Империя. Цинхай [СИ]

Погружение в позолоченное болото

Энди вошёл в спальню и медленно стал раздеваться. Дами уже лежала в кровати, обряженная в пристойную шёлковую сорочку без декольте и прозрачных элементов, читающая сборник чэнъюй[11]. Обреченная пока жить в Китае, она стремилась совершенствовать свои знания о нём, его язык, своё понимание людей, которые являлись китайцами. Супруг выглядел понурым, но мельком одарив жену взглядом, улыбнулся. Девушка ответила тем же, разглядывая его, пока не выключился верхний свет. Несмотря на возраст, Энди никак нельзя было назвать стареющим. Его тело не было ни дряхлым, ни дряблым, ни увядающим. Из-за популярности боевых искусств и физических занятий по всей стране, многие китайцы, да и другие азиаты, до самой старости оставались поджарыми, активными и крепкими. Её муж относился к таким: подтянутый, без лишнего веса, но и не усыхающий, грудь упругая, живот ровный, руки сильные — это заметно. Середину шестого десятка выдавали морщины на лице, но Дами бы не сказала, что их слишком много, скорее они очень уместные, подчеркивающие характерные эмоции и опыт, некоторые довольно глубокие, но на ещё мягкой коже, принадлежащей мужчине, который ещё на многое способен, которого со счетов списывать рано, а, возможно, многим женщинам и не захотелось бы. Сестра Джиёна была уверена, что дамочки старше тридцати пяти или сорока рады были бы оказаться в постели Энди, а те, что помоложе, чем чёрт не шутит, наверное, тоже, при условии того, что владелец Цинхая станет их спонсором и содержателем. Дами и без этого выросла в достатке, к тому же, любила другого, так что ей от него не нужно было ничего, кроме выполнения задания, данного братом.

Энди забрался на кровать, откинул одеяло и, ложась под него, поцеловал в щёку молодую супругу.

— Я устал сегодня, прости, — извинился он за то, что лёг сразу же на подушку и не стал начинать никаких обрядов, ведущих к совокуплению. Дами попыталась не озвучить вздохом облегчения своё состояние.

— Погасить свет? — Горел ночник с её стороны.

— Нет-нет, ты мне не мешаешь, читай, если хочешь, — заверил он её и закрыл глаза. А не шанс ли это попытаться ускользнуть к себе, и там…

— Я могла бы пойти в свою спальню, — предложила она из лживой заботы о муже. Он распахнул веки и улыбнулся ей снова, подняв смуглую руку и коснувшись щеки Дами.

— Не нужно. Мне спокойнее, когда ты рядом.

— Хорошо, — кивнула она и попыталась сосредоточиться на чтении. Но не очень получалось и, более того, чувствовалось, что Энди тоже не спит, хотя он и отвернулся на другой бок и лежал без движения. Она ощущала, что он думает о чём-то, что как всегда прокручивает какие-то дела в голове. Немудрено устать, жить такой жизнью, когда повсюду опасность, когда в твоих руках бандитизм огромной провинции, а твой лучший друг — Дзи-си. Джиёну в этом плане было легче, у него не было влиятельных друзей, самые близкие зависели от него, а Сингапур полностью инспектировался за день несколькими объездами. Вряд ли такое получится с Цинхаем.

Не прошло и получаса, как Дами прекратила попытки сконцентрироваться и, отложив книгу и потушив свет, легла сама, повернувшись спиной к спине Энди. Подложив сложенные ладони под щёку, она гадала, как же ей приручить его? Как сделать для себя открытым и понятным, как заставить делиться замыслами и информацией? Шорох потревоженного одеяла развернул к ней мужа и, почувствовав его губы у себя за ухом, Дами была заботливо тронута за плечо и обнята. Энди подвинулся к ней поближе и, не тревожа никаким продолжением, через несколько минут уснул, что стало ясно по дыханию. Удивляясь самой себе, девушка пришла к выводу, что и ей теперь так спокойнее и лучше, от того, что в её присутствии нуждались, к ней тянулись, а это давало надежды на укрепление позиций.

