления мозговых клеток, в виде серого желе? И при этом в нас постоянно проникают электрические импульсы и дозы наркотических средств, через такую специальную трубочку, и все, что мы видим вокруг, и то, что с нами происходит — всего лишь галлюцинации напичканного наркотиками мозга? И все это — часть замысла какого-то вселенского зла или хитроумного гения?

— Хотелось бы в это верить, меня бы это сильно успокоило! — сказала я, протянула руку, и Сема с готовностью подал мне фляжку.

— Если бы это было правдой, я бы тогда заказал себе такую галлюцинацию, чтобы жить на берегу океана в хижине, ловить рыбу и ни о чем не думать, — сказал Сема.

— А я бы тогда подсоединилась к твоей трубочке, — ответила я.

Мы долго бродили с ним по парку, непрерывно болтали о фантастике, о всяких сумасшедших идеях, просто о жизни. Семен рассказывал о своих разнообразных приключениях, каких-то друзьях из разных уголков мира, своей работе, родителях, которые все не могут достроить дачу. Мы то и дело прикладывались к его фляжке, которая казалась бездонной. И я расслабилась и словно растворилась в Семеновой болтовне, вкусах коньяка и шоколада, в голове не было ни одной мысли, опомнилась, когда уже совсем стемнело, и я поняла, что уже очень давно пора домой.

Семен проводил меня до дома, с притворной официальностью пожал мне на прощание руку, так что у меня кости захрустели, и уже почти ушел, как вдруг окликнул меня, вернулся и снова подошел ближе.

— Знаешь, что еще может помочь тебе избавиться от страданий? — спросил он.

— Что? — переспросила я.

— Секс! — торжественно заявил он, изящно изогнув одну бровь.

— Да ты что, обалдел? — рассмеялась я, вздрогнув от неожиданности, — Какой еще секс?! Да и нет у меня никого теперь для этого.

— А как же я? — спросил Семен.

— Ты же друг, — растерянно ответила я.

— По дружбе тоже можно! — сказал он и растворился в ночи.

Как ни странно, на следующий день я уже меньше думала о своих печалях, но вспоминала о Сёме. Меня это даже радовало, по крайней мере, страдания по Д. слегка поблекли. Что заставило Семена так сказать? Вообще, что заставило его встретиться со мной? Или это у него такая манера ухаживать за девушками? Тогда это просто смешно. Как, в общем — то и все, что он делает. Я не помню, чтобы он хоть когда-то был серьезный или грустный. Но неужели он думает, что я соглашусь?

С другой стороны, а если это завуалированное ухаживание? Он знает, что я сейчас страдаю, что меня недавно бросили, и если он скажет «Давай встречаться», я не приму его всерьез и откажу. А тут, можно под видом дружеской помощи сблизиться и потом, рассчитывать на что-то более серьезное. Мы знакомы уже довольно давно. Мы классно общаемся. И если Настя и Д. нашли себе другие пары, то, что мешает нам с Семеном стать парой? В этом была какая-то логика, хотя и довольно абсурдная. Ведь я по-прежнему умирала от любви к Д., и не хотела признавать, что все кончено.

К тому же, мне казалось, что прежде чем заняться сексом нужно для начала влюбиться. А я не была влюблена в Семена. И не представляла, что смогу перед ним раздеться, и что его руки будут касаться меня. И ведь он будет тоже голый. Даже в мыслях это выглядело бредом. Что у него там под его жуткой балахонистой одеждой? Одному богу известно! Может у него хвост? Или три соска?! Маловероятно, конечно, но надо бы аккуратно спросить у Насти. С другой стороны, он фанат Шекли, мой брат по разуму. Нет-нет, все же это бред! Настоящий этот, как его, делирий!

В общем, резюмируя вышесказанное, о том чтобы воплотить его предложение в реальность не могло быть и речи.

Но при всем этом почему-то мне было приятно думать о Семе. И я решила, что сама мысль о том, что кто-то веселый и обаятельный хочет тебя, пусть и не является средством от депрессии, но вполне сойдет за неплохое обезболивающее. А еще, вдруг время лечит, только тогда, когда проводишь его, в поисках приключений на свою пятую точку?

Погрязнув во всех этих переживаниях и раздумьях, я чуть не забыла, что вечером должна была встретиться с Олей и Саней в летнем кафе в центре, возле киностудии. На концерте мы договорились, что соберемся поболтать в тихом месте.

После работы я заскочила домой, чтобы принять душ, переодеться и уложить волосы, чтобы ребята видели, что я хорошо выгляжу и вполне счастлива, и все у меня в порядке. Я надела белую футболку с изображением яркой голубой бабочки на груди, короткую джинсовую юбку и синие лакированные босоножки на квадратных каблуках.

Слегка опоздав, я подбегала к кафе и видела их издалека. Они были не одни, за столиком рядом с ними сидел еще один человек. Когда я подошла ближе, то поняла, что это Иван. Я страшно разволновалась. Мы не виделись с выпускного в колледже и почти ни разу не разговаривали с того дня, когда я пришла к нему на новоселье с картиной. Оля и Саня выглядели счастливыми и умиротворенными. Иван что-то увлеченно им рассказывал. Мне захотелось тут же развернуться и убежать прочь. Я даже слегка разозлилась на Олю, за то, что она не предупредила меня, что Иван тоже придет. Я бы тогда что-нибудь придумала и не пошла на эту встречу. Но было поздно, меня уже заметили. Поэтому я заставила себя успокоиться и подойти к ним.

— Привет, чуваки! — сказала я, как можно беззаботнее, и села рядом с Олей.

— Привет! — дружно ответили ребята, а Иван, оборвав свой рассказ на полуслове, опустил глаза.

Я сделала вид, что не обратила на это внимания, принялась расспрашивать их про дела, новости и тому подобное. Оказалось, новости действительно были, и еще какие!

— Забыла тебе сказать, мы с Сашей женимся первого июня! — объявила Оля, — Будет скромная церемония, только родители и мы. А сегодня, вроде как, один из последних холостых деньков!

— Как можно забыть сказать про такое?! Очуметь, так ведь и разрыв сердца можно получить, — проговорила я, действительно шокированная, а Иван, похоже, вообще лишился дара речи.

— Нет, чтобы поздравить! — вспыхнул Саня, — Просто не хотелось трезвонить об этом раньше, в общем, так получилось. Предлагаю это отпраздновать!

— А я переезжаю, — брякнул Иван.

— Куда? — хором спросили мы.

— В Москву.

— Один? — спросила я.

— С Ксюшей.

— Ты ведь не прямо сейчас? Выпить успеем? — настороженно покосился на него Саня.

— Да, мы пока съемную квартиру ищем, но как найдем — сразу переедем, — сказал Иван с вымученной улыбкой.

