Империя. Цинхай [СИ]

Ревность

Небо стемнело, время неумолимо шло, всё позже и позже, стрелки и электронные цифры на дисплеях телефонов, где в основном и смотрели на часы современные люди, приближалось к десяти вечера, а господ Лау с их гостями всё не было. Сандо, как дикий зверь в клетке, мерил шагами комнату возле окна. Джин много лет не видел его взбудораженным и неспокойным, да что там, со времён пребывания в Тигрином логе и не видел, и вот настал такой эксклюзивный и уникальный момент.

— Ну, где Энди с Дами? Что-то они загулялись. — Джину тоже было волнительно, но он по прошлому разу знал, что хозяева Цинхая быстро не вернутся, тем более, у них была намечена насыщенная программа с посещением сначала озера, а потом Синина. В городе, кроме храмов, им наверняка захочется в ресторан или куда-нибудь ещё.

— Ощущение, что ты переживаешь сильнее моего, с чего бы? — заинтересовался стоматолог. Он рассказал другу обо всём, что происходило между ним и Цянь, а потому добавил: — Вот у меня двойная причина, я не только беспокоюсь о Дами, но и о том, не наболтал ли Дэсон ей там лишнего, пользуясь возможностью? Что, если он захочет меня скомпрометировать?

— Думаешь, она ему поверит? — Сандо остановился. Перед ужином он не отменял разминки с Эмбер, но девушка пришла украдкой, готовая к тому, что всё будет отменено. Однако наёмник, хоть и обещал не заводить никаких романов, не клялся Николь не общаться с женщинами вовсе, а разве спортивные тренировки к чему-то обязывают? Сандо мельком бросил фразу о том, что Николь без какого-либо повода устроила вчера истерику, но Эмбер лишь с сомнением сверкнула глазами, напомнив о том, что видела и знает о предыдущих попытках сестры очаровать его. Племянница Энди сказала, что ничего другого от Николь и не ждала, но насколько сам Сандо не питает этих девичьих надежд, и стоит ли ей к нему приближаться, если тот всё-таки имеет виды на блондинку? Вольный брат заверил, что какая-либо связь — не более чем выдумка неугомонной родной сестры Николаса. Эмбер удовлетворилась объяснением, показывая, что это в общем-то и не её дело, лишь бы не пришлось за чужие интриги получать затрещины и тумаки.

— Я могу лишь хотеть, чтобы она не поверила, — ответил Джин, вернув Сандо к разговору, — но как будет на самом деле, откуда мне знать? Дракон хитёр, и не менее коварны его прихвостни. Этот Дэсон видел на мне следы поцелуев Виктории, почему бы и не опорочить меня? — Джин по-прежнему никому не рассказывал о том, что этот человек — его брат. И стыд, и одновременно с тем нежелание иметь с ним родство, и страх, что золотые усомнятся в самом Джине, смешивалось всё. А, кроме того, жалость к Дэсону, которого, он знал, не пощадят драконы, если узнают, с кем он связан, пусть даже невольно и без каких-либо последствий. Пускай их секрет остаётся только их секретом.

— Джин… — Сандо посмотрел на товарища, который принёс рисовую лапшу к ним в комнату, чтобы здесь и поужинать. Дантист сдабривал блюдо густым острым соусом, не отвлекаясь от разговора. — Как ты считаешь, золотые имеют право спать с девственницами?

— Ты о Николь? — угадал Джин, отложив палочки и замерев.

— Да, о ней. Я не хотел её трогать и пальцем, но этот Аякс-старший… Если не избежать бесчестия девушки, лучше ведь, если это буду я, чем какой-то разбойник? Хотя, по сути, я тоже разбойник, — прикусил Сандо губу, сев на подоконник и развернувшись в окно со скрещёнными на груди руками.

— Ты хочешь её? — задал верный, но неприятный другу вопрос Джин. Наёмник дёрнул мышцей щеки.

— Она меня заводит. Но я умею держать себя в руках. Я способен никогда не трогать ту, что меня возбуждает, но здесь замешан не только физический конфликт, понимаешь? Здесь проблема того, как спасти девушку от наихудших последствий, от мерзавца, который завтра уедет и забудет о ней. Этого ли заслуживает, пусть самая глупая и навязчивая, девушка?

— Если ты хочешь спасти её от мерзавца собой, ты тем самым предполагаешь в этой замене какие-то благородные качества в себе, вроде того, что ты завтра не исчезнешь и не забудешь о ней. Что будешь рядом.

— Я так и так буду рядом, куда я отсюда денусь, пока мне платит Джиён? — хмыкнул Сандо. — Если кто и уедет, то сама Николь в Синьцзян, но это её свободный выбор.