Утром ей было так уютно и свободно, что она, ещё не проснувшись, перекатилась на спину и потянулась. Энди всегда просыпался раньше неё, но обычно не покидал постель без утреннего поцелуя или нежной побудки. Но судя по тому, что она его не задела — его не было. Дами застыла с вытянутыми над головой руками и открыла глаза. Супруг сидел за столиком напротив кровати, опершись на него локтем и рассматривая жену. Сестра Джиёна, сонно щурясь и подтягивая себя повыше, на подушку, улыбнулась, ласково прошептав:

— Доброе утро. — Заметив, что ей не ответили, хотя продолжали на неё смотреть, Дами стёрла с губ улыбку и, напрягаясь, подтянула к себе колени под одеялом, натягивая его поближе к груди. Что-то с Энди было не так.

— Почему ты вышла за меня замуж, Дами? — спросил он её внезапно деловым тоном, какого она по отношению к себе с момента свадьбы ещё не слышала.

— П-почему? — переспросила она. Что происходит? — В смысле, почему?

— Зачем тебе это нужно? — Энди не дёргался, не шевелился, просто смотрел на неё взглядом коршуна, а ей уже почудилось, что смертоносными пальцами он сжимает до хруста её подбородок и бьёт затылком об стену. Способен ли он причинить ей вред? К чему этот допрос?

— Тебе лучше знать, ведь вы с моим братом договорились о нашем браке, я всего лишь выполняю его волю…

— А зачем это нужно твоему брату? — Дами растеряно пожала плечами. Стоит ли скрывать половину правды, если она является и общеизвестной причиной?

— Разве ты не знаешь? Джиён хотел выгодного содружества, кроме того, он ищет способ примирения с Синьцзяном, и наш с тобой брак был наилучшим компромиссом, чтобы вражда и соперничество стали угасать.

— Примирение, говоришь? — Энди отвлеченно посмотрел на свои ногти, напряг брови, и вернул взор к жене. — А как ты считаешь, примирение между золотыми и Синьцзяном возможно?

— Золотыми? — хмыкнула Дами, выжимая из себя остатки актёрского мастерства. — Их бы существование ещё доказать, или ты поверил вчерашнему замечанию Эдисона?

— А почему бы мне ему не поверить? — Господин Цинхая встал и, сунув руки в карманы светло-серых свободных спортивных штанов с двумя концами белого шнурка, болтающимися там, где у брюк бывает ширинка, подошёл к кровати и упёрся в неё. — Мальчишка вырос на моих глазах, я его отлично знаю и, пока мы добирались сюда, он мне рассказал увлекательные сведения. О некой встрече Джиёна с золотыми. — Дами не успела начать опровергать, как Энди добавил слишком точные подробности, чтобы следовало это делать: — В апреле, в Макао. — Воздух перекрыли, и Дами уговаривала себя не выдавать паники. — Для чего человеку, который хочет примириться с Синьцзяном, налаживать мосты с теми, кто хочет Синьцзян обрушить?

— Я ничего не знаю о делах брата, я даже не знаю, где он бывает, и с кем встречается… — Энди приложил указательный палец к губам, прося Дами замолчать.