Вот уж этого я никак не могла ожидать, поэтому ничего не сказала, просто смотрела на него, удивленно хлопая глазами. На помощь пришел Саня:

— Да что мы как неродные?! Давайте закажем еды, вина, и спокойно обсудим все новости!

Он подозвал официантку, сделал заказ, а потом начал рассказывать, как они с Олей не смогли жить друг без друга после выпускного, и как он решил сделать ей предложение.

Оля при этом мило заливалась румянцем, и было видно, что она действительно счастлива.

— Так что, Оль, ты теперь тоже — Кащ?! — стараясь казаться веселой, спросила я.

— Да, придется усиленно худеть, чтоб оправдать фамилию, — с улыбкой отозвалась Оля.

Я была рада за нее. Их история была похожа на сказку — встретились в юности парень и девушка, долго дружили, а потом влюбились и больше никогда не расставались. Особенно трогательным было то, что они так долго скрывали свою любовь ото всех, словно какое-то хрупкое и нежное сокровище, нетерпящее чужих взглядов и обсуждений. И только теперь, когда все испытания позади, они согласились быть вместе навсегда, правдиво и осознанно.

Иван, в свою очередь, поведал о своих и Бультерьершиных планах. Оказывается, Ксюша всю жизнь мечтала жить в Москве, поэтому он нашел там работу, а Ксюша забрала документы из колледжа и готовится поступать в один из московских ВУЗов. У них все хорошо. Жениться тоже собираются, но не прямо сейчас, а через год, потому что брат Бультерьерши сейчас в армии, а она без его благословения выйти замуж не может.

Я слушала все эти его рассказы, улыбалась, кивала, а сама почему-то вспоминала слова Насти — «мерзкая идиллия». Настя все-таки гений, раз смогла придумать такое точное определение. Хотелось схватить Ивана за шиворот, и хорошенько встряхнув, прокричать: «Остановись, не делай этого! Она же Бультерьерша, хочет выжать из тебя все соки и сожрать твою жизнь!»

Хотя, может быть, она и есть его суженая, и он сейчас по-настоящему влюблен? А я — просто завистливая дурочка, проморгавшая свое счастье?

Не хотелось в это верить. Так не должно быть, и я не должна завидовать, потому, что сама сделала выбор. У меня свой путь и своя мечта. Только сейчас я уже не знала, какова она.

Потом разговор плавно перетек на какие-то хозяйственно-бытовые темы. Про то, где лучше покупать мебель, что скоро у нас в городе появится шведский магазин «Икеа», где дизайнерские диваны и шкафы можно будет купить по низкой цене, и что в Москве это давно уже есть, и все квартиры там обставлены шикарно, как в Европе.

Просидев протокольные полтора часа, я почувствовала себя лишней в этой счастливой компании. Может быть, это было эгоистично, но хотелось уйти и побыть наедине со своими невеселыми мыслями.

Я пробормотала что-то про то, что завтра рано вставать, и много дел дома, попрощалась и попросту сбежала от них, стараясь не смотреть на Ивана, который все это время буравил меня взглядом полным вселенской тоски.

Решила пойти домой пешком. На душе было паршиво. Да, я завидовала ребятам и злилась за это на них и на себя, и в горле предательски стояли слезы. Почему все кроме меня счастливы? Почему Д. нашел другую? Почему Иван женится? Почему Маус перестал искать встречи со мной, как раньше? Ответы на эти вопросы очевидны: виновата во всем только я сама.

Вокруг стоял прекрасный летний вечер, я вдыхала его пьянящий воздух и думала, что если бы я была еще более сумасшедшей, то посчитала бы этот момент подходящим для того, чтобы уйти из жизни. Стоя на перекрестке у светофора, я вглядывалась в лица водителей проезжавших мимо машин. Под чью бы машину мне броситься? Стоит ли портить жизнь тому молодому парню в белой рубашке и с такой задорной челкой? А может тому полному лысоватому мужчине в темных очках? Что скажут Иван, Оля и Саня, когда увидят меня на асфальте, лежащую в некрасивой позе, в крови? Наверное, это больно. Удар. Полет. Асфальт твердый до такой степени, что при падении на него, с хрустом ломаются кости.

От этих мыслей меня слегка замутило, и я оступилась, едва не упав на самом деле на проезжую часть. Испытав отрезвляющий приступ страха, я помотала головой, и голос разума вдруг приказал мне отбросить весь этот поток бреда. У всех все хорошо, значит и у меня когда-то тоже должно все быть хорошо. Надо просто захотеть этого.

«Вы устали от изобилия? Вас тошнит от согласия? Тогда воспользуйтесь Службой Разрыва Связи! Вам будет предоставлен широкий выбор пауз, обрывов, рассоединений и отключений». [1]

Очевидно, мне было пора обратиться в эту службу, чтобы навсегда разорвать болезненные связи с Иваном, Д. и Маусом.

Перейдя дорогу, я шагала по тротуару и, сосредоточившись на мерном стуке каблуков своих любимых синих босоножек, мысленно просила все небесные силы послать мне хоть какой-нибудь видимый знак, дающий понять, что в моей жизни будут еще любовь и счастье. Проходя мимо какого-то бара, около входа я увидела компанию громко смеющихся парней. Один из них вдруг отделился от общей группы, резко вышел вперед и расставил руки, как бы желая меня схватить. Я чуть не вскрикнула от неожиданности, но в следующую секунду узнала его.

Это был Семен! Неисправимый Семен в желтых штанах как у индийца, материализовавшийся посреди улицы, словно джин из древнего сосуда. И как после такого не верить в чудеса и знаки?

— Мне на этой неделе крупно везет! Второй раз уже! — воскликнул он вместо приветствия.

— От судьбы не уйдешь! — с улыбкой ответила я, подражая тону его голоса, и бросилась к нему в объятья.

Он обхватил меня обеими руками, прижал к себе, легко поднял над землей и закружил, под одобрительный вопль своих приятелей.

— Семен! — закричала я, — отпусти, я высоты боюсь!

— А нечего гулять одной поздним вечером! Маньяки ведь кишмя кишат! — взвыл Семен, закручивая меня еще быстрее.

Когда он, наконец, опустил меня на землю, голова слегка закружилась, но мне вдруг стало весело. Печаль, сомнения и дурацкие мысли перестали казаться такими уж непреодолимыми и мучительными.

Сема распрощался со своими друзьями и пошел со мной, проводить меня до остановки. По пути я рассказала ему про Олю, Саню и Ивана, их предстоящую семейную жизнь и шведскую мебель.

— А что? Хорошо! Семья — ячейка общества! Пусть себе женятся, — заявил Семен, когда мы пришли на остановку и встали в ожидании моего автобуса, — ты лучше скажи, надумала что-нибудь?