— Давай вспомним случаи, когда золотые связывались с девственницами и проанализируем, — предложил Джин. — Хосок переспал по пьяни с Ханой, и вот-вот на ней женится.

— Лео, — в первую очередь сам вспомнил о своём учителе Сандо, — теперь он, по сути, женат на Заринэ, хоть и не официально, но как ещё назвать их семейную жизнь?

— Дэхён, — вспомнил о подруге бурной юности и давней возлюбленной Джин. Ещё до того, как все узнали, с кем встречается Дэхён, тот не затруднился похвастаться, что лишил невинности сложный вариант и неприступную крепость. Если бы он заранее знал, что его девушка знакома со всеми его друзьями — придержал бы язык, но было поздно. — Я не думаю, что они когда-либо расстанутся, если честно, — добавил Джин.

— То есть, мы приходим к тому, что если золотой лишает кого-то невинности, то он обязан впредь посвятить свою жизнь этой девушке, всегда быть подле неё и вить гнездо, готовясь к отцовству и всему вытекающему?

— Ну, в общем-то, да, — согласился с итогом Джин.

— Зашквар какой! — цокнул языком Сандо.

— Ты не готов будешь стать постоянной парой Николь?

— Исключено! Ты же понимаешь, что свадьба и семья — это недостижимо и невозможно для меня.

— А если она будет согласна на те условия, которые ты в состоянии будешь ей предложить?

— А если она согласна и только и хочет, что использовать меня, как инструмент для дефлорации? Если радует её такая перспектива, и меня, возможно, тоже уже радует, преступно это для золотого, или нет?

— Не знаю, Сандо, об этом лучше спросить у настоятеля Хенсока. Или хотя бы мастера Ли…

— У них нет мобильных, извини! — взмахнул руками наёмник. — Есть ещё авторитеты? Только досягаемые.

— Хим? — предположил Джин.

— Ёнгук! — щёлкнул звонко пальцами Сандо.

— Спросить у Ёнгука, стоит ли тебе спать с какой-то девицей или не стоит? Проще спросить об этом у самой Николь, если так не терпится услышать положительный ответ.

— С чего ты взял, что Гук это наверняка одобрит?

— Ты думаешь, он никогда не спал с девственницами? Он с кем только не спал, пока не женился, а женат он один раз, значит, не разрывался от необходимости создать семейный уют с каждой. — Сандо спустился с подоконника на кресло и, закинув голову назад, сцепил пальцы на животе.

— Я просто посижу и подожду конца света. Надеюсь, он придёт до того, как мне нужно будет принять решение.

— Что-то подсказывает, что ночь наступит быстрее, — вспомнив слова Хенкона, разгадал окончательно тревоги товарища Джин.

— Кроме прочего, проблема в самой Николь. Пойми, она дочь Дзи-си! Уже много лет он пытается истребить нас — золотых, а мы — золотые, только и мечтаем, чтобы найти его и убить. Она знает это всё, но не знает, что я один из тех, кто враг её семье, её папаше. Связь между нами невозможна при условии, что когда-нибудь я запросто грохну кого-то из мужчин её рода. Однажды я могу столкнуться с Николасом в смертельной хватке, кто знает? Если я стану её спутником, обязанным беречь её, как подниму руку на её брата?

— Ты думаешь, если мне представится возможность убить Джиёна, я ею не воспользуюсь? — прямо спросил Джин. Мужчины посмотрели друг другу в глаза.

— Может, Дами не так сильно любит свою кровинушку, как Николь?

— Если не знать Дами хорошо, то можно подумать, что она терпеть не может Джиёна, — сказал Джин. — Но я её знаю. Старший брат ей дорог, и его смерть заставит страдать её. Но меня это не остановит, Сандо, потому что Дракон заставляет страдать слишком многих.

— А если она тебя за это возненавидит?

— Риск — благородное дело. С тем же успехом она возненавидит его, если он убьёт меня, а уж Джиён-то меня убьёт, не моргнув и глазом, попадись я ему так, чтобы никто не узнал, кто виноват в моей смерти. Но пока я ему нужен. Ему нужен здесь человек, искренне готовый погибнуть за Дами, и лишь поэтому я жив. Ты сам сказал, что у тебя есть его распоряжение убрать меня, когда потребуется.

— Это так. — Сандо прикрыл глаза, потерев веки. — Если бы я ещё точно знал, что Николь не замешана в шпионских играх братьев и отца. Мне так не хочется убедиться в том, что все её проказы — игра и манипуляция, я не хочу вляпаться в трясину, но как разоблачить истинные мысли женщины?