— Тише, тише, дорогая, не заставляй меня и себя жалеть потом о словах и терять к тебе доверие. — Он присел на край постели. — Странно, что ты не знаешь ничего о делах Джиёна, ведь в Макао, по сведениям Эдисона, ты тоже в апреле была. — Дами стиснула зубы, чтобы не сжать пальцы, которые бы выдали её нервы, что вот-вот порвутся. Ей сразу стал подозрителен этот Эдисон! Если Николас страшен в бою, то у этого стоило бояться его мозгов, и его вездесущности, его всепроникаемости. Как он узнал? Откуда? Впрочем, подкупить или расколоть можно было многих: пятизвёздных, гонконгскую триаду, случайных свидетелей из других банд. Или узнать от своих же, которые прокрались шпионами и раздобыли требуемое. Если драконы повсюду имели лазутчиков, то кто распознает синьцзянцев среди толпы? — Не спеши с ответом, милая, чтобы не разочаровывать меня. Я помогу тебе врать меньше: когда Дракон прибыл в Макао, ты прибыла туда не с ним. Ты прилетела из Сеула, где много лет жила под вымышленным именем, в связи с чем, к сожалению, я на самом деле не смог найти ничего о твоём прошлом, ни слова, кроме обучения в университете. Несмотря на то, что золотые каким-то образом умеют оставаться невидимыми, и я доподлинно не знаю, как они выглядят и кем они являются, очевиден тот факт, что Джиён с ними беседовал, и ты наверняка присутствовала при встрече, иначе для чего тебе было являться в Макао? Эдисон проверил всех пассажиров самолёта, на котором ты туда прилетала, разумеется не по документам — подделать их не трудно, а по лицам со съёмок камеры наблюдения аэропорта. — Дами забила крупная дрожь, так что она была готова потерять сознание. Энди вернулся к столику, взял с него несколько снимков, кинул девушке на колени, где она их неловко и конвульсивно поймала. — Рядом с тобой твой телохранитель, Ким Сокджин, и ещё один парень. — Сердце её чуть не остановилось, когда Энди между делом, не принимая его во внимание, назвал Джина, привыкнув к тому, что это приставленный Джиёном к сестре охранник. Господи, какое счастье, что он не понял обратной причинно-следственной связи! Она увидела отчётливые лица на предложенных фотографиях, третьим с ними был Чон Хосок. — Ты знаешь его? — Энди посмотрел в глаза Дами и ответил себе сам: — Ты знаешь его. Эдисону пришлось хорошенько помучиться с идентификацией этой личности, ведь по паспортам вы, действительно, летали фальшивым. Он почти месяц выискивал всеми программами и нанимая частных детективов это лицо. Его зовут Чон Хосок, не так ли? Он наследник ювелирной компании, миллионер. — Муж опять сел на край. — И судя по всему, что удалось о нём раскопать, а это жутко скудные сведения, что странно для любящего светиться на публике мажора, сорящего деньгами во все стороны, он золотой. Это так? — Дами оледенела, чувствуя себя загнанной, в ловушке, скованной по рукам и ногам, размазанной. Они узнали о Хосоке, есть ли смысл отрицать его причастность к золотым? Скольких через него они ещё смогут разоблачить? Нет, даже если она солжёт и скажет, что ничего подобного, то они продолжат самостоятельный поиск, убедятся в его принадлежности к золотым, и покарают Дами за враньё, или вернут Джиёну, как обманщицу. Попытаться выгородить Хосока — это лишить себя права голоса раз и навсегда, лишиться доверия Энди. Иногда на войне нужно поступаться малым, чтобы выигрывать многое. Дами покорно склонила голову:

— Да, он золотой.

— Хорошо, уже лучше, — дружелюбнее заметил Энди. — Так что же произошло в Макао? — Понимая, что в плетении интриг она не сильна, и способна сама запутаться, Дами сжала кулаки и, принимая решение идти ва-банк и завоевать расположение мужа или пропасть, она зарыдала, бросаясь на шею Энди и обнимая его.

— Я не знаю, клянусь, я не знаю! Я… я… должна была выйти замуж сначала за этого Хосока, мы с ним были обручены, и наши родители собирались устраивать свадьбу, естественно, это всё тоже были их, мужские махинации, я не лезу в их дипломатию, я делала так, как велел Джиён! Кто будет спрашивать моё мнение? Неужели ты сам не знаешь, не видишь, что женщины — разменная монета? Мне не нравился Хосок, ужасно не нравился, он мог выпить очень много, а однажды ударил меня по лицу только за то, что я сестра Джиёна, поэтому когда обручение пришло к расторжению, я была только рада! Брат велел привезти меня ему и, естественно, я так думаю, они не могли встретиться в Сингапуре или Сеуле, боясь оказаться под вражеским огнём, поэтому выбрали нейтральную территорию — Макао. Хосок вернул меня, и меня отправили в гостиничный номер, ждать итогов. Я понятия не имею, о чём они говорили, неужели ты думаешь, что Джиён бы поделился со мной, да с кем угодно какими-то своими делами? Я не знаю, сколько они говорили, час, может, больше, но когда брат поднялся ко мне, то сообщил, что теперь я невеста Энди Лау, и с тех пор я не видела Хосока. Да и до этого, ещё будучи обрученными, мы почти не виделись, как и с тобой. Нас познакомили и давали поговорить на двух вечеринках, на последней из которых он набрался и был со мной груб. — Всё это Дами выдала сквозь слёзы, с надрывными всхлипами, заверениями, прижимаясь к обнажённой груди мужа. Вывернутая наизнанку, несчастная, истощенная равнодушием брата и надломленная отсутствием права на волю, девушка закончила рассказ и, стихая, жалась к Энди, как к последнему спасению, как к единственному спасителю. Минуты шли, и отчаяние колебало её выдержку. Он должен поддаться, должен поверить! Она ведь, по сути, поведала истину, всё как было, за исключением некоторых крох, которые сильно меняли значение всего.