— Ты про что? — удивилась я.

— Ну как про что? Ты забыла, я же только вчера тебя спрашивал, вот что значит память девичья. Будем от твоих страданий избавляться или нет? — допытывался Семен.

Я на секунду опешила. Он что, действительно снова намекает, на то, что предложил? Хотя какие намеки, ведь он спрашивает прямо, прямее некуда. Я посмотрела ему в глаза, в них горел огонь внимания и преданности, как у сторожевого пса.

— Ты про то, что я думаю? Про «избавление от страданий» с тобой? — осторожно спросила я и, говоря «избавление от страданий», изобразила пальцами кавычки.

Он кивнул.

— То есть, ТЫ предлагаешь МНЕ переспать с тобой? Серьезно? — допытывалась я, как не слишком умственно одаренная девочка. Мне захотелось полностью убедиться, что я правильно его понимаю, и не придумываю то, чего нет, придать звучание этой идее, прочувствовать ее на вкус.

— Да! Я всегда серьезен, хозяин, — сказал Сема и ударил себя кулаком в грудь, а потом вдруг ласково погладил меня по плечу.

И это его касание вдруг неожиданно отозвалось в моем теле приятной волной тепла. Вихрь мыслей вмиг пронесся в моей голове. Я одна, я свободна, меня никто не любит и мне любить уже некого. Он тоже вроде как свободен. Мы молоды и хороши собой, мы совершеннолетние и дееспособные граждане. И что плохого в том, что мы — двое свободных людей проведем вместе ночь?

А на дворе XXI век! И к тому же, мы так удачно встретились именно сегодня, когда мне нужен был кто-то понимающий рядом. В то время, когда некоторые собираются жениться, переехать в столицу, а я готова утопиться. Может быть это, действительно, судьба? И, кроме того, в этот раз я точно понимаю, чего хочет от меня парень, без всяких недомолвок, притворства и лишних вопросов. Что произойдет, если я буду с ним так же откровенна? А если ничего не получится, сможем ли мы все обратить в шутку? Наверно сможем, мы же друзья.

— Ну, хорошо, — задумчиво сказала я, при этом чувствуя, как у меня начинают гореть уши, — предположим, мне нужно излечиться от страданий, а тебе-то это зачем?

— Ну а вдруг я тоже страдаю, и мне необходимо излечение? — сказал Сема и картинно вознес глаза к небу.

— Тебе тоже разбили сердце?

— Ник, ну почему ты такая? — спросил он, притягивая меня к себе.

— Какая такая? — переспросила я.

— Почему ты такая непроницательная?

— А когда мы перестанем отвечать друг другу вопросом на вопрос?

— И сколько еще будут продолжаться галлюцинации?

— Какие галлюцинации? — непонимающе спросила я, а потом до меня вдруг дошло. Это же из «Оптимального варианта» или «Вариантов выбора» Шекли. А что если мы друг для друга и есть оптимальный вариант?! Я подняла голову и посмотрела ему в лицо, наши взгляды встретились, и мы одновременно рассмеялись.

— Так, ты ответишь на мой вопрос? — снова спросил Семен и, прежде чем я начала говорить, приложив свою ладонь к моим губам, добавил:

— Все. Больше никаких вопросов. Медленно, спокойно и утвердительно отвечай.

Он убрал руку. Он сказал «утвердительно отвечай»?!

Не зная до сих пор подробностей его ночи с Настей, я была заинтригована. И я решилась на это, как на эксперимент, и, прищурившись, произнесла то, чего еще сегодня утром от себя вообще не ожидала:

— А давай. Только два условия: об этом никто никогда не узнает, и мы будем предохраняться.

— Годится! Отличный план! — просиял Семен, — Давай, поцелуй меня!

— Семен! — воскликнула я, — Что прямо здесь?

— Просто один поцелуй, остальное потом, не здесь, — успокоил он

Я решительно приподнялась на цыпочки и потянулась губами к его губам. Он наклонился ко мне, и мы с Семеном поцеловались. Ничего необычного не произошло, всего лишь простой поцелуй, приятный, нежный, очень естественный. Потом он обнял меня, и я вдруг почувствовала себя хрупкой Дюймовочкой в его руках. Я едва доставала ему до груди. Уткнувшись носом в ткань рубашки, я ощутила мягкое тепло его тела и, на мгновение, прикрыв глаза, представила нас с ним наедине в интимной обстановке. Прислушалась к внутреннему ощущению, отторжения или страха не было. Он снова наклонился ко мне, подышал в мои волосы, поцеловал в макушку и тихо произнес:

— В пятницу вечером я свободен. А ты?

— Тоже, вроде, пока не было планов, — неуверенно проговорила я.

— У меня тренировка до шести, потом могу заехать за тобой, покатаемся, а потом ко мне? — замурлыкал он мне на ухо.

— Какая тренировка? — рассеянно спросила я.

— По баскетболу. Я начал играть в команде. Так что? Согласна? В пятницу у меня?

Я замотала головой.

— У тебя — нет! У тебя же предки, мама там, папа…

— Да, табунами ходят, — согласился Сема, — И что? Я взрослый мальчик, мне давно все можно.

— Нет, к тебе не поеду, — отрезала я.

— А что, есть другие варианты? — разочарованно возразил он.

— Пока нет. Надо что-то придумать, — ответила я, краем глаза замечая, что к остановке приближается нужная мне маршрутка, и, вырываясь из его объятий, попросила:

— Позвони мне.

Семен кивнул, и еще раз припечатав мои губы весьма недружеским поцелуем, отпустил.

План встречи с Семеном захватил меня целиком. Было очень волнительно обдумывать его в деталях, и я так вдохновилась, что от меня как-то ускользали сама цель и смысл нашей встречи, просто теперь у меня была задача — организовать ее на высшем уровне.

На следующий день я позвонила Насте и, удивляясь собственному почти преступному коварству, медовым голоском проговорила:

— Настен, как там баба Маша поживает?

— Хорошо, они с мамой в санаторий уехали, до четвертого, а что? — непонимающе спросила Настя.

— Настя, ты послана мне небесами и должна пустить меня к вам на дачу переночевать в эту пятницу, — пролепетала я.

— Ого, мать, что задумала-то?

— Ну, Настя, я пока не могу тебе сказать, просто мне это надо. Я обещаю, что все будет в полном порядке, я могу там все полы помыть и грядки вскопать.

— Но ты ведь не ради грядок, правда? — усмехнулась Настя, — Неужели в деле замешан мужчина? Недолго мучилась старушка?

— Замешан, — призналась я, — я потом тебе расскажу, но пока не могу. Ты поможешь мне, если я пока сохраню его персону в секрете?

