Империя. Цинхай [СИ]

Гордость без предубеждений

Шныряющим Сандо назвать было трудно. Никак не увязывался этот глагол с его методичными, отточенными действиями; бесшумное передвижение, планомерное обследование каждого угла в особняке цинхайских господ, неуловимо быстрое сокрытие самого себя от внезапно появляющихся слуг или припозднившихся в бодрствовании гостей. Наёмник слепо искал Дзи-си, не зная, за что зацепиться, и чувствуя только то, что должен его искать. Он не шёл на первый этаж не потому, что там обитали горничные и работники, и синьцзянский босс побрезговал бы ютиться с ними — нет, долго живущие и наученные опытом главари мафии никогда не мыслят стандартно, и могут затесаться хоть в свинарник. Причина была в другом, слуги — болтливы в большинстве своём, и Великий Уйгур, даже если им неизвестен, не станет появляться там, где потом расскажут о появлении неизвестного типа. Поэтому для начала изучался второй этаж, не только гостевые комнаты, но и кабинеты, библиотека, чайные, комнаты отдыха и бельевые. В одной из галерей по ногам дул тончайший сквозняк. Где-то приоткрыли окно, но свет в комнатах не горел. Сандо пошёл на веяние воздуха, и набрёл на прикрытую дверь. За ней была не спальня — вольный брат успел изучить дом наизусть, и знал наверняка, — а что-то вроде гостиной. Слышались тихие-тихие голоса, слабенько тянуло сигаретным запахом. Напрягая весь свой слух, наёмник силился угадать, кто внутри. Шепота было два, не больше. Мужской и женский. Но чьи они? Такие затаившиеся и шушукающиеся, голоса не поддавались опознанию. Незаметно открыть дверь — невозможно, а пока он выйдет со двора, чтобы попытаться заглянуть через окно, кто-то может и уйти. Сандо прикинул, при каких обстоятельствах он мог бы войти сюда, как ни в чём не бывало? Прикинуться пьяным? Наёмнику не поверят. Прикинуться дураком? Наёмнику не поверят. Прикинуться заблудившимся? Наёмнику не поверят. Как плохо быть наёмником! Услышав шаги неподалёку, он выпрямился и моментально сделал вид, что шёл с другой стороны. С серьёзным лицом телохранителя на страже порядка, он неприкрыто стал оглядывать каждую вазу, каждый карниз, когда ему навстречу вышла Джессика. Не здороваясь — в течение дня они уже виделись, — Сандо заинтересовано посмотрел на дверь, будто увидел её впервые и, уступая дорогу девушке, отступил в сторону, берясь за ручку. Его деловой вид говорил о том, что он не отдыхает от своих обязанностей, и просто бродит, контролируя территорию. Но Джессика почему-то рванулась к нему, поймав его ладонь на позолоченной ручке.

— Сандо! — остановила она его, улыбнувшись, но растеряно и что-то соображая. — А что ты тут делаешь?

— Что и всегда — слежу за безопасностью. — Шепот за дверью смолк, кто-то внутри услышал голоса снаружи. — А что?

— Вам же дали отгул… — нервно подрагивая уголками губ, напомнила она.

— Это мы возле госпожи Лау можем не стоять неподвижно, но Дракон мне платит, чтобы тут всё было в полном порядке, я и убеждаюсь в этом. — Он взялся крепче за ручку.

— Сандо… — повторила Джессика, удерживая его и дальше, но у неё не было столь острого и гибкого ума, который позволил бы сочинить сейчас достаточный довод для разворота вольного брата. Теперь он увидел возможность обратную той, о которой думал — не прикидываться идиотом, а показать, что он смышленый малый.

— Ты что, прячешь что-то в этой комнате? — нахмурился он.

— Нет, там ничего нет, — искусственно прозвучала ложь, выданная тревогой и эмоциями.

— Ничего? Может, там кто-то есть? — прищурился Сандо. Он стал открывать дверь. Джессика буквально повисла на его руке, уговаривая:

— Пожалуйста, останься здесь, Сандо, ради Бога! Давай договоримся? Что ты хочешь? Пошли ко мне, а? Сандо? — Он раскрыл резко дверь и щёлкнул выключателем, осветив помещение. В эркере, у приоткрытого окна, замерла, похолодев, Кристал, а возле неё и смуглый молодой человек, один из тех двоих, что прибыли из Юньнани. Девушка не порозовела от стыда, а побледнела от страха. Парень притушил почти догоревшую сигарету.