Ладонь господина Лау опустилась на её плечо. Пальцы другой руки приподняли её подбородок, заставив посмотреть глаза в глаза. Красные вокруг и мокрые, карие очи Дами с мольбой и без стыда — разве есть чего стыдиться марионетке жестоких кукловодов? — впились в глаза супруга.

— Умоляю, Энди, не приписывай мне вины брата, клянусь, мне ничего неизвестно о его намерениях, я сказала тебе всё, что знаю, если вспомню что-то ещё — скажу, но я не думаю, что смогу… И я на самом деле не считаю, что Джиён способен объединиться с золотыми, раз порвал с ними даже на уровне нашей помолвки.

— Интересно, почему же он предпочёл меня? — хмыкнул Энди.

— Может, там меньше выгоды? — Дами внутри успокаивалась, чувствуя, как ладонь мужа тихонько поглаживает её, выдавая снисхождение и оттепель. — Знаешь, ведь у этого Хосока никогда не было вокруг даже охраны, он совсем не походил на мафию… Даже будь он каким-то там золотым, и называй себя так, что он и делал, я не нахожу в нём ничего общего с теми легендами и мифами, которые известны в истории. Возможно, он всего лишь подражатель? Он и его люди, если таковые есть, я не видела никого подозрительного, кроме таких же сыновей олигархов вокруг него. Что, если они назвались золотыми по достатку и социальному статусу? — Энди улыбнулся, убирая окончательно то страшное и беспощадное выражение, которое встретило её, едва она открыла глаза. Поцеловав Дами возле виска, он ответил на её объятье, которое девушка поспешила заключить, показывая свою слабость и несамостоятельность.

— Возможно, Дами. Возможно, тебе следует продолжать держаться подальше от этого всего, не вникать в разборки и политику, чтобы не потерять своей наивности. Она так мне нравится. — Он попытался встать, но Дами вцепилась в него и не выпустила, прижавшись ещё крепче.

— Я хочу тебе нравиться, Энди, потому что мне страшнее потерять тебя, — с пылом и жаром, идущими из самой души, она обхватила его лицо и заглянула в его глаза сама, — пожалуйста, будь со мной, защити меня, не возвращай меня Джиёну, никогда не возвращай, ведь я… я… кажется, обретаю с тобой счастье, и мне давно не было так больно и страшно, как от твоего холода несколько минут назад. Я боялась замужества, но за те дни, что ты отсутствовал, я поняла — судьба сделала мне щедрый подарок, и случайность устроила всё так, как я сама бы не сочинила в мечтах. Ты… нравишься мне, Энди, очень нравишься, — смутилась будто бы на последних словах Дами, но он, ещё больше впечатлённый этим, вкусил её признание вместе с поцелуем, опрокидывая молодую жену назад, на простыни, и начиная раздевать. Его губы сорвались на гонку по коже Дами, покрывая поцелуями от уха, до оголяемого плеча, с которого он стягивал сорочку. Закусив нижнюю губу и дивясь себе, как умело смогла провернуть это сложное, невыполнимое маневрирование, Дами отвела глаза и попыталась представить Джина, чтобы отвлечься от ощущений. Но когда Энди вернулся к её лицу, пришлось полуприкрыть томно веки и простонать. Мужчина на мгновение приостановился и, подождав, когда жена посмотрит на него, с убеждением прошептал: — Мы можем полюбить друг друга, Дами. Я могу сделать так, чтобы мы любили друг друга, если сердце, разум и тела наши станут одним целым, не разделяемым ничем и никем, если ты, как жена, будешь предана мне. Мы будем любить друг друга. Ты хочешь этого? Скажи, что хочешь, и так будет!