— Помогу, конечно! Но, если только это не Илья и не Сережа, а так хоть Епископ Кентерберийский. Только прибери там все после оргии, потому что мы с ним как раз собирались туда ехать в субботу, — сказала Настя.

— С кем, с Епископом?

— С Серегой, дурёха! — рассмеялась Настя, — Когда за ключами придешь?

В пятницу вечером мы с Семеном встретились. Все происходило волнительно и интригующе. Ровно в двадцать ноль-ноль он подъехал к моему дому. Я уже ждала на крыльце. Когда я оказалась в машине, Семен широко улыбнулся и произнес:

— Пункт назначения — планета Шелезяка. Воды нет, растительности нет, населена роботами!

— Это из Алисы, — обрадовалась я, имея в виду Алису Селезневу, героиню любимой с детства книжки Кира Булычева.

— Нет, из Алисы это, — сказал Семен и басовито пропел: «Трасса Е95!»

— Да, какая Е95?! У нас, кажется, Р355, - поумничала я в ответ.

— Пристегните ремни, штурман Ника! — нарочито строго сказал Семен.

Когда мы добрались до Настиной дачи, уже почти стемнело, погода испортилась, и стал накрапывать дождик. Я объяснила Семену, как пройти к колодцу и отправила его за водой, чтобы сделать чай, а сама стала доставать из кухонного шкафчика посуду, нашла в ящике стола штопор, а из своего рюкзачка вытащила пакет крекеров, банку с вишневым джемом и кусок сыра. Я расставила чашки и блюдца, налила джем в пиалу, порезала сыр. Еще нашла, зажгла и поставила на стол припрятанную Настей с прошлого раза большую ароматическую свечу в форме куба.

— О, романтика! — оценил Семен, заходя в дом с ведром воды, — Вино и шоколадки поищи в моей сумке!

Я присела над его тренировочной сумкой и расстегнула молнию. Изнутри повеяло специфическим «спортивным» коктейлем из запахов натертого паркета, разгоряченной кожи, свежего пота и ментолового геля для душа. Он не был отталкивающим, наоборот, в нем было что-то притягательное. Я даже наклонилась поближе, чтобы лучше прочувствовать этот будоражащий воображение терпкий аромат, и представила, как Семен бежит с мячом по залу и в мощном прыжке ловко забрасывает его в корзину.

— Носки, чур, не трогать, это оружие массового поражения! — вскричал Семен, увидев, как я шарю в его сумке. Он аккуратно налил воды в чайник, убрал в строну ведро, забрал у меня из рук бутылку, взял со стола штопор, и стал ее открывать.

— Если твои носки уже сами по себе оружие, боюсь представить, что являешь собой ты? — спросила я.

— Я атакующий защитник, — не без гордости сказал Семен, разливая вино по стаканам.

— Что ж, это тебя прекрасно характеризует. А меня ты будешь защищать или атаковать?

— И то и другое, — нежно сказал он, отставив бутылку, подошел ко мне, приобнял за талию и поцеловал.

А я вдруг жутко смутилась. Что я все-таки делаю? Он ведь чужой, совершенно не тот человек, которого я люблю и который мне нужен. И с ним все как-то по-другому, как с пришельцем. Ощущения от прикосновений, запах, вкус — все другое, неузнаваемое, парализующее своей чуждостью, но не имеющее даже тени чарующей новизны. Он был как в книге Шекли — «новый герой романа, крутой, с демоническими бровями», но точно вырезанный из картона — безвкусный и плоский. Прежний мой герой растворился в кислотном облаке враждебной планеты.

«— Сколько еще будут продолжаться галлюцинации? — Пока не надоест!»

Мы сели рядом у стола, чинно и напряженно, словно на светском рауте. Одновременно сделали по глотку вина, потом оба взяли по крекеру, съели. Все это мы проделали, молча, не отрывая друг от друга взгляда. Дождь за окном становился все сильнее, в окно застучали крупные капли. Пламя свечи слегка дрожало. Издалека шла гроза.

Семен взял еще один крекер, зачерпнул им джем из пиалы и поднес это угощение к моему рту, я взяла печенье, слегка коснувшись губами его пальцев, и заметила, как в эту секунду он едва ощутимо вздрогнул. Затем он взял мою руку, и опустил кончики пальцев в джем, поднес мою кисть к своему рту и облизал каждый палец. Это было не то чтобы неприятно, скорее странно. Я смотрела на него в ожидании, что будет дальше.

— Сегодня на ужин сексуальная еда, — негромко сказал Семен и опять поцеловал меня.

Поцелуй получился осторожным и нежным, со сладким вкусом джема. Но он не дарил мне той легкой дрожи, которая обычно пробирала все тело, когда я была с Д. И уж точно не было ничего похожего на те пронзительные ощущения, что я, чувствовала с Маусом, ощущения, при одном воспоминании о которых, темнеет в глазах.

«Надо расслабиться», — решила я, — «надо перестать думать о них, сосредоточиться на том, что происходит. Это же интересно. Я узнаю его, узнаю какой он, когда не придуривается, может быть из этого получится что-то стоящее?»

Некоторое время мы целовались, продолжая сидеть рядом за столом, словно сельские молодожены. Не хватало только звона хрусталя и криков «Горько!» Было немного неудобно, и я решила, что пора переходить к активным действиям, чтобы поскорее исполнить задуманное, набралась смелости и стянула с него его гигантскую рэперскую кофту. И вдруг обнаружила под ней удивительно красивое тело — мощную грудь, рельефный пресс, стройную талию. В который раз удивилась, как он может настолько ужасно одеваться, что под одеждой нельзя разглядеть такую прекрасную фигуру. Я гладила его короткие жесткие волосы, и это тоже было странно, я привыкла к тому, что можно запустить пальцы в длинную гриву волос Д., ощутить мягкое живое тепло в их густоте.

— Пойдем, — прошептала я, прижимаясь щекой к его горячей коже, — хочу в темноту.

Я надеялась, что, если не буду видеть его, то начну чувствовать прикосновения острее и пробужу в себе и в нем хоть какую-то искру желания.

Мы перешли в спальню первого этажа. Там было темно. Возле окна стояла все та же старая кровать с ватным матрасом и со скрипучей панцирной сеткой, украшенная никелированными шариками. Темнота и дождь за окном, запах леса, все создавало расслабляющую романтичную атмосферу, кроме, конечно, жалобного скрипа доисторической мебели. Но, тем не менее, это помогло, Семен одним движением сгреб меня в охапку и уложил на кровать, не обращая внимания на скрежещущий звук, улегся рядом, снял с меня майку, затем джинсы. При этом в свойственной ему манере, он и в постели продолжал болтать. Но это были не обычные его шуточки, а какие-то невероятно нежные слова. Я и не думала, что он может быть таким откровенным.