— Заговоры плетёте? — хмыкнул Сандо. Но на самом деле по вытащенной из-за пояса юбки блузке Кристал, её припухшим губам и возбужденным глазам, было понятно, что это свидание любовников. Золотой вспомнил, что видел выпившего лишнее Генри, которого Кристал уводила под конец праздника, и видел, как до этого она же подавала ему бокалы вина, видимо желая, чтобы он набрался. И вот для чего, оказывается. Кристал не смогла произнести и слова, и ответил её кавалер, тряхнув головой:

— Нам заговоры неинтересны, мы всё больше о любви… — он хмыкнул, чувствуя за собой силу Юньнани и не очень-то переживая по поводу стычки с вольным братом. А вот Кристал трясло, как и её старшую сестру. Они боялись лишиться тёплого места в Цинхае. Джессика схватилась за плечо Сандо.

— Не говори никому, прошу тебя! Они ничего не делают дурного, ну, подумаешь, уединились поболтать, выпили лишнего. А что прикажешь делать девушке, жених которой напился и оставил её одну?

— Или которого напоили, — сверху вниз посмотрел на интриганку наёмник. Она разоблачено захлопнула рот.

— Прошу… пожалуйста, — наконец-то смогла заговорить Кристал, — не говори Генри, я не со зла, я его люблю, просто… просто Кай… мы… давно друг друга знаем… он мой друг… давний…

— И очень близкий, — кивнул Сандо. Джессика опять вмешалась шепотком, льстивым и щедрым:

— Идём ко мне, поговорим на эту тему. Если ты не против обзавестись и сам близкой подругой…

— Спасибо, но иметь ту же близкую подругу, что и Николас с Эдисоном — как-то не по мне, — прямо сказал ей Сандо, и поглядел на греховную парочку: — Я здесь ради безопасности госпожи Лау. Остальное меня не касается.

И он вышел в галерею, направившись дальше. Джессика последовала было за ним, но поняв, что на её интимные предложения он не согласится, а других у неё нет, увиваться за ним не стала. Сандо был разочарован тем, что обнаружил. Он надеялся напасть на след Дзи-си, а тут всего лишь изменница и её ёбарь. Ничего интересного. Хотя, как посмотреть. Выходит, что скромница Кристал ничуть не отличается от сестры, только маскируется лучше. Сестрёнки упрямо решили хорошо пристроиться, и не упускают никаких шансов. У Джессики не вышло с Джаспером, потому что он погиб, и она теперь мечется между сыновьями Дзи-си, Кристал тем временем одного ухватила крепко, но, на всякий случай, имеет любовника среди «заоблачных» — самой мощной банды Юньнани. На неё теперь есть компрометирующая информация, которую пока можно попридержать. А не связана ли Кристал таким образом с покушениями на Хангёна или Николь? На Генри покушаться незачем, он в неё влюблен. Эдисон и Николас в проекте Джессики, которая тешит себя надеждой завоевать одного из них. Хангён же обаянию сестёр точно не поддастся, потому что он, во-первых, не дурак, а во-вторых, обижен за Вики. Очень подходящая теория. Но причём тут Николь? Николь — самый близкий человек Николаса, и пока она жива, её брата под своё влияние никак не загребёшь. Сандо сомневался, что Николаса возможно загнать под каблук или хоть какое-то влияние и без Николь, но это знает он, а глупые бабёнки могут мечтать о чём угодно. Что ж, тоже вполне правдоподобное предположение. Нужно будет приглядывать за этими амбициозными провинциалками.

Сандо покружил ещё какое-то время по дворцу и, ничего не найдя, вспомнил об Эмбер, с которой перемигнулся в малом зале. Надо бы пойти к ней, что ещё остаётся? Роль следует играть без промашек, регулярно и достоверно. Если не делать вид, что его к ней тянет, она не расслабится, не посчитает, что он приплывает к ней в руки. Но надо ли ей это? Сандо не узнает, пока не разыграет всё, как по нотам. Если Эмбер в нём не заинтересована, то и не попытается воспользоваться, а если что-то надумывает, то вскоре проколется.