— Через постель, друг мой, и никак иначе, — улыбнулся немного устало Джин. — В постели они голые, неприкрытые и честные. Стоит заглянуть в глаза женщине на грани экстаза, и ты узнаешь, любит она или лжёт.

— Теория заебись, — оценивши, охотно закивал Сандо с театрально убеждённым лицом. — Только я в постели тоже голый и неприкрытый, и если Николь там ещё пустит слезу, буду плюс ко всему честный. Я умею убивать, Джин, лучше, чем кто бы то ни было, даже женщин. Но воевать с ними я не в состоянии. Поэтому и держусь в сторонке.

— Рано или поздно всему надо учиться. Обманывать женщин подло, я знаю, но не подлых женщин, так ведь? Я всегда руководствуюсь этим принципом. Ты же тоже не убиваешь праведников? Так и здесь. Если выяснится, что Николь чего-то добивалась, хотела использовать тебя, как средство, то твоя ложь будет оправданной. Не дрейфь, в конце концов, держи она за пазухой камень и намеревайся действовать заодно с отцом и братьями, нам всем нужно её разоблачить и обезвредить прежде, чем что-либо случится.

— Ты предлагаешь начать играть в игру, а по ходу дела определиться, вру я или говорю правду? — приподнял одну бровь Сандо. Джин кивнул. — А сам я что должен думать по поводу своих действий изначально?

— Да ничего о них думай. Просто делай.

— Ага, большому кораблю — одиннадцать Оскаров, я не мастер в делах пантомимы и изобразительного искусства. Я могу быть либо безучастным и безэмоциональным, либо рубануть всё, что накопилось на сердце.

— Ну, если ты такой, то мне больше нечего посоветовать, — вернулся Джин к ужину. Сандо посмотрел на еду, не ощущая аппетита из-за навалившихся на него забот. Подумав ещё немного, он подсел к столику и взялся за палочки.

— Ладно, что порожняк толкать, приятного аппетита.

В беседке, в сумерках, никто не мешал Николь обниматься и целоваться с Хенконом, готовым раздеть её прямо там же, но, всё-таки, сад был не застрахован от чьих-либо прогулок, и они окончательно договорились о том, что она придёт к нему в полночь. Как удивительно легко оказалось приходить к компромиссу по поводу секса, даже не зная языка партнёра! Верно говорят, что язык любви, страсти и похоти — немой, это язык жестов, понятный во всех странах мира. Одного взгляда достаточно, а там уж написать время и место, и всё, готово. Нет, Николь не любила Хенкона и не желала его так, как Сандо, но бесповоротное требование того отстать от него причинило девушке такое надсадное горе, что она думала, будто умрёт среди ночи, не доживёт до рассвета, так ей было плохо. Десять раз за ночь, вместо того, чтобы спать, она хотела вскочить и бежать в спальню к телохранителям Дами, упасть к ногам Сандо и ещё раз умолять его, чтобы он разрешил ей пытаться принадлежать ему. Но она знала его слово, его решительность. Если она приблизится, он пойдёт к другой, а многие ли захотят отказать ему, великолепному, опасному, пугающему, но безумно притягательному мужчине, каких поискать? Этот риск обязательно кончится тем, что Сандо заведёт себе любовницу из горничных или… или Эмбер, проклятую пацанку, которая свободна от предрассудков и условностей, и секс давно воспринимает по-мужски, занимаясь им, когда приспичит, пусть это происходило с ней и не часто. Но Николь знала точно, что в сестре нет того, что останавливало Сандо в её собственном случае. Ненавистная девственность! Если избавиться от неё с Хенконом, может тогда наёмник посмотрит на неё иначе?

Девушка толком не ощущала поцелуев и касаний, целиком занятая тем, чтобы не думать о Сандо, но в связи с этим непрерывно только о нём и думая. Что ж, успокаивало хотя бы то, что пока она его не донимает, он один, не вертится с какой-нибудь юбкой. Почему он готов переспать с другими, доступными и неразборчивыми, и не хочет взять её, возможно, одну из немногих здесь, которой без любви и неистовой привязанности, настоящей страсти никакого секса не надо? Из всего её окружения, подруг и сестёр, Николь точно знала, что таковых же очень мало. Фэй рассказывала всем легенду о какой-то потерянной любви, встреченной в юности, после которой не подпускала к себе мужчин, а Цянь, которую Николь обожествляла за красоту и то, как та умеет сводить мужчин с ума, хоть и прослыла в людской молве падшей и гулящей, никогда не была замечена с кем-нибудь, и Николь не могла убеждено подтвердить, что слухи о сестре истинны. Где же те многочисленные любовники, которых приписывают Вики, если она постоянно одна?