— Девочка моя, — шепотом сказал он, — как я ждал этого.

- Ты ждал? — так же, шепотом, удивленно переспросила я.

- Все время, — выдохнул он.

«Ничего себе» — подумала я, — «неужели и правда прямо ждал? И что значат слова «все время»? В один миг я вспомнила обстоятельства, при которых мы с Семеном встречались все последние разы. Одно из воспоминаний заставило меня содрогнуться — та ночь, дома у Д. Я вспомнила шутку Семена про «Саббат». Эта жуткая пошлость, сказанная невпопад, сейчас всплыла в памяти и даже слегка завела меня. Я решила, что нужно подарить ему лучшую ночь, чтобы он понял, что ждал не зря. Но, как я не старалась разжечь в себе страсть, получалось странно, как-то неуклюже. Некстати вспомнились слова Насти — «с ним было скучно, я просто встала и ушла». Мне, видимо, как и ей, не хватало чего-то, я не могла осознать чего. Может быть, тоска по Д. притупила мои чувства, как тоска по Илье, отвлекала Настю. А может быть секс по дружбе — это не для нас? Похоже, это судьба Семена — быть «лекарством от страданий».

Я хотела понять, почему это происходит, ведь Семен такой славный парень, добрый, симпатичный, нежный, смешной. Он достоин большего. И я заставила себя расслабиться, отдаться потоку прикосновений, поцелуев и ласк. И все это было, в общем, не так уж плохо, хотя и не долго, а когда закончилось, Семен лег на спину, заложил руку за голову и негромко сказал:

— И кстати, да, в постели я древо. Это началось после того, как я подхватил трансцендентальную лихорадку на планете Ияг.

— Сема, говорят не «древо» а «бревно»!

— Если бы я хотел сказать «бревно», то сказал бы. Но после трансцендентальной лихорадки становятся древом.

- Это заразная болезнь? Предупреждать вообще-то надо! — воскликнула я.

— Нет, нужно быть подверженным специальному облучению, чтобы заболеть. И вообще, тебе, что до бревна, что до древа очень далеко, — объяснил Семен.

— Серьезно?

— Эх, мне бы сад таких дерев, — мечтательно сказал он, потягиваясь, и продолжил:

— Ну, дело сделано, можем пожать друг другу руки.

Он протянул мне ладонь и я, крепко пожав ее, сказала:

— Спасибо, дружище!

— Нам еще надо решить, что делать, если ты забеременеешь, — задумчиво сказал Семен.

- Этого, не случится, мы же все предусмотрели, — ответила я.

— Сегодня да, но вдруг это случится в следующие разы?

— А ты так уверен, что будут следующие разы?

— Да, и у меня очень консервативные взгляды на воспитание потомства!

Весь остаток ночи мы не спали. Одевшись, мы вернулись на кухню, пили чай, пили вино, болтали и смеялись, будто бы ничего не произошло. Он заставлял меня учить его номер сотового телефона, а я сопротивлялась и говорила, что невозможно запомнить космический одиннадцатизначный номер, и что все нормальные номера телефонов состоят из шести цифр.

Только под утро мы вернулись в кровать и уснули, но всего на пару часов. Семену нужно было ехать на работу. Я лежала под одеялом, смотрела, как он одевается в свои циклопические штаны и кофту с капюшоном и думала, что будет с нами дальше, а вдруг он и есть моя судьба? Нет, нет, я не хочу! Или хочу, но пока просто не готова принять это?

Он крепко обнял меня на прощание, и когда ушел, я почувствовала растерянность и боль потери, но не могла понять, с чем связаны эти ощущения. Являлось ли случившееся закономерным непреодолимым следствием фатально сложившихся обстоятельств, или это был просто мой очередной чудовищный провал?

***

Наступил понедельник, потом прошел вторник, а я все никак не могла прийти в себя, после ночи с Семеном. Он был чертовски прав, говоря, про избавление от страданий. Я уже почти не думала о Д. с той болью, которая сопровождала меня все последние дни. Но он не предупредил, что в замен старым страданиям, я обрету новые.

Я осознала, что за один год я переспала уже с третьим парнем. А ведь думала, что это будет однажды и на всю жизнь, мечтала, рисовала в голове идеальные образы. Все оказалось куда прозаичнее и банальнее, и что теперь с этим делать дальше? Как жить? Я пыталась понять, что же изменилось? Поднял ли меня Семен на вершину внутренней гармонии или наоборот низверг в пучину самоненавистнических угрызений? Все смешалось, вопросов было больше, чем ответов. Но при всем при этом, ясно было одно: мы с Семеном не закончили, не достигли необходимого результата, и я не долечилась. Раз уж так случилось, нужно было продолжить и разобраться до конца. Раздираемая сомнениями, я позвонила на данный Семеном дополнительный номер оператора, чтобы передать судьбоносное сообщение:

— Здравствуйте, могу я передать сообщение абоненту 92289…?

— Да. Пожалуйста, диктуйте…

Я решила обратиться к нему фразой из песни группы «Агата Кристи» — «Собачье сердце»: «Девушка, пишите — «Братцы живодеры, за что же вы меня?!», так как она более всего подходила моему теперешнему состоянию.

— Я не могу такое передать, есть правила. У Вас есть другой текст сообщения?

Я на секунду замешкалась, а потом продиктовала:

— Хочу видеть тебя снова, там же, так же, таким же.

— Сообщение принято, — отстраненно сказала девушка-оператор, но мне показалось, что она улыбается.

Семен перезвонил через две минуты:

— Это правда? Ты хочешь?

— Доктор, мне кажется, я все-таки подхватила эту, как ее, трансцендентальную лихорадку, — тихо сказала я, стараясь скрыть волнение, — необходимо собрать экстренное врачебное совещание, вы придете?

— Конечно! — выдохнул Семен, — Где и когда пройдет консилиум?

— В пятницу, в нашей секретной лаборатории! — прошептала я в трубку.

— Я пришлю за вами шаттл!

Ответ Семена мне принес некоторое облегчение, и я смогла несколько часов продуктивно работать. Меня грела мысль, что есть мужчина, которому я возможно небезразлична.

Вечером позвонила Катька:

— Ты помнишь, что у Мэри сегодня день рождения?

— По правде сказать, нет, — сказала я.

— Она устраивает небольшой пикник в парке, на Чкалова, только для своих. Нас приглашает, пойдем? — продолжала Катя.

— Думаешь, стоит? — несчастным голосом спросила я, — а кто там будет?

— Да, как обычно, все! — с энтузиазмом ответила Катя.

«Все» — значит, наверняка Илья и Д. тоже, и, возможно, Маус. Интересно, а Семен идет? А может тогда уж и Томас де Торквемада?[1] Да, давайте, «братцы живодеры», приходите все — пронеслись в моей голове мрачные мысли.