Коридоры, лестницы и галереи привели его в нужное крыло, где ещё чувствовалось оживление. Синьцзянское семейство, как родственники Энди, расходилось с праздника последним, поэтому в основной массе своей ещё не спало. Где-то впереди слышались разговоры. Тонкий слух наёмника улавливал и шорохи за закрытыми дверями спален, и диалог, развивавшийся на его пути. Неподалёку от покоев Эмбер. Сандо остановился, как вкопанный, поняв, кого он видит, и побоявшись спугнуть. Но он слишком поздно понял, кто перед ним, и уже стоял в пределах видимости, так что беседовавшим оставалось лишь переключить внимание друг от друга, и заметить его.

Джексона держала за руку женщина вдвое его старше, однозначно — его мать. Женщина Дзи-си. Та самая, на которой он остановил свои неутомимые похождения, та самая, с которой он был, не разлучаясь, уже лет двадцать, судя по возрасту мальчишки.

— … там сейчас нечего делать, сынок, — говорила она, не сводя вечно волнующихся материнских глаз с его лица, — зачем тебе в эту тоскливую пустыню?

— Это мой дом, мам, к тому же, Цинхай мне уже осточертел — скажи отцу.

— Проведи ты это лето в Синьцзяне, он бы тебе осточертел точно так же, — улыбнулась она.

— Хоть бы и так! Только отец не даёт мне никогда устать от дома, а я бы предпочёл побыть там… — Дверь рядом с ними открылась, и в коридор вышла Эмбер. Краем глаза она сразу же заметила Сандо и, без того прервав разговор матери и сына, махнула наёмнику, обнаружив его для всех.

Женщина отпустила руку сына, словно постеснявшись заботливого жеста при других. Кисти спрятались в длинные, свисающие рукава. Но золотой не обманулся скромностью, он успел заметить ряд тонких, белых от давности шрамов, сеткой покрывающих запястья и тыльную сторону ладоней. Переведя с Джексона взгляд, она упёрлась глазами прямо в глаза Сандо. В его чёрные своими… голубыми? Не показывая удивления, Сандо постарался фотографически запечатлеть её лицо с ещё одним, почти незаметным шрамом, выглядывающим из-под чёлки, в памяти, но был однозначно уверен, что таких ярко-голубых глаз на азиатском лице не забудет, и ни с кем не спутает. Хоть он и не был антропологом-профессионалом, и этнологом не был, но примесь в национальности этой женщины, готов был биться об заклад, угадал. Она была тибеткой. Уж их-то, обитая на Утёсе богов, Сандо насмотрелся и выучил. Надо же, голубоглазая тибетка…

— Ты ко мне? — окликнула его Эмбер, не скрываясь. Без Николь для её отношений с наёмником не было помех.

— Да, — тронулся с места мужчина и стал приближаться.

— Входи, — кивнула ему за порог племянница Энди. «Чёрт, чёрт, как мне проследить за этой женщиной, чтобы не вызвать подозрений? Как пойти за ней? Она наверняка здесь с Дзи-си! Иначе и быть не может» — стучали мысли в голове вольного брата, но он ничего не мог поделать. Откажись он войти к Эмбер и замешкайся, или отлучись от неё уже через минуту — она обо всём догадается, эта пацанка не простачка, и не такая влюбленная душа, как Николь, которой было бы плевать, чем занят возлюбленный, лишь бы не изменял ей и приходил почаще. Близняшка Генри мигом сообразит, и либо сама выследит любовника, как сделала это Вики с Джином, либо поднимет охрану и выведет всё на чистый свет, может и после того, как мужчина узнает внешность Дзи-си, но точно до того, как он сумеет этим как-либо воспользоваться.

Сандо вынужденно вошёл в спальню Эмбер, услышав за спиной, за закрывающейся дверью, как женщина сказала:

— Ладно, сынок, я пойду, а то он меня потеряет…

Он! Он был здесь. Где-то здесь. Один из гостей Энди, и все его дети видели его, знали о его присутствии, пока остальные, непосвященные, общались с ним, не подозревая, с кем имеют дело, в чьём присутствии находятся. И Сандо был одним из таких незрячих, и ему это жуть как не нравилось. Втянув до самого дна лёгких воздух, вившийся рядом с матерью Джексона, он запомнил аромат её духов, чтобы постараться найти потом.