— Я хочу, — обманывая, а потому надолго не задумываясь, очарованным голосом изрекла Дами. — Хочу, Энди. Хочу подарить тебе ребёнка, — добавила она тихо-тихо. — Только люби меня… — И он окончательно сорвался, используя своё право мужа, которое никто не в силах был у него отнять без его спроса. А Дами, играя роль влюбляющейся юной супруги, сделала для себя в процессе открытие, что ей всё это начинает по-настоящему нравиться: роль, возможное могущество, удачное окончание конфликта. Как прекрасно ощущать успех! Какое превосходное чувство получающейся манипуляции… Дами расслабилась, упиваясь не столько горячностью секса, сколько наслаждением от возможности управлять человеком, внушать ему то, что тебе нужно. Она начинала понимать брата и увлекаться этой страстью — страстью быть хозяйкой положения.

Перед спальней стояли не только приставленные драконом стражи, но и охранники Энди, поэтому, когда с утра, что было не свойственно прежде данному месту и времени, из-за дверей раздались стоны, синеозёрные ухмыльнулись, переглядываясь. Сменившие недавно Марка и Джексона, Джин и Сандо испытали невидимую неловкость. Джин застыл, как изваяние, и не скоро смог поднять глаза на наёмника, который незаметно качнул головой, призывая друга не чудить. Кровь вновь барабанила в ушах, застилала взор красным, невозможно было слушать то, как твою любимую женщину покрывает за тонкой перегородкой другой. Джин едва не трясся, не понимая, почему Дами перестала сдерживаться? Почему она делает это, зачем злит его? Мог ли он знать, что пережившая испуг и страх быть разоблачённой, заодно страх и за него, Дами забыла обо всём, у неё вылетело из головы, чья очередь дежурства возле спальни.

Прозвенел колокольчик, горничные вошли внутрь. Разговор, смех. Джину казалось, что незадолго до того, как стали раздаваться громкие стоны, Дами всхлипывала, но он был не уверен. Слёзы, занятие любовью, смех? Что там происходит? Слуги внесли завтрак господам Лау. После того, как обратно понеслись пустые тарелки, в коридор вышла и сама Дами, туго завязывавшая пояс синего шёлкового халата до пола, лившегося складками, такими же яркими и чистыми, как озеро Кукунор неподалёку. Её волосы уже забрали в высокую ханьскую причёску с золотыми рыбками на шпильках, чьи чешуйки были из нефрита, а глаза из рубинов. Кивнув своим телохранителям, она пошагала к себе. У Энди начинался очередной напряженный, насыщенный делами день, и жена могла уходить, занимаясь собой и тем, что было ей интересно.

Войдя в спальню, Дами убедилась, что одна там, и бросилась к бумаге и ручке. Оторвав листок заранее, чтобы не оставлять вмятин-отпечатков на нижних страницах, девушка быстро написала самое важное и, вновь принимая грациозный вид, спрятала записку, позвонив служанкам. Когда одна из них явилась, Дами велела приготовить для чаепития оливковую чайную, названую так по цветам и изображённым на обоях деревьям.

— И пригласите кого-нибудь составить мне компанию, Фэй или Эмбер, или сестёр Чон. — Последние были ей не так милы, как первые две названные, но по здравому рассуждению, Дами приходила к выводу, что тех, кто не нравится, лучше держать поближе и на виду. — И Цянь с Николь тоже пригласите. — В конце концов, Николас просил приглядеть за ней, а теперь сюда приехал Эдисон, который по слухам самый непримиримый его соперник.

Оливковую чайную Дами постоянно выбирала по главной причине — она была этажом выше, и в длинном платье следовало держаться за руки телохранителей, поднимаясь или спускаясь по лестнице, а это был лучший способ для передачи записок Джину под её широкими рукавами.