— Может без меня? — проныла я, — Сходите с Вовой.

— Вова сегодня дежурит. А мне скучно одной, пойдем а?! — застонала Катька.

Я поддалась на ее уговоры, сама не зная почему.

Вечером мы с Катькой встретились, купили букет роз в киоске у входа в парк и отправились поздравлять Мэри. Настя с нами не пошла, сославшись на очередное мега-свидание с Сержем. Но мы решили, что ей просто не хотелось видеться с Ильей.

Мы увидели их еще издали. Группа живописно расположилась под пышно цветущими яблонями на паре покрывал. Рядом стоял маленький мангал, на котором жарились сосиски. Народу было немного: трое монстров, какая-то незнакомая девушка, высокий бритоголовый татуированный парень, и конечно, сама Мэри с заколотыми наверх волосами и в золотом обтягивающем платье с длинным разрезом похожая на египетскую царицу. Она держала в руке бутылку пива и прыгала босиком от одного человека к другому, чокалась и радостно смеялась. Завидев меня и Катьку, она легко побежала по траве нам навстречу.

— Вы мои лапушки! — она по очереди обняла нас и фальшиво чмокнула воздух, изображая поцелуй в щеку. Затем грациозно приняла цветы из рук Кати и распорядилась, крикнув куда-то в строну:

— Даня, налей девочкам чего-нибудь!

Я сделала несколько шагов вперед, выискивая его взглядом. Он стоял в тени дерева возле раскладного столика, уставленного бутылками, пакетами с едой и пластиковой посудой. Улыбнувшись нам и добродушно поприветствовав так, словно мы лучшие друзья, Даня налил вина в пару стаканов и поднес их нам.

— Рад видеть, — сказал он, подавая мне стакан, — надеюсь, сегодня не будет концертов?

— Каких концертов? — переспросила я.

— Таких, как ты в прошлый раз устроила, — усмехаясь, ответил он.

— Если я все правильно помню, — пробормотала я, — концерт был у тебя.

— Ну ладно, замнем. Нам нужно поговорить, но попозже, хорошо? У Машеньки же день рождения, — протянул он и на секунду привлек меня к себе, погладил по плечу, а потом отошел в сторону мангала и проорал: «Дайте же человеку сосиску! Меня зовут Бен Ганн! Бен Ганн!»

Я сделала глоток вина из стакана. Мне хотелось разреветься и убежать. Катя, заметив мое настроение, сказала:

— Хочешь, давай сбежим? А лучше, давай напьемся?!

Я посмотрела на ее доброе веснушчатое лицо, на Мэри скачущую с сосиской в руке, на Димона и Илью фехтующих шампурами, улыбнулась и кивнула:

— Ну, хорошо, давай. Напьемся.

И мы напились. И тогда вся компания вдруг стала выглядеть очень мило и дружественно. Незнакомая девочка оказалась двоюродной сестрой Мэри, а татуированный парень с лысиной ее новым бой-френдом. Мэри излучала счастье и безмятежность и, все больше пьянея, вешалась на своего друга.

Солнце постепенно садилось. Мы сидели на траве, глядели в закатное небо, раскрашенное в потрясающие оранжевые и нежно-розовые тона, и орали песни на весь парк.

Я даже не сразу заметила, как ко мне подсел Д. Он снял с себя джинсовку и накинул мне на плечи. Я повернулась к нему, а он не говоря ни слова вдруг начал меня целовать. Я инстинктивно потянулась и обняла его. «Любимый мой!» — пронеслось в моей голове, — «Как я соскучилась!», но тут же появилась следующая мысль: «Какого дьявола это происходит?»

Я отстранилась от него и прошептала:

— Подожди, ты же хотел поговорить.

— Давай потом, — сказал Д., снова привлекая меня к себе.

— Нет, поговорим сейчас. Что ты хотел сказать?! — не унималась я.

— Хотел, чтобы ты не злилась на меня, — ответил он.

— Я не злилась, я ревновала, — честно ответила я, — и да, я злилась.

— Почему?

— Я люблю тебя, — выпалила я быстрее, чем подумала.

— А я? — отозвался Д. вымученно и горько.

Если бы слова могли убивать, я бы лежала в луже крови, расколотая надвое. В этот момент я отчетливо поняла, что надо уходить. Я резко встала, сбросила на траву куртку Д. и пошла, не оборачиваясь по аллее. Катька вскочила следом. Д. остался сидеть.

На выходе из парка мы вдруг увидели Мауса. Он шел навстречу с большим букетом желтых хризантем, приготовленным, конечно же, для его роковой бывшей. Увидев нас с Катькой, он закричал:

— Кто-то сбегает! Не честно! Ну-ка вернулись обе две!

Он приветственно обнялся с Катькой, а потом подошел ко мне, и тоже обнял, чуть не выронив свой букет. И тут мои губы снова приняли неожиданный поцелуй, но теперь уже от Макса, и он был таким нешуточным и дерзким, что у меня едва не подкосились ноги. В последнее время я пользовалась явной популярностью у лиц мужского пола. Я вырвалась и неожиданно для себя, пьяно расхохотавшись, сказала:

— В очередь, сукины дети! В очередь!

— Булгакова на ночь? Некомильфо! — возразил Маус и взял меня за руку.

— Я с утра начала, — сказала я, сжав в ответ его ладонь, чувствуя ее тепло каждой клеточкой кожи.

— Пока, Макс! Нам идти надо, поздно уже! — спасла положение Катька, потянув меня за второю руку.

— Предательницы! — буркнул он и отпустил меня.

Мы были слишком пьяны и возбуждены, чтобы идти домой. Из уличного телефона-автомата мы позвонили Насте, с целью напроситься к ней на чай и рассказать последние события. К счастью она была дома, к несчастью с Сержем, и видимо своим звонком мы нарушили их интимное уединение.

— Ладно, что с вами делать, приходите! Сережа все равно скоро уходит, — сказала Настя в ответ на наши жалостливые мольбы.

Конечно, Насте было интереснее всего узнать, как там Илья, но и про мои переживания она была не прочь послушать. Забыв про уговор с Семеном о неразглашении нашей связи, я выложила девчонкам всю историю последних дней. Обе были удивлены, но не слишком. Возможно, подозревали что-то подобное. А когда мы рассказали Насте о Мэрином пикнике, она сформулировала свою очередную сентенцию:

— Это — эффект красотки! Пока ты одна, а тем более брошена, тебя никто не любит и не хочет. Но стоит завести мало-мальски симпатичного парня, как остальные слетаются, словно мухи на мед! Ты очень правильно сделала, что не стала зацикливаться на прошлом и закрутила интригу с Семой.