Но выйдя через пару часов от Эмбер, Сандо уже не смог напасть на след. Запахи перемешались, сильно надушенные гостьи, пряные и древесные одеколоны гостей, долгоиграющие духи Цянь, чья комната была не так далеко, распространили собственное благоухание по этажу и заполнили его просторы. Порыскав немного, наёмник сдался и ушёл к себе поспать, разбуженный под утро возвращением Джина. Тот вошёл, сбрасывая пиджак и выглядя каким-то обновленным и примирившимся, каким редко приходил от Дами. От неё обычно стоматолог заявлялся удовлетворенным, с сонливым довольством на лице, или, наоборот, по-прежнему взбудораженным и взбешенным тем, что освободил очередь Энди. Сейчас же что-то изменилось.

За окном посветлело. Заметив это, Сандо сел.

— Ты где был? Неужели…

— Нет, успокойся, с Дами всё кончено, — бесстрастно с виду сказал Джин, но друг почувствовал где-то глубоко надлом и боль. — Я был у Вики.

— О, это другой разговор, мне нравится, — улыбнулся вольный брат, закинув ногу на согнутое колено, а руки за голову. — Значит… она перестала тебя мучить? — Джин неохотно хмыкнул, приходя в себя и стараясь смотреть на всё хотя бы с черной, но иронией. Чтобы не совсем скребло на душе.

— Теперь её мучить я начал. — Вспомнив о записке, он достал её и кинул Сандо, посерьёзнев. — Взгляни, что ты об этом думаешь? — Наёмник быстро прочёл и поднял на него опасный взгляд. Нет, ему не стоит говорить, что Виктория её тоже видела.

— Где ты это взял?

— Нашёл в кармане после дня рождения Энди. Я понятия не имею, кто и в какой момент мне её подбросил. — Сандо снова перечитал записку, принюхался к ней, даже лизнул кончик бумаги, сплюнув после. — Думаешь, ловушка?

— Не похоже. Ведь не зовут никуда прийти, не просят обнаружить себя, отозваться или откликнуться. Только обещают встретить в Синьцзяне… Но разве в Синьцзяне есть наши? — сам себя спросил Сандо, нахмурив брови и уставившись в стенку.

— А если это всё-таки разоблачение?

— Тогда я рискую, оставаясь с тобой наедине, дружок, меня могут заподозрить в связи с твоей шайкой, — хохотнул Сандо. Он потёр небритые щёки в задумчивости. Джин посмотрел на его ладони. В них же только что была записка?

— Куда ты послание дел?

— Там же было сказано — уничтожить, — отмахнулся вольный брат, — слушай, неужели старик Хенсок и от нас что-то скрыл, а?

— От него можно ждать, — улыбнулся Джин. — Ну, или же Ёнгук что-то предусмотрел… или Хоуп? Нет, Хоуп вряд ли.

— Я пытаюсь понять, кто из наших мог туда проникнуть, и кто из наших мог быть вчера здесь? Никто, Джин, значит, если это не вражеская записка, нас чуть больше, чем мы думаем.

— Но откуда они знают обо мне?

— Значит, у них есть возможность связываться с Сеулом, — сделал вывод Сандо и, поняв, что пока, за неимением улик, информации и подтверждений, всё равно ни к чему не придёт, мотнул головой. — Так, ты всё-таки едешь в Синьцзян?

— Да. Никогда бы не подумал… И так скоро! Хочу поторопить Вики, выехать завтра.

— А что так? — Джин доставал чемодан из-под кровати, повернувшись спиной, но слышал вопрос, и всё же отвечать не стал. Наёмник вздохнул: — Понятно. — Помолчав немного, он добавил: — Я пригляжу за Дами. До января.

— Спасибо, — после заминки ответил Джин.

— Я видел мать Джексона. — Второй золотой резко обернулся, забыв на время о своих трудностях, заинтересованный.

— Да ладно? И как?

— Она запоминающаяся… Азиатка, а глаза голубые, представляешь? Броская такая дама. Красавицей не назвать, но что-то странное в ней есть. И она здесь с Дзи-си, но я не смог проследить за ней. — Сандо поднялся, дотянувшись до штанов и влезая в них. — Кстати, пойду испытаю удачу ещё раз, пошуршу по дворцу.

— Будда, мы спали под одной крышей с Дзи-си! — сел Джин на пол, рядом с чемоданом.

— И ничего не сделали. Даже рожу его проклятую не узнали, — заложив за все ремни и тайные отсеки в одежде ножи, лезвия и ядовитые дротики, Сандо надел кобуру с пистолетом, и запасной сунул под штанину. — Ты не смотайся на радостях не попрощавшись, зятёк Уйгура.