Как странно, ещё несколько дней назад, когда запала на Сандо, Николь и не думала называть это любовью, ей всего лишь хотелось добиться его, заманить, переспать. Иногда недостаток физической близости ощущался так остро, что вырывался неудержимыми домогательствами, но не ко всем же подряд! Давно уже она не бегала за кем-то, да и раньше сама она первой заводила романы едва ли с двумя претендентами из двенадцати, что у неё были. Но шло время, шли годы, ей двадцать четыре, а никого достойного, как не было, так и нет, а тот, что разжёг интересен сильнее, чем кто-либо, отвергает её и не собирается иметь с ней что-либо общее. Так какая теперь разница? Лучше дать плоти то, что она требует, утешить хотя бы её, если душу не получается. Хенкон видный, стройный, сексуальный парень, его приятно трогать, на него приятно смотреть, и плевать, что поговорить невозможно и никаких чувств нет, завтра он уедет, и Николь не придётся как-то избегать встреч и неловкости, прятать глаза. Она будет, как они, мужчины, свободна, только её назовут шлюхой, как они всегда это делают, но ей и на это будет плевать, на всё плевать. Слово «плевать» Николь повторила про себя так много раз, что чуть не начала плеваться на самом деле, приводя себя в порядок в ванной, из которой медленно вышла в спальню. Совсем недавно она готовилась точно так же, ожидая, что придёт Сандо, и с какой радостью она это делала! И ухаживала за собой, проверяя, не осталось ли где-нибудь на ногах не удаленного волоска, и ждала, а сегодня… В целом её не волновало впечатление Хенкона, она знала, что он хочет её и хочет секса, и ему будет без разницы, какие с неё снимать трусы, белые или черные. А разве не всё ли равно было бы Сандо? Скорее всего, но вот ей тогда было крайне важным знать, чтобы в ней всё было идеально и прекрасно. Для него, того, которому её приставания поперёк горла. Боже, неужели она ему так неприятна? Что ещё может отталкивать его? Страх отношений? После той ночи могло всё повториться или получиться, если бы она сдержалась и не побежала обнять его утром, какая же она идиотка, всё испортила сама!

Поправив чёлку перед зеркалом, Николь прыснула на себя с двух сторон духами, щёлкнула свет и, окунувшись в темноту, открыла дверь, чтобы выйти из спальни. Уже минут пять как перевалило за полночь, из-за сомнений она задерживалась, но это к другому она бы спешила, а здесь тянула и подталкивала себя насилу. Освещение проникло из коридора, но ровно посередине всё преграждала чёрная тень. Николь вздрогнула, не привыкшая бояться, но не обладавшая стальными нервами, чтобы противостоять внезапности.

— Ты никуда не пойдёшь, — изрёк Сандо, смотря на неё в упор. Руки, в его манере, скрещены туго на груди, так что бронзовые мускулы бугрятся на плечах, открытых чёрной майкой. На запястьях куча металлических, кожаных и каменных браслетов, все с подвесками-амулетами, на шее тоже болтаются шнурки и цепочки с характерными наёмническими талисманами. Руки в шрамах, сбитые, возле локтевого изгиба левой руки белая широкая полоса от лихого глубокого разреза, на предплечье тёмный, деформированный, похожий на келоидный рубец со следами грубой зашивки, наверняка от неоднократного ранения в одно и то же место.

— С чего это? — от неожиданности нахмурилась девушка, и, понимающая, что вся её каторга, разочарование и все муки вызваны именно отказами этого мужчины, стала возвращать свою ядовитость и колкость: — Кто ты такой, чтобы сообщать мне о том, что мне делать?

— Хоть бы и никто, самой тебе в голову не приходит, что не стоит делать того, что ты собралась?

— Почему? Назови хоть один аргумент, почему этого делать не стоит? — В этой части особняка было тихо. Соседняя комната опустела без Николаса, а, значит, подслушать их вблизи никто не мог. Чуть подальше располагалась комната Генри, затем Эмбер, где-то за ними — спальня Джексона и Марка, но наверняка в этот час мало кто сидел у себя, молодёжи не свойственно в неприкаянное лето протирать штаны на стульях в четырёх стенах. Однако Сандо молчал, не зная, что и сказать. Он и своё появление здесь с трудом аргументировал. — Ну, я жду?

— Хенкон тебя недостоин. — Николь надменно засмеялась, натянуто, показно.