— По-моему, я сделала ужасно. Я себя чувствую какой-то блудницей. Если не сказать хуже. Да и вообще не похоже, чтобы Д. и Маус слетались ко мне. Так, мимолетный пьяный поцелуй по старой дружбе, — грустно сказала я.

— А по-моему, Маус от тебя с ума сходит, — сказала Катька, — только вы встречаетесь всегда в неподходящий момент.

— Но где он тогда был все это время? — возразила я.

— Так ты каждый раз шарахаешься от него как от чумы, он не знает, что делать и поэтому самоустраняется, — объяснила Катя.

— А, по-моему, — вклинилась Настя, — тебе нужно продолжать окучивать Семена. Он классный, и ты ему нравишься, это видно.

— Если он классный, то почему сама не стала с ним встречаться? — спросила я.

— Видишь ли, Ника, мне нравятся страстные мужчины, а Семен… Сама понимаешь, — проговорила Настя, подмигнув.

Я рассмеялась.

— Что? — не поняла Катька, — Что с ним не так?

— Он просто бревно, — сообщила Настя.

— Не бревно, а «древо», — уточнила я.

— Тогда без подробностей, пожалуйста, — замотала головой Катька.

— Да, кстати, есть информация более интересная, — сказала Настя. — Ника! — она загадочно улыбнулась и выдержала торжественную паузу.

— Что? — удивилась я.

— Серж рассказал о тебе Яну. И Ян приглашает тебя на прослушивание! Им в группу нужна бэк-вокалистка!

Услышав новость, я в удивлении открыла рот. А Настя и Катя сплясали возле меня маленький победный танец.

***

Несмотря на приятное известие, на следующий день мне было ужасно. Все — таки не надо было пить так много вина. Вечерний чай у Насти не особо помог. У меня кружилась голова и внутри постоянно ощущалась какая-то слабая мучительная дрожь. А в мыслях были Д. и Маус и их два поцелуя, таких потрясающих и таких разных, но при этом умопомрачительно желанных. Я проклинала их обоих вместе взятых и каждого в отдельности, то и дело, возвращаясь в воспоминания то к одному, то к другому. Наверное, так и сходят с ума. Любовь и страсть, нежность и вожделение. И оба так чертовски недосягаемы. Я была словно нищенка у витрины кондитерской, которая не может выбрать, что вкуснее — зефир или шоколад, при этом понимает, что в кармане у нее ни гроша.

Так я провела весь день, борясь с приступами головокружения и мыслями о собственной никчемности. А когда рабочее время, наконец, закончилось, я вышла из офиса мучимая раздумьем, что сейчас следует сделать: пойти домой и лечь спать или все же пойти утопиться в ближайшем болоте.

В этом состоянии меня застал Семен. Он стоял у входа в здание нашей фирмы и искал меня взглядом среди выходящих. Я была так удручена, что чуть не прошла мимо. Он окликнул меня, и я остановилась в замешательстве.

— Я решил не дожидаться пятницы, вдруг твоя лихорадка прогрессирует! — сообщил он.

— Так и есть, я требую эвтаназии, чтоб не мучиться болями, — ответила я.

— Но мы же нашли лекарство, разве нет?

— Да, но оно приносит лишь временное облегчение.

— Ладно, серьезно, что с тобой? Почему не в настроении? Я думал мы с тобой куда-нибудь сходим, поедим, выпьем разные соки и воды, — сказал Семен и взял меня за плечи, пытаясь заглянуть в глаза.

Как ни странно мысль о прохладном сладком соке или искрящейся пузырьками газировке взбодрила меня.

— Воды говоришь, ладно пойдем! — согласилась я.

Он взял меня за руку словно ребенка, подвел к своей машине, усадил, а потом отвез в заведение, где подавали вожделенный фаст-фуд.

— Знаешь, от похмелья хорошо помогает поесть чего-то жирного с сыром, с соусом и во фритюре и запить все колой, — сказал Семен, открывая передо мной дверь в кафе и нежно подталкивая вперед.

— А с чего ты взял, что я с похмелья? — удивилась я, усаживаясь за ближайший свободный столик.

— Знаю, — просто ответил он, садясь рядом.

— Что? Катька сказала?

— Не Катька. Данила сказал, — ответил Сема, потупив взгляд, — а ты не сказала ему, что мы с тобой теперь вместе.

— Но мы не вместе! — вспыхнула я. К счастью в этот момент я уже сидела на красном пластмассовом стуле, иначе бы упала от неожиданности.

— Мы же договорились — никто не должен знать! — продолжила я, справившись с нахлынувшим волнением, и на мгновение забыв, что Настя и Катя уже все знают.

— Не паникуй так, я ничего ему не сказал, — ответил Семен. — Подожди меня, я сейчас.

Он отошел к прилавку с едой и напитками, оставив меня практически в истерике от негодования и любопытства. Но через несколько минут вернулся с подносом, на котором красовались румяные куриные ножки, жаренные во фритюре, ароматная картошка, пара кусков пиццы и два огромных стакана с газировкой. Я схватила один из стаканов, и, воткнув в него трубочку, с наслаждением припала к приторному и до ломоты в зубах холодному живительному источнику. Напившись всласть, я накинулась на Сему:

— Когда ты с ним разговаривал?

— Сегодня, пересеклись в обед, — спокойно ответил он, — Даня сказал, что перепил вчера на дне рождения Мэри. Я спросил, кто был. Он сказал. Вот и все.

— То есть обо мне вы не говорили? — уточнила я.

— Нет, просто он назвал тебя и Катю.

Я опустила глаза. Значит, просто назвал, и все, мол, тусили такие-то бабы. И никакого намека на то, что я для него что-то значу.

— А ты что?

— Что? Ничего, поели с ним окрошки да разошлись, — пояснил Семен и спросил:

— А что было то вчера? Расскажешь?

Я подняла на него взгляд. Семен ждал ответа. Причем, правдивого ответа. Я собралась с духом и сказала:

— Я хотела с ним поговорить, но мы были уже пьяные. Поэтому он полез целоваться, а я призналась ему в любви.

Говорить про Макса уже не было смысла, потому, что Сема и так застыл с надкушенной куриной ногой в руке. Прошло наверно секунды три, прежде чем он опустил ее на пластиковую тарелку.

Было видно, что внутри он переживает какую-то очень разнообразную гамму чувств. Я ждала чего угодно, что он рассердится и уйдет, или плеснет мне в лицо колой, или даже ударит. Но он только смотрел испытующе, словно пытался распознать мои чувства.

— Значит, мы с тобой больше не будем…? — спросил Семен, спустя некоторое время, и в его голосе не было привычной веселости, только разочарование и тревога.

Я посмотрела в его удивительные глаза, вдохнула в грудь побольше воздуха и твердо сказала:

— Будем.