— Нашёл радость…

— А почему нет? Родство-то не шуточное. Да и невеста хороша, — подмигнул ему наёмник, идя на выход.

— Да, невеста прекрасна, — согласился тихо Джин, когда дверь закрылась, — если её благородство не окажется ложью.

Дами отказалась пойти на завтрак вместе с Энди, сославшись на ещё побаливающую десну, и он оставил её, напомнив позвонить Джиёну, чтобы тот прислал нового телохранителя. И без этого напоминания Дами бы не забыла сделать столь важный звонок, но когда телефон оказался в руках, они подрагивали. Общаться с братом не было её любимым занятием. И всё же вызов пошёл.

— Да, Дами? — поднял через несколько гудков Джиён. Попросив кого-то рядом подождать, скорее всего Сынхёна или Дэсона, или Тэяна, одним словом, человека из ближайшего окружения, потому что от других он скрывал наличие сестры, Дракон вернул слух к трубке.

— Привет, Джиён, как у тебя дела?

— Как и у тебя — не родил пока что. У тебя всё нормально? Ты же не стала бы звонить мне просто так, тратя время?

— У меня всё в порядке, и, да… — сбилась немного Дами. Она и не ожидала, что брат проявит чуткость или даст ей собраться с мыслями. В его представлении люди всегда должны быть собранными, а кто мямлит и тянет слова — идиот. — Да, я не просто так звоню, конечно.

— Что-то случилось?

— Мне нужен новый охранник. — Джиён подумал секунды три, спросил:

— Взамен которого?

— Джин… он уезжает. — Дракон не сдержал издевательского хохоточка, радостно заговорив:

— Всё-таки, тебя нереально выдержать, да? Довыделывалась? Навлюблялась? Сыта? Я знал, что ты та ещё сука.

— Дело не совсем во мне, — сдерживаясь, но сочась ехидством, парировала Дами. — Может, я и сука, но он тот ещё кобель и, видно, кобелиные его повадки отшибить невозможно. — Джиён занялся смеяться ещё громче:

— Так у тебя ещё и увели его? Чёрти что, Дами, ну какой позор! Поводок-то отпускать не надо было кобельку. А шуму было, а клятв, а слёз… Любовь у неё, взаимная, крепкая, поглядите…

— Джиён, прекрати, пожалуйста, — стиснула она зубы.

— Правда глаза режет? Ты, как обычно, обгадилась, и стыдно признать. Учись, сестра, учись. Если не научишься смело говорить о своих ошибках — хер ты их исправишь.

— Он уезжает в Синьцзян, Джиён, — решила прекратить насмешки Дами, зная, что это слово его остудит. — Его соблазнила старшая дочь Дзи-си, и он уезжает с ней!

Дракон, действительно, замолк. Судя по шороху — сменил позу, сел или прислонился к чему-то; фантичный звук фольги рассказал о том, что мужчина достал сигарету.

— И как же так вышло, скажи мне на милость? — холодно и спокойно, таким тоном, что им хоть гранит режь, задал вопрос Джиён. — Как вышло так, что у тебя золотого увела синьцзянка? Ты там что, пузыри мыльные пускала? Или тарантеллу отплясывала по ночам, что от тебя мужик схильнул?

— Джиён, всё достаточно сложно, и я не хочу объяснять этого тебе…

— А я разве прошу? Мне не надо объяснять, Дами, не надо! Я и без этого знаю, что ты дура! Ты дура, ты слышишь меня? Тебя окрутили, через тебя пролезли в Цинхай, а теперь едут в Синьцзян, и ты мне говоришь, что всё сложно? Тут всё элементарно, Дами, тебя поимели в хвост и в гриву, пока ты носила розовые очки и заверяла меня, что любовь существует. Чёрт, какая же ты тупая…

— Хватит оскорблять меня! Джин вовсе не разлюбил меня! — теперь, когда нужно было отстоять своё лицо и достоинство, стала убеждать и себя Дами в том, что Джин говорил правду, и от Вики ему ничего не надо, он раб обстоятельств. Да-да, так и было, любовь существует и ещё жива! Назло брату, назло не верящему Дракону — они всё ещё любят друг друга, просто поругались, обозлились. — Я сама… сама накричала на него…

— Что подтверждает твой недалёкий ум, — заметил Джиён.

— А что я должна была делать?! Терпеть, что на него вешается какая-то китаянка?! У меня есть гордость!