— Да неужели? Меня? Что ж, я опущусь с его помощью пониже, и мы будем два сапога пара.

— Он не собирается с тобой быть парой — и это второй довод.

— Как странно, со мной не собираются быть парой те, кого выбираю я, но с удовольствием желают пристроиться те, кого я не в силах вынести рядом и часа. Что же мне делать, наёмник, удавиться от безысходности? — Сандо грозно свёл брови к переносице, чёрные, недовольные. — Я же не трогаю тебя больше, зачем ты явился, а? Стало скучно без бедной прилипчивой Николь? Больше никто не подогревает твоего самолюбия и не развлекает на досуге? Выдался свободный денёк, и ты подумал о том, как было круто ломаться и строить из себя неприступного мачо перед девушкой, которая не нашла в себе сил удержать свои чувства? Пришёл позвать меня обратно, чтобы я бегала, а ты убегал? Цирковая собачка пропустила свой выход на арену? — Губы Николь задрожали. — Нечего сказать — мужик! Даже трахнуть не можешь ту, которая была готова на это без каких-либо обязательств…

— По-твоему, настоящие мужики характеризуются тем, что согласны всегда, в любое время и с любой потрахаться? Отличный идеал, Николь! Есть к чему стремиться! В самом деле, если мужественность определяется неразборчивым и безотказным блядством, то я какой-то пидорас.

— Очень хорошо, что ты за меня сказал о себе всё, что мне хотелось, — прищурила ехидно глаза Николь.

— Тебе хотелось меня пооскорблять? Что же ты сдерживаешься? Я могу выслушать.

— Не хочу тратить на тебя время, меня ждут. — Николь сделала шаг в обход Сандо, но тот поймал её за плечо и поставил на место. — Руки убери от меня! — прошипела она, отмахиваясь, хотя руку он убрал ещё до этого.

— Я ещё раз повторяю — ты никуда не пойдёшь.

— Ты меня не удержишь! Если я захочу, то отдамся Хенкону, не сегодня, так завтра!

— Завтра он уезжает, так что с завтрашнего дня гуляй и ходи, где хочешь.

— Может, погулять за ним в Сингапур?

— Джиён будет без ума от такого неожиданного презента, дочь Дзи-си приплыла добровольно в руки! О да, Хенкон получит повышение по службе, а Дзи-си открытку с вашим с Драконом совместным снимком, в знак дружбы и того, что больше ты никогда Сингапур не покинешь.

— Разве Дракон не хотел мира и союза?

— Именно ради их поддержания ему пригодится такая пленница. Езжай, Николь, дерзай!

— Если ты сейчас же не уйдёшь с моей дороги, я буду кричать.

— Хорошо, кричи, и я уйду, — согласился Сандо. Николь посмотрела налево, направо, снова на мужчину. Хотелось ли ей, чтобы он ушёл? В коем-то веке, когда пришёл сам.

— Ты издеваешься, да? Тебе нравятся эти кошки-мышки? Я думала, что я немного ненормальная, но ты вообще поехавший! — Сандо усмехнулся.

— С этим я никогда не спорил. Что касается кошек-мышек… Ты знаешь, что я могу не убегать, я могу прийти и остаться, но мне нужно здравое понимание с другой стороны того, к чему это ведёт, что из этого вытекает и к чему привести не может. Я сказал тебе, что никаких отношений между нами быть не должно…

— А просто переспать согласен и Хенкон, так какая разница? — прыснула Николь и, снова сделав шаг, была поймана.

Сандо, сжав пальцы на её плече, затолкал её обратно в тёмную спальню и, закрыв за спиной дверь, повернул замок.

— Пусти меня! — разъярилась ещё придерживаемая во мраке девушка.

— Нет.

— Чего тебе от меня нужно?

— Чтобы ты осталась здесь.