Разделить её общество явились все, кроме Цянь, сказавшейся плохо себя чувствующей. Дами сделала вывод, что та по-прежнему избегает Джессики, тем более без присутствия Хангёна, своего защитника, поэтому не придала значения отсутствию старшей дочери Дзи-си, не велика потеря, Вики всегда заставляла сестру Джиёна ощущать себя недостаточно важной и значительной. Не будучи завистливой, Дами не могла не хотеть быть столь же потрясающей, как Цянь, чтобы хоть одна её часть была такой же божественной: глаза, волосы, талия.

Но Джин, которому к этому времени уже жгла ладонь записка в кармане, отметил пустующее место, предназначавшееся Виктории. Это отвлекло его от мыслей о содержании тайного послания. Кого избегает Цянь? Правду ли она сказала ему вчера? Солгала от начала и до конца? Или что-то было истиной, а что-то ложью? Вики не вызывала в нём абсолютного доверия, но та растерянность, с которой она погналась за ним, чтобы остановить, показала настоящую тревогу, и слёзы вряд ли были поддельными, но рассказ о прошлом… И вдруг Джин вспомнил кое-что из предыдущих столкновений с Цянь, сопоставил некоторые её слова с реальностью ещё раз и осознал, что врать она умеет. Ему непреодолимо захотелось пойти незамедлительно к ней, предъявить факты и разобраться, но следовало ждать окончания дежурства, и только тогда он волен распоряжаться собой так, как сам хочет.

Дами посмотрела на него один раз, мельком, извиняясь. Она запоздало поняла, какую совершила бестактность утром.

В обед за Цянь извинилась Фэй, объяснившая встревоженному Энди, что это всего лишь обычное женское недомогание. Дэсон повёл бровью, что заметил только Джин, догадавшийся, что Виктория не желает повторения преследования. Ко всем на этот раз присоединился Хангён, окончательно поправившийся и развлекающий всех шутками и нескромными историями, чем лишил инициативы сингапурского гостя. Между четвёртым и вторым сыновьями никто не заметил никакой напряжённости, не похоже было, чтобы и эти двое недолюбливали друг друга, и очередная былина о ненависти внутри семьи развеялась, как дым.

Джин вышел вместе с Сандо из столовой, отпустив Дами на прогулку с Джексоном и Марком, отдохнувшими и вернувшимися на смену и, отойдя подальше, вынул листок и стал читать: «В Синьцзяне знают, что Хосок — золотой. Кроме него пока никого не вычислили. Главный следопыт Дзи-си — Эдисон. Он очень опасен. Хосоку нужно быть осторожным. Береги себя!».

— Чёрт! — ахнул Джин, осознавая, что произошло. Долгое пребывание в тени золотых пошло насмарку. Их главный враг, мечтающий уничтожить всю банду, разоблачил предводителя сеульского отряда и его друга, а это очень плохо.

— В чём дело? — поинтересовался Сандо, и Джин передал ему записку Дами. Он знал, что вольный брат избавится от неё даже лучше, чем он сам может. Что именно делает наёмник с уликами — съедает или заставляет испариться и самоликвидироваться усилием воли — дантист не знал, но то, что после Сандо невозможно найти хоть какие-то следы, было проверенно временем.

Джин поспешил в их комнату, а друг стал его догонять чуть позже, дочитав важные сведения. Нужно было позвонить и предупредить своих! Звонки могли перехватываться или прослушиваться, поэтому напрямую звонить Хосоку — не вариант. Была всего одна линия, за безопасность которой не приходилось бояться. Организатор этой внутренний сети мог моментально распознать через свою аппаратуру в Нью-Йорке, прослушивают их или нет, и если понадобится, то он дозвонится Джину и на калькулятор так, что никто не обнаружит, каким чудом это случилось.

Сандо вошёл в спальню, когда мобильный был уже у уха Джина.

— Алло? — Имён можно было не называть, не представляться и не уточнять ненужного, всё поймут и расшифруют, как бы комкано Джин не передал сведений. А определённая нехитрая кодировка у золотых существовала. — Надежда открыта. Больше ничего.

— Всё чисто, говори как есть, — разрешили ему, проверив сигнал, с той стороны.

— Информации мало. У Великого Китайца есть второй сын — Эдисон Чен. Он, судя по всему, центр шпионской паутины Синьцзяна. Он узнал, что Хосок — золотой. Как, когда и откуда — буду уточнять. Пока ничего не ясно.