— Вот и засунь её себе в жопу, королевишна, — выдыхая дым, цедил колючий гнев Джиён, — вместе с подставочкой для понтов. Гордость у неё! А кто ты такая, чем гордишься? Жена Энди Лау? Его инкубатор? Так это он — личность, значимость, а ты что? Моя сестра? Да о тебе, к счастью, никто почти и не знает. Ну? Приведи мне пример, на почве чего у тебя там гордость разрослась? Когда мою банду в Шэньчжене вырезали, я смотался из Китая, поджав хвост, я, бывший босс, целовал зад япошкам и гнул на них спину, и не вспоминал о гордости, и мне сейчас не трудно вспомнить это и признать, а ты что?! Я спрашиваю тебя, Дами, что ты есть, чтобы говорить мне о гордости?!

По щекам девушки потекли немые слёзы, которые брат не мог видеть. Они даже не отразились на её голосе, когда она, приняв на себя весь ушат этих неприятных выговоров, сказала:

— Полюбишь когда-нибудь, тогда узнаешь, откуда гордость берётся.

— Опять ты со своей любовью! Баста, Дами, я уже слышал это, и любовь твоя уезжает с другой девкой в Синьцзян. Что ты суёшь её, любовь эту, как оправдание своего косяка? Ты не себя выгораживаешь, а заплёвываешь эту любовь, которую считаешь прекрасной и возвышенной. Какие бы ни были чувства, голова-то на месте должна быть, или как? Или что, если кто-то приглянулся — думать не надо, уже можно становиться дебилом до старости?

— Да что ты хочешь снова от меня?!

— Это тебе от меня нужен новый телохранитель, а я уже сомневаюсь, что от тебя чего-то добьюсь, потому что ты овца, Дами, так что никаких просьб и предложений не будет.

— Джиён, всё не так, как ты себе там надумал… Мы с Джином любим друг друга, но таковы обстоятельства… Эта Цянь — старшая дочь Дзи-си… — Меньше всего хотелось признаваться брату, что их ещё и разоблачили, он вообще перестанет считаться с умственными способностями сестры. Дами ощутила себя в болоте, каждое движение топило глубже и сильнее. — Она… мы специально решили использовать её, чтобы узнать побольше о Дзи-си.

— То есть, ты хочешь сказать, что Джин будет твоим личным шпионом в Синьцзяне?

— Через него можно будет получать информацию…

— Так это он соблазнил китаянку, или она его? Я путаюсь в твоих словах.

— Ну, она положила на него глаз, — стала выкручиваться Дами, — а он, конечно, не предупредив меня, воспользовался этим… Я заревновала, вот и вышел разлад…

— Если он не советовался с тобой в таких вещах, кто тебе сказал, что продолжит поддерживать связь на расстоянии?

— Это будет так, — обманной уверенностью наполнилась девушка, и поняла, что ей во что бы то ни стало этого и нужно добиться. Если она позволит Джину уехать вот так, то сорвёт все планы, и свои, и брата. И любовь… неужели с ней будет покончено? Дами было больно, она всё ещё ревновала и сходила с ума от мысли о том, что Джин поженится с Вики, но Джиён так отчитал её, что гордость действительно ушла под плинтус, и супруга Энди Лау готова была идти на покаяние к любовнику, извиняться и договариваться. Дами запуталась, хочет этого больше разум или сердце. Она любила Джина, но он же невольно становился оружием, информатором. Разве так можно?

— Что ж, поглядим, будет ли, — хмыкнул Джиён. — Телохранителя пришлю, жди.

Пообещав то, о чём его просили, он повесил трубку. Обернулся. Сынхён вышел куда-то, не став слушать семейные разборки. Уединение, мягкий рокот волн, недопитый кофе под носом. Отсюда до Цинхая четыре тысячи километров, но часовые пояса одинаковые, в Сингапуре тоже утро. Джиён докурил сигарету, положил бычок в белоснежную пепельницу, придвинутую ближе к нему от центра стеклянной столешницы. В его голове как всегда складывались и кроились схемы, планы. Дзи-си, Синьцзян, золотые… Дракон поискал в списке контактов номер и нажал на вызов, приложил динамик к уху. Географические знания подсказывали, что там, куда он звонит, ещё не очень поздно. Спать не должны. Хотя, разве преступным главарям до сна по ночам?

— Да ладно? — пробасил по ту сторону голос.

— Привет, Монтекки, — расплылся Джиён.