— Разве что с тобой, — с вызовом бросила Николь, потихоньку прозревая в абсолютной невидимости лиц и силуэтов. Вместо ответа её губы резко захватил поцелуй и она, теряя почву под ногами, вцепилась в плечи Сандо, скользнула по ним ладонями и, на ощупь, нашла шею, крепкую и сильную, обвив её и подтягиваясь на цыпочках, чтобы глубже позволить ворваться в свой рот настырному и собственническому языку, который оборвал их пререкания. Сандо подхватил её под бёдра, повесив на себя, чтобы Николь не приходилось тянуться. Она обхватила его торс ногами, упиваясь моментом, какого уже и не ждала. Грубая кожа ладоней наёмника, мозолистая и шершавая, нежно трогала её тело, пробираясь под майку на спине, или под пояс, под трусики. Девушка ощутила такое дикое желание, какого не испытывала за всё проведенное рядом с Хенконом время. Там всё было как-то без энтузиазма, пресно, условно, а теперь, тут, в этой полной темноте у неё горело нутро, ныли мышцы ног, пульс бился где-то в животе. — Возьми меня, Сандо, — прошептала она, оторвавшись, пока губы мужчины смыкались на её подбородке, — возьми, или убей, потому что если ты не войдёшь в меня, то я убью тебя, обещаю, что убью! Мне нужен ты внутри меня! — громче процедила она сквозь зубы, обхватывая пальцами его лицо, скулы, целуя его в ответ. Сандо чувствовал приближение нервного срыва Николь, она начинала неистовствовать, её нужно было удовлетворить, потому что преступно возбуждать, и не давать — это он тоже знал, как сексуально опытный человек, приходилось сталкиваться с таким.

— Только скажи, что не ждёшь от меня любви и отношений, Николь, скажи, что не строишь иллюзий, обещай, что не будет наивных надежд, и ты не вынудишь меня быть жестоким, напоминая о том, кто я и каковы правила моей жизни.

— Господи, я тебе сейчас готова поклясться жизнью и принести в жертву Сатане младенца, ты нашёл, когда требовать от меня обещания?! — торопливо бормотала Николь, нащупывая в темноте его ремень, стремясь освободить его ниже пояса, пока Сандо скидывал с неё кофту. Они опустились на пол, чтобы не упасть. Он стянул с неё брюки, она кое-как расстегнула его штаны, когда где-то в коридоре послышались тяжёлые шаги. Сандо узнал их на звук и, подхватив Николь, громко дышащую, едва не рычащую, оттащил её на кровать, подальше от двери, чтобы возле неё не слышались шорохи. Навалившись на неё на постели, мужчина зажал ей рот и замер. Шаги остановились у спальни. Стук, сотворенный большой и уверенной рукой.

— Николь? — спросил голос Хенкона. Сандо слышал, как бешено бьётся возбужденное сердце Николь под его грудью, но когда Аякс выдал, что это он, девушка не попыталась вырваться и отправиться к изначально запланированному на эту ночь любовнику. Хенкон подёргал за ручку, и Сандо похвалил себя, что запер дверь. — Николь?! — снова стук и ожидание. Помешкав у спальни кинувшей его «легкодоступной давалки», отборный боец драконов удалился, либо покрывать благим матом обманщицу, либо искать её ещё какое-то время, а уж потом покрывать.

Золотой отвёл ладонь от уст Николь.

— Теперь ты обязан сделать то, что с радостью готов был сделать он, — шепнула требовательно девушка.

— Я никому ничего не обязан, — поправил Сандо, но не слезал с Николь, прекрасно понимая, что сделает то, чего им обоим хочется и без обязательств. — Так что насчёт обещания?

— Я не жду отношений, я постараюсь не компрометировать тебя, я сделаю всё, чтобы это не было похоже на роман, это ведь не будет даже романом, да? Просто секс. — Сандо помолчал, но обмозговав выдал:

— Да.

— Включи свет, я хочу при свете, — попросила Николь.

— Серьёзно? Ты первая невинная девушка из всех, о которых я слышал, которая передумала стесняться. — Он встал и, раздетый до пояса, подошёл к включателю, нажал его. Спальня озарилась светом. Младшая дочь Великого Китайца сидела в нижнем белье, изучая глазами торс вольного брата, смуглый и упругий, возможно, слишком тренированный до малейших деталей, но оттого выглядящий совершенно непробиваемым и непостижимо крепким. — Или ты не слишком-то невинна? — Николь подняла взгляд к его глазам.

— В каком смысле?

— Ну… — Сандо вернулся и сел с ней рядом, опустив ладонь на обнаженную ножку, поскользив по ней выше. — Целомудренность можно сохранить только в одном месте, тебе, всё-таки, не четырнадцать или шестнадцать, ты могла успеть попробовать многое, — умело скрыв ревность, предположил наёмник. Даже в желудке горело пламя, стоило представить, до чего они с Хенконом могли дойти в прелюдиях!

— Ты про минет и всякое подобное? — уточнила Николь, не решаясь, хоть сама о том и попросила, при свете прильнуть к мужчине и продолжить то, чем они занимались.

— Да, ты кому-нибудь сосала?

— Никогда! — округлила она глаза. — Почему ты подумал такое?

— Будем честными, у тебя не безукоризненное поведение, ты отчасти очень смела для абсолютной девственницы.