— Принято. Пробью его по всем каналам.

— Спасибо, до связи! — Джин положил трубку и обернулся. Сандо, закрыв дверь, напряженно размышлял, уставившись в пол. — Записка?

— Уничтожил, — отмахнулся наёмник.

— Сжёг?

— Запах гари и пепел у некурящих — крайне подозрительно, — заметил тот.

— Ты их правда жрёшь что ли? — нахмурился Джин. Сандо ухмыльнулся и плюхнулся на кресло, подкинув ноги вверх и опустив их на стул.

— Всё это скверно, Джин. Как они засекли Хосока, когда его родной отец уже лет пятнадцать раскусить не может?

— Я не знаю, мне нужно будет дождаться возможности поговорить с Дами, чтобы выяснить.

— Ты не думаешь, что она сама им его и сдала?

— Нет! Ты что, нет, — затряс головой мужчина. Ему отвратительно было даже предположить такое. — Зачем ей?

— Потому что он ей не нравился, потому что так она завоюет доверие цинхайского босса. Ты же не считаешь, что она тут слепо выполняет повеления Джиёна, чтобы Сингапур и Цинхай стали «бэст фрэндами»?

— Я догадываюсь, что она имеет какие-то указания Дракона, не относящиеся к мирной деятельности…

— Дракон ненавидит Уйгура. Дракон хочет смерти Уйгура, как и тот хочет смерти Дракона. Дракону не нужен мир, Дракону нужен плацдарм в Цинхае, чтобы оттолкнуться от него и стереть в пыль Синьцзян. А потом и Цинхай. А ещё Дракону тоже на хрен не сдались золотые. Именно поэтому принцип «разделяй и властвуй» никто не отменял. Он будет кормить мафию друг дружкой, и сидеть в сторонке.

— Главный среди нас Гук, куда логичнее было бы Джиёну слить синьцзянцам его?

— Куда очевиднее было бы, что это сделал он, если бы он слил Гука, — прищурился Сандо. — А Хосок… Дами же на него как-то вышла? Он вроде бы как способен быть случайно разоблачённым, что они нам заранее продемонстрировали. Как Дами его нашла? — Джин понурился. Она отказалась ему сказать точно, всё время уходила от темы, увиливала и говорила, что долго собирала сведения, искала доказательства, анализировала узнанное на основании древних легенд. Всё это было подозрительно, да, и требовало тщательного разбора.

— Я поговорю с ней при первой же возможности. Мне самому интересно, как всё так сложилось.

— Только не болтай при ней лишнего. Джин, помяни моё слово — она самка драконьего племени. И мой фокус с запиской — детская возня. Она тоже может уничтожить, не оставив ни пепла, ни дыма, ни запаха. Ни воспоминаний.

Джину не хотелось сеять в себя сомнения относительно возлюбленной. Насколько дальновидной и отдалённой способна быть стратегия Дракона, чтобы Дами, связавшаяся с золотыми, спасла Джина венчанием, спасла золотых от войны в Макао, вышла замуж за нелюбимого, и всё ради того, чтобы в будущем золотые с синьцзянцами столкнулись и истребили друг друга, оставив чистое вспаханное поле для Джиёна? Может ли быть она так страшна и ужасна? Могло ли быть так, что это не он соблазнял её, чтобы вывести из строя, а она окрутила Джина?

Чтобы не думать о Дами, как о лицемерке и обманщице, мужчина вспомнил о другой и направился к ней. Но у дверей комнаты Цянь, где он вчера завязал ей ладонь, стояло двое охранников. Он никогда не видел, чтобы она пользовалась защитой из синеозёрных. До чего же напугал её Дэсон и как ей не хотелось терпеть его посягательства, что она закрылась за спинами стражников!

— Могу я поговорить с госпожой Цянь? — спросил у них Джин.

— Госпожа не хочет ни с кем говорить, она отдыхает, — ответили ему.

— Это важно, может, она сделает исключение?

— Об исключениях нет никаких распоряжений…

— Впустите! — раздался голос изнутри. Видимо Вики услышала голоса за дверью. Охранники покосились на спальню и, разойдясь, открыли Джину, впуская его.