— Здорова, Капулетти.

— Слушай, тут твой Ромео…

— Я перезвоню попозже, ладно? Не могу говорить сейчас, — оборвал его беспардонно собеседник. Джиён ненадолго опешил, давно с ним никто так не позволял себе разговаривать, кроме Сынхёна. И ещё парочки нарывающихся. Но Дракон не сумел даже раздражиться, ему стало забавно, и он изрёк:

— Ёнгук, у тебя прям дел дохерее, чем у меня?

— Дохерее. Спорим?

— Давай, на Алхимика, Мага, Воина?

— Ой, пошёл ты, кто спорит — тот говна не стоит, — сразу же противореча своему предложению, отбрехался Ёнгук.

— Да я согласен, знаешь, когда ценность человека уходит ниже уровня себестоимости говна, ему и жить легче, безопаснее. Никому не нужен, никто не трогает.

— Я подгузники меняю, давай перезвоню?

— Блядь, — откинулся на спинку плетеного ротангового кресла Дракон, закрыв глаза. — Я тут весь в мыслях о заговорах, интригах и убийствах, а ты так резко своими подгузниками всё обрубил… Ладно, — с сарказмом, но наигранно серьёзнейшим тоном, Джиён произнёс: — Разберись там со всем этим дерьмом.

Подождав около пяти минут, он принял уже входящий вызов из Нью-Йорка.

— Ну, так что там мой Ромео? — переспросил Ёнгук.

— Не знаю, в курсе ты уже или нет, но он-таки бросает мою Джульетту.

— Серьёзно? Не, я без понятия, мы ребята тёмные, из эпохи Древнего Чосона, до Китая средства связи протягивать не научились, а пока почтовые голуби долетят — информация уже устаревает. Да и не всякий голубь преодолеет океан.

— Тогда считай я посол доброй воли. Сообщаю тебе, что Джин ваш отъезжает в Синьцзян, охмурять дочь Дзи-си. Сестру мою, видно, охмурять надоело.

— Да нет, Джиён, он не такой, он парень честный, ты же знаешь, он даже женился — это тебе не понравилось. А мы-то за покушение на честь девиц всегда отвечаем.

— Ну, значит, скоро он будет двоеженец.

— И счёт будет равным, — посмеялся Ёнгук, — отобьёт очко у Дами.

— Я б ему бы очко отбил, Ёнгук, что за дела? По-дружески с тобой договорились, а вы вот так вот, да? Мою сестру использовали, чтобы подобраться к Отцу Чану?

— Насчёт таких планов я не осведомлён, но если уж такая штука выйдет, тебе-то что? Ты Дзи-си не любишь, как и мы. Выпадет такая удача — кто-нибудь его почикает, какая разница кто?

— Такая, что не собрались ли вы себе гнездо свить в Синьцзяне? Брось, Ёнгук, как будто не ясно, что грохни его вы — вы там всё и займёте, и поставите свою власть.

— Мы власть не ставим, Джиён, мы только за порядком следим. Грести ртом и жопой власть — твоё хобби.

— Вот потому мне и есть разница, кто его почикает.

— Если что — он сам умер. Джин парень безобидный, он и мухи не обидит, и убивать не умеет.

— Ага, и крови боится, и при виде трупов в обморок падает, так и стал врачом.

— Может у него диплом купленный? Я не проверял.

— У тебя я гляжу честно заработанный, юридический, ты Чёрта перед Богом оправдаешь.

— Тут много ума не надо — Бог милостив. Ты попробуй перед Дьяволом кого-нибудь отмазать!

— Я в тебе почему-то не сомневаюсь.

— Ладно, Джиён, приятно было поболтать. Мы с тобой, как всегда, друг друга поняли, но помочь друг другу не в силах — судьба такая.

— Да, тяжко, когда встречаются двое, каждый из которых сам хозяин своей. Доброй ночи, Ёнгук, привет супруге и дочке, или что там положено говорить в ваших кругах воспитанных и семейных людей?

— Привет супруге и дочкам у нас положено говорить. Две их у меня теперь. Ты там тоже на голубях что ли тащишь?

— Похоже на то, извиняюсь, обновлю систему.

— Давай, всего доброго! — Бан Ёнгук положил трубку, а Джиён, почему-то весело улыбаясь, ещё некоторое время размышлял над этой беседой, не став допивать остывший кофе. Остывший был уже не то.