— Я же не Фэй, — хмыкнула она. — Никто не запрещал мне смотреть фильмы с эротическими сценами… — «Подсматривать за братом» — подумала она, но промолчала. — Мы живём не в то время, когда чем-то таким, сексуальным и откровенным, можно шокировать.

— Я бы хотел узнать всю правду о том, что ты испытывала и что ты знаешь, прежде чем переспать с тобой.

— Зачем тебе это? Ты такой щепетильный? — недоверчиво спросила Николь.

— И это, и любопытство. Так, в рот ты никогда не брала? — не мог поверить Сандо в то, что ему в руки идёт настолько чистый и неопошленный субъект. И зацепки хотелось найти, почему секс с ней не совсем бессовестный, почему не такое уж это и растление. Если бы она уже была где-то, как-то, с кем-то, то золотому было бы проще. С другой стороны, его мужское эго желало убедиться, что оно первое везде и во всём, и ему было бы обидно и неприятно, узнай он, что Николь с кем-то что-то попробовала.

— Да нет же!

— А… сзади тоже не пробовала? — Николь несильно шлёпнула его по лицу.

— Ты совсем ошалелый? Я что, извращенка? — Сандо не обратил внимания на удар, он уже привык к тому, что девушка вымещает на нём так свою злость. Больно ему не было, и, как ни странно, его стала умилять эта привычка Николь его лупить. Так безвредно и бессильно, пусть хоть обстучится, с него не убудет. Он завалил её на спину и навис сверху. Поцеловал.

— А сама себя удовлетворять ты не пыталась? — Николь покраснела до корней волос, отведя взор.

— Почему ты хочешь говорить обо всём этом?

— Я хочу знать о тебе всё.

— Зачем? Если это просто секс, если даже не роман?

— Не знаю, зачем. Хочу и всё. Хочу тебя, и всё, что с тобой связано, всю тебя, вместе со всей твоей странной сущностью. — Девушка очарованно заметалась глазами по его лицу.

— Красиво говоришь, наёмник, только что я после всех этих слов получу? Опять отверженность и холод? — Сандо поджал губы, зная, что ничего не изменит. Днём он всегда будет бесчувственным борцом, да и не каждую ночь его можно довести вот до такого, чтобы он разговорился, раздаривал свою нежность. — Да, я пыталась несколько раз сама делать себе приятно, но… когда нет живого тела рядом, разве это заменитель?

Сандо закрыл глаза и опять поцеловал Николь. Теперь ей не придётся заниматься этим самой, он будет рядом, он придёт и завтра, и послезавтра, когда не будет на дежурстве, он готов постоянно удовлетворять её, пусть она кричит и дерётся, пусть что угодно делает, а он будет её опрокидывать на лопатки и успокаивать. Расстегнув на ней бюстгальтер, Сандо откинул его, опустив голову и сомкнув губы на вершине груди.

— Она маленькая, да? Плоская? — расстроенная сама собой, не глядя, спросила Николь.

— Достаточная, — ответил мужчина, втянув её сильнее в себя. Девушка простонала.

— У тебя есть презервативы? У меня их нет…

— Мне они не нужны, — бросил Сандо, всё с большим трудом отвлекаясь от исследования женского тела.

— В смысле?

— Я стерилизованный, — не придавая этому значения, признался он, но через секунду ощутил, как живот, к которому он прижимался, напрягся, как превратился организм под ним в деревянную куклу, ставшую негибкой и нескладной.

— К-как это? — приподнялась Николь на локтях, посмотрев на него, и ещё раз произнесла: — В смысле?

— В прямом, — нехотя остановился Сандо, опершись на ладони на вытянутых руках. — Всем наёмникам предлагают сделать эту операцию, кто-то соглашается, кто-то нет. Я согласился, мне не нужны никакие побочные эффекты во время заданий, а они бывают самыми разными. — Николь, вылупившаяся, как сова, с минуту просидела не моргая, а потом, будто от того, что перенапрягла глаза, вдруг часто-часто ими захлопала, вмиг зарыдав и перекатываясь на бок, чтобы спрятать лицо в ладонях и зайтись в слезах. Сандо обалдело тряхнул головой — что он такого сказал? — и опустил руку на плечо девушки. — Эй, ты чего? Что случилось?

— З-зачем? Зачем ты это сделал? У-у… у тебя же детей теперь не будет! — всхлипнула она из глубин одеяла, в которое закопалась, прячась от взгляда Сандо.

— Ну… да, как бы в этом и был смысл, — подтвердил наёмник, ещё раз про себя повторив всё, что сказал, и убеждаясь, что не ляпнул ничего лишнего. — Что в этом такого-то?