Он нашёл Викторию лежавшей на кровати, приподнявшейся на локте, чтобы прямо смотреть на входящего. Безукоризненная причёска, расправленное, нигде не помятое платье, длинные золотые серьги и подведенные помадой красные губы. Она не успела бы всего этого с собой сделать за минуту-две, значит, всегда находилась в идеальном состоянии. Джин поражался этому. Цянь была до того воспитанной, до того приученной к женственности, до того изысканно восточной, что даже узнай о своей смерти через пять минут, наверняка всему остальному предпочтёт привести себя в порядок, чтобы соблюсти благопристойность и не посрамиться перед людьми. Видел ли её кто-нибудь когда-нибудь, кроме Джаспера, не манерной, не накрашенной и естественной? С распущенными волосами, небрежно ищущей позу поудобнее, чтобы уснуть. Или засыпает она только так, чтобы если её застанут спящей, то она бы выглядела грациозно?

— Что ты хотел? — без вызова, без гнева и надменности, но всё равно с приподнятым подбородком, создающим высокомерный взор, задала вопрос Цянь.

— Ты сказала, что ты седьмой ребёнок, — вкрадчиво начал Джин, подступаясь к кровати и следя за лицом Вики. — Но перед тобой только пять братьев. Ты шестая. Почему ты солгала?

Выражение её приняло тот же вид, как тогда, когда она сообщила о том, что она седьмая: лёгкая растерянность, поиск решения, чуть блуждающий взгляд. Потом Цянь робко улыбнулась и повела плечом.

— Как выяснилось, я и не любимая вовсе дочь. Да, иногда я обманываю.

— И вчера тоже? — Она посмотрела на него в упор.

— Возможно, и вчера.

— И что я должен сделать? Пойти и всё-таки рассказать госпоже Лау об измене?

— Не запоздал ли ты? — У Цянь не было вида, показывающего, что она победила, обвела вокруг пальца и злорадствует, скорее какая-то печаль от бессмысленности. И эта её тоска в глазах заставляла думать, что она обманывает, что обманывает, а не наоборот. Чёрт, как надоели эти женщины, которым невозможно залезть в голову, которым нельзя верить! Джин не стал спрашивать разрешения и сел рядом с Цянь на постель, посмотрев на бинт на ладони. Кровь вчера была настоящей, и слёзы тоже. Но какова была настоящая причина? Горькое прошлое или настоящее, где приходится делить Энди с другой? — Почему тебя так волнует брак четы Лау? — приподняла чёрные брови дочь Дзи-си. — Или честь Джиёна? Или честь его сестры?

Джин подвинулся ещё ближе. Когда сокращаешь расстояние с людьми, вторгаешься в их частное пространство — они менее удачно лгут. А Джину, которому очень хотелось избавиться от ощущения, что Дами возможная предательница, требовался реванш, он хотел сам запутать кого-нибудь, чтобы не быть запутанным. Цянь — не беззащитная овечка, не стоит её так воспринимать. Она коварна, как все умные женщины, а она умна. Это он должен запудрить ей мозги, а не она ему. Рука Джина подползла к раненой руке и накрыла её сверху.

— А что, если меня волнуют не господа Лау. И не Дракон. — Ресницы Цянь дрогнули. — Что, если это ревность? Моя ревность к одной девушке, которая сказала не играть с её разбитым сердцем, но принялась разбивать моё.

Виктория округлила глаза. Она была ошарашена. А Джину нужно было довести её до полной откровенности и честности. Раньше он умел делать это с женщинами.

— Я… не собиралась как-то задеть твоё сердце, — тихо сказала она.

— Для этого не нужно стараний. Разве не вижу я тебя, чтобы оно добровольно сдалось? Разве не слышу я тебя, чтобы потерять голову?

— Ты, как и все, знаешь только мою внешность, и, как и все, хочешь её?

— Я знаю твою внешность, но я хочу знать не только её. — Джин поднял руку и завёл её за шею Цянь, потянув к себе. Девушка без сопротивления подалась вперёд. Посмотрев на её губы, Джин вернул ей поцелуй. В двойном размере.