Решив, что на воре и шапка горит, Дами приняла вид абсолютной невинности и вышла из спальни, сообщив караулившему её синеозёрному, что ей надо кое-что передать своему охраннику, собирающемуся в «увольнение». Она даже запросто спросила, не знает ли тот, где сейчас Джин? Но синеозёрный пожал плечами, пойдя следом на поиски. Дами в первую очередь отправилась в комнату телохранителей. Откуда-то взялись решимость и спокойствие, будто рождённые в качестве протеста на унизительные обвинения и высказывания брата. Она постучала в дверь, и ей открыл тот, кто был нужен. Держа остекленевшую улыбку на губах, Дами спросила у удивленного Джина:

— Я звонила Джиёну насчёт твоей смены, можно войти на пару слов? — Золотой без пререканий отступил, впуская её. Дами бросила синеозёрному: — Подожди пару минут, я недолго.

Она вошла, и, быстро оглядевшись, поняла, что они в комнате одни. В подтверждение этому, догадавшись о её мыслях, Джин кивнул.

— Сандо здесь нет.

Вскинув руки, Дами рванулась вперёд и, припав к груди возлюбленного, крепко обняла, заметив краем глаза разложенный чемодан и начавшие заполнять его вещи.

— Джин, боже, прости меня, Джин, я так люблю тебя, я с ума сойду без тебя, не выживу!

— Дами… — поспешил он обнять её, и внутри мужчины вновь всё перевернулось. Только ночью в нём затеплилась симпатия к Вики, утвердилось смирение, что цель золотого — главное, как опять одно касание этой непонятной и переменчивой девушки переполнило его сердце. Он яростно обижался на неё, хотел сбежать прочь, но одно её «прости», и он сам представить не в силах, как тяжело будет расстаться! — Дами, ты дала мне два дня… я хотел убраться отсюда завтра же…

— Не слушай меня, боже, неужели ты не видел, в каком я была состоянии? — Она подняла на него глаза и, влажными и страстными, горячо на него посмотрела. — А как по-твоему я могла ещё отреагировать на такую новость, о которой ты не предупредил? Я чуть не умерла, Джин!

— Я знаю, что это было плохо с моей стороны, прости и ты меня, но не было возможности… — Сестра Дракона приподнялась на цыпочках и поцеловала его, не переставая обнимать.

— Вот мы дураки, Джин, ведь теперь, под прикрытием и твоей помолвки, встречаться было бы легче, но уже поздно, раз всё решено. Рисковать жизнью сейчас не время, правда? — улыбнулась она, погладив его по щеке.

— Если придётся — собой я готов рискнуть всегда…

— Не надо. Ты нужен мне, Джин, ты же мой настоящий муж, — тихо-тихо напомнила она, — ты — моя половинка, моё счастье. Мы преодолеем все трудности, верно? Я запасусь терпением, только ты не забудь меня в постели Цянь…

— О чём ты говоришь! — взял её руки в свои и расцеловал Джин. — Да как же я забуду тебя? Дами, я люблю тебя, люблю больше жизни, я знаю, что нам пришлось нелегко, и всё происходящее… оно давит на нас, и мы оба способны срываться. Но ты права, нам нужно подождать, вытерпеть разлуку. Возможно, нам будет легче не видеть друг друга с кем-то другим.

— Да, ты прав. Это больно ранит, и лучше уж не видеть всего этого. — Дами тоже поцеловала его руку. — Только найди способ хоть иногда сообщать о себе, что у тебя всё в порядке, хорошо? Пожалуйста, Джин, я погибну в неведении, не бросай меня без новостей о себе, не заставляй волноваться.

— Я сделаю всё возможное, Дами, обещаю.

Они поцеловались, и разомкнулись. Медленно расцепив ладони, пока даже кончики пальцев не перестали соприкасаться, они разошлись. Сдерживая слёзы, Дами вышла и деловым шагом направилась прочь. Да, она ещё любила этого мужчину, очень любила. Но если он посмеет быть с нею нечестным, или разлюбит её — она распорядится им по своему усмотрению, использует его, не пощадит. А потом, когда-нибудь, докажет Джиёну, что не так проста и глупа. Решено, с этой минуты она никогда не будет руководствоваться чувствами. Что бы ни хранило её сердце, она заглушит его разумом, пойдёт вопреки душевным порывам, и добьётся того положения, когда станет кем-то, и считаться будут именно с ней, а не с мужчиной, от которого бы она зависела.