— Что?! — гневно, багровеющая и похожая на богиню отмщения, обернулась Николь. — У тебя не будет детей! Ты не сможешь завести семью, никогда!

— Да, чёрт возьми, потому что я наёмник, Николь!

— Я не смогу родить тебе ребёнка!

— Ты?! — отпрянул Сандо, призывая себя перестать удивляться ходу мыслей девушки. — Ты только что про презервативы спрашивала, явно не для того, чтобы от меня залететь.

— Ну, это же я на эту ночь спрашивала, а тут получается что вообще!.. — опять заплакала она.

— Господи, мы же разобрались, что между нами только секс, без всякого будущего, какое на хрен вообще? Какие дети?!

— Потом, когда-нибудь! Ну, я же это так сказала, что согласна, что ещё мне оставалось? — хлюпая, вытирала она щёки. — Ты что, правда, думаешь, что я вот сказала «хорошо» и перестала мечтать о том, что выйду за тебя замуж и устрою с тобой семью? Ну где ты видел девушек, которые спят, не думая о будущем, ты вроде был похож на сообразительного, чего ты такой глупый? — затряслась она, но все её слова, хоть и вызывающие в Сандо жалость и непонимание, до того его рассмешили, что он прижал её к себе и, смеясь тихо, стал гладить по голове.

— Надо же быть такой чудачкой! Николь, ты точно отсаженная на весь мозг.

— Я не хочу, чтобы ты не мог иметь детей! — застучала она по его груди маленькими кулачками. Взяв её на затылке за волосы, Сандо потянул за них, повернув к себе её лицо и заставив посмотреть в глаза. Присмирев в момент, китаянка замерла, прекратив барабанную дробь.

— Ты любишь меня что ли? — откровенно спросил золотой. Сжав губы, как при зубной боли, Николь мелко дрожала, немая от количества фраз, которые вертелись на языке. Но ещё до того, как она заговорила, Сандо воспользовался советом Джина и увидел в её глазах всё, что хотел услышать.

— Я без тебя и часа не могу прожить, Сандо. — Отпустив из кулака её пряди, вольный брат насупился, отворачиваясь. Несколько волос запуталось в его браслетах и сестра Николаса, сморщив нос, осторожно принялась выпутываться, освобождаясь без желания.

— Видит небо, я этого не хотел. — За окном послышался шум колёс и въезжающих во двор машин. Господа Цинхая с гостями вернулись домой. Наёмник отсоединил от себя Николь и спустился с кровати. — Сейчас будет моё дежурство, прости, но не могу остаться.

— А завтра? — с надеждой посмотрела дочь Отца Чана.

— Завтра… — вздохнув, Сандо натянул майку, застегнул штаны. — Начиная с завтра, и до тех пор, пока ты не сможешь без меня прожить.

— Значит, навсегда?

— Ты так уверена в себе?

— Я уверена в тебе. Можно остыть к мужчине, который надоест или разочарует, который недостаточно совершенен и приятен. Но как можно остыть к тебе?

— Может, тебя завтра разочарует секс со мной? — Вытерев последние слёзы, Николь засмеялась.

— Ну да, конечно, я же такая опытная и изощрённая в этом деле, что мне трудно угодить.

— С поведением же не угождали.

— Но ты же угодил.

— Я не специально, — сверкнул белыми зубами на смуглом лице Сандо, подмигнув и открыв дверь.

— Потому и угодил. Ты такой, какой есть. Не специально. Ты просто мужчина во всём. Правильный и настоящий.

— Я пойду?

— Только возвращайся.

— Закройся, а то мало ли… ходит тут один… — Николь слезла с кровати и, в одних трусиках, подбежала к Сандо и поцеловала его в губы.

— Не бойся, не впущу. — Наёмник ступил на порог, но девушка поймала его за запястье. Он обернулся. — Ревнуешь же?

— Ты хочешь узнать вкус моей ревности? Она очень острая, может обжечь.

— А любовь горячая? Такая, чтобы сгореть? Или согреться?

— Зависит от того, как далеко в огонь ты залезешь.

— Хочу в самое его сердце. — Сандо утомлённо улыбнулся, инстинктивно почесав через майку шрам на груди.

— Попадись ты мне до Утёса, может быть, ты бы в него проникла, пока оно было…

— Попадись ты мне до Утёса, ты бы меня не заинтересовал, — покривилась Николь, разомкнув пальцы на его запястье. — Иди на своё дежурство, наёмник. — Отпущенный, Сандо ещё раз сжал девушку в объятьях, и только после жаркого продолжительного поцелуя, пригвоздившего её к стенке, ушёл.