Во второй раз мы приехали на дачу еще засветло. Как обычно, болтая о всяких пустяках, мы зачем-то бросились исследовать чердак, рассматривая разные старинные вещи. Нашли патефон Настиной прабабки и несколько пластинок с романсами. Попытались завести его, но игла почему-то все время возвращалась в начало пластинки. А я чувствовала напряжение внутри, я ждала того, что будет дальше. Я хотела, чтобы сегодня все было идеально, чтобы мы горели в объятиях друг друга, чтобы мы были не просто друзья, решившие провести вместе время от нечего делать, а были как настоящие влюбленные, словно все всерьез и все навсегда. Но эти же мысли приводили меня в смятение, я опять вспоминала Д., и понимала, что с ним я не думала ни о чем таком и специально не настраивалась на любовный лад, все происходило само собой. Я просто знала, что он мой, а я его. А кроме того, я вспоминала поцелуй Макса и у меня немели челюсти от желания снова ощутить его вкус.

Когда мы Семеном добрались до постели, у меня в душе происходил едва ли не ядерный коллапс. Физически я была с ним, а в мыслях был то Д… то Максим. Семен пытался сделать что-то, чтобы возбудить во мне хоть какое-то подобие желания, но я не могла, просто не могла освободить свое тело и душу для него. В какой-то момент Семен вдруг отстранился от меня и тихо произнес:

— Ну что с тобой? Впусти меня…

И тут я разрыдалась в голос. Уже второй раз за этот месяц. Слезы брызнули резко и нестерпимо, поглощая меня всю. Казалось, что с этим слезами из меня уходит душа. Было так стыдно перед Семеном, но я не могла остановиться, и не могла сказать ни слова, только рыдала с подвыванием, и мои слезы капали ему на грудь. Он обнял меня и с силой прижал к себе, гладил по голове, целовал мои мокрые щеки, в общем, успокаивал, как только мог. И постепенно я стала приходить в себя, но продолжать начатое уже не имело смысла. Семен закутал меня в одеяло, а сам, полностью одевшись, пошел в кухню и включил чайник.

Потом мы пили чай, потом снова пили вино, и он, чтобы отвлечь меня, так забавно рассказывал какие-то, то ли — выдуманные, то ли настоящие истории, что я хохотала сквозь слезы как помешанная.

А потом я вдруг посмотрела в его глаза, и у меня словно что-то оборвалось внутри. О чем я вообще думаю, почему продолжаю гоняться за иллюзиями, когда все предельно ясно. Д. не вернется, как раньше не будет, надо жить сегодняшним днем. Максим, как призрак, и гоняться за ним бессмысленно. Он как дым, растворяется, едва появившись. Весь этот бред про любовь и предназначение, все эти душевные терзания, к чему они? Что если просто быть, спокойно принимать удары судьбы, и не стремиться объяснять каждый свой поступок какой-то там высокой целью? Что если иногда нужно позволить себе сделать что-то, что ты считаешь не совсем правильным?

В ярких глазах Семена я видела нежность, преданность и желание, мне оставалось только ответить на призыв, читающийся в его взгляде.

— Пойдем, — спокойно сказала я.

И больше не было никаких слез, никаких истерик и сомнений. Никаких безвкусных ласк и поцелуев, не находящих отклика. Словно кто-то протер чистым сухим полотенцем запотевшее стекло, а потом и вовсе распахнул передо мной окно в новый мир. И я увидела, наконец, своего визави настоящим и живым. И между нами сложилась полная гармония. Мы просто были — он и я. Жарко, нежно и долго, будто последний раз в жизни и мы последние люди на земле, и завтра настанет апокалипсис.

После, мы лежали в изнеможении, распластавшись на кровати — два тела, под холодным светом луны, проникающим сквозь ажурные шторы, покрытые причудливым кружевным узором из теней. В этом мистическом антураже я рассматривала свое обнаженное тело и удивительно красивого мужчину рядом, и все казалось нереальным, точно кадр из какого-то черно-белого фильма. Впервые в жизни я позволила себе это сделать — беззастенчиво разглядывать очертания голой мужской фигуры. Лунного света было достаточно, чтобы рассмотреть детали, и я постигала его облик с пылкостью юного неофита.

— Ты тоже это видишь? — вдруг тихо проговорил Семен.

— Что? — вздрогнула я.

— Полная луна! — зловещим шепотом сообщил он, — Говорят, она обладает магической силой.

— Так значит это из-за нее… — протянула я.

— Из-за нее что?

— Ты больше не дерево.

— Тогда может, повторим, в профилактических целях? — воодушевленно сказал Семен.

И, вопреки ожиданиям, мы продолжили наши изыскания в области невероятно чувственного секса, очевидно под воздействием полнолуния.

Последующие три дня я пребывала в радостной эйфории от того, что я не чувствую абсолютно ничего. Ни боли, ни тоски, ни мук совести и совершенно никакой любви. Все это я вылила в своих слезах на Семена, и он впитал все словно губка. Я была чистым листом бумаги, без единого темного пятнышка — сомнения.

Но спустя три дня, я почувствовала уколы беспокойства. Я ведь за это время даже не задумывалась, как дела у Семена. И хотя он тоже не интересовался на мой счет, я решила, что ничего страшного, если я первая выйду на связь. Просто так, без намеков, без желаний. Просто по-дружески. Я отправила ему сообщение «Как проходит твой полет? Что нового на планете Ияг?»

Он не перезвонил, а ответил мне сообщением на пейджер — «Привет! Есть дела на даче, помогаю отцу, потом уеду в командировку».

Больше сообщений я ему отправлять не стала. И он мне ничего не писал и не звонил.

Конечно, я ни на что особенно и не рассчитывала. Меня бы гораздо больше удивило, если бы случившееся между нами переросло в феерический роман, любовь и свадьбу на сто гостей. Я уже начинала потихоньку привыкать жить в мире, где молодые люди «просто хорошо проводят время», без особых страстей и ожиданий после. Я была благодарна Семену за то, что он сорвал с моих глаз эту отупляющую романтическую пелену и показал, как нужно жить в современном мире. Я, наконец, все поняла. Истина обрушилась на меня словно водопад. Я осознала это настолько ясно и трезво, что мне хотелось взлететь от облегчения. Я перестала верить в чудеса, знаки и прочую ересь. На смену нытью и горьким слезам пришло удивительное чувство освобождения, так что хотелось парить в небе и вопить: «Швобода! Швобода!» И я была так очарована своим новым знанием, что номер телефона Семена, который я совсем недавно тщательно заучивала, как-то сам по себе стерся из памяти.

[1] Томáс де Торквемáда — основатель испанской инквизиции, первый великий инквизитор Испании.