Империя. Цинхай [СИ]

Угроза разлукой

Джину очень помогло то, что почти сразу после сцены с Цянь наступила его смена. Он не мог совершить ни одного необдуманного поступка, и оставалось только ходить за Дами молчаливым дуэтом с Марком, и думать, размышлять, планировать, взвешивать. Но и серьёзный недостаток имелся — не было возможности посоветоваться с Сандо. Тот хоть и не был экспертом в женщинах, в отличие от самого Джина, но мозги по поводу заговоров и предосторожностей у него варили дай Будда каждому. Всякий наёмник с Утёса по определению отличался наблюдательностью, чутьём к выходам из затруднительных ситуаций и всеми средствами борьбы за выживание и достижение целей.

Но с советчиком или без, а решение принимать было нужно. Точнее, какое решение? Свиданиям с Дами пришёл конец — это ясно, как белый день, и оставалось только определиться, как лучше всего завершить — естественно временно, до лучших времён, — их опасный и безнадёжный роман. Не было и мысли о том, чтобы разлюбить сестру Джиёна или попытаться забыть о ней. Она носила ребёнка, скорее всего его собственного, и это до сих пор, за много-много лет, была единственная девушка, покорившая его сердце. Да, красоту Виктории он тоже видел, но что такое чужая красота, когда ты любишь одну женщину, чувствуешь её, страстно её желаешь и прирос к ней так, что хоть в огонь за неё, хоть в воду. Но как бы ни велика была сила их привязанности, они должны суметь провести какое-то время друг без друга, отдалиться и затихнуть. И чтобы разрыв отношений, названных поверхностными и случайными, показался органичнее среди происходящего, Джин не стал оттягивать, по окончанию караула направившись прямиком к Цянь. Для Сандо придётся написать записку с объяснениями о том, что дочь Дзи-си поймала его с поличным.

Дворец уже по большей части спал, только задержавшиеся слуги, проверяющие, что навели порядок к следующему дню, ещё кое-где попадались навстречу. Возле комнаты Виктории не было никакой охраны, синеозёрные располагались в служебном помещении в начале коридора, приглядывая и за девушкой, и за остановившимся в конце коридора Ифанем. Джин посмотрел на узкую полоску света под дверью. Цянь не спала, но оттенок света сообщал о том, что это не верхняя лампа горела, а один из ночников. Золотой постучал, буквально поскрёбся, и тотчас уловил движение, несущее приближающиеся шорохи. Дверь отворилась, на пороге возникла хозяйка спальни, придерживающая запахнутый на груди халат. Всё в ней было аккуратно и прилежно, как обычно, только не хватало яркой помады на губах и едва заметных стрелок над ресницами. И всё же отсутствие мелочей не умалило её красоты.

— Вы?.. — по привычке, не сразу вновь вспомнила китаянка, что они уже перешли на «ты». Джин без спроса шагнул через порог, заставив девушку попятиться и освободить ему место, но он не воспользовался пустым пространством, а, прикрывая за спиной дверь одной рукой, другой привлёк к себе Цянь, прижимая знакомым образом грудь к груди.

— Я не мог отправиться к себе, весь день думая о том, что ты мне сказала, Вики, что ты позволяешь любить себя, что ждёшь этого… О, Вики, почему ты молчала раньше?! — Джин буквально протащил её вглубь, резко опустив голову и покрывая поцелуями шею, ключицы, кожу в небольшом распахе халата. Цянь опешила, растерявшись на минуту, её руки безвольно повисли, потом занеслись над плечами мужчины, опустились на них и попытались отстранить его от себя, но ничего не вышло, и она опять, выгнувшись назад, гибкая и робкая, соображала, как ей быть? Внезапность и напор, которыми Джин её огорошил, пробудили внутри давно забытые чувства, холод стал сменяться искрами разводимого огня. — Я с этого же мгновения весь твой, завтра, как только объяснюсь с Дами, я о ней забуду, да и как можно будет помнить о другой, находясь рядом с тобой, Вики? — перемешались поцелуи с хриплыми, возбужденными признаниями. Джину ничего не стоило завести себя до такой степени, чтобы Цянь почувствовала через одежды правдивое подтверждение неистовой страсти. Но переспать с ней стоматолог не планировал, он не мог вот так взять и изменить Дами, и он знал, что чем яростнее он будет навязываться китаянке, тем быстрее она заупорствует.

— Джин, Джин, постой! — сбылись его предположения, и дочь Дзи-си остановила поклонника, тряхнув за плечи и перехватив его руки. — Нет, Джин, я не обещала отдаться тебе сразу же! — несколько задетая и раскрасневшаяся, но тем не менее польщённая увиденным пылом, она туже затянула пояс и отошла, сев на кровать. — Я попросила тебя принести мне жёлтую лилию[25]…

— Но я, похоже, сорвал цветок для себя, — опустился перед ней на одно колено Джин, взяв её ладонь и поцеловав. — Прости, я погорячился, и, знаю, ты не такая, как другие… ты не как эта Дами, похотливая женушка Энди. Вики, за то счастье, которое я ощущаю в душе, я готов сделать многое, чтобы и ты ощутила то же самое. — Она смотрела на него, пытаясь разгадать и понять, насколько он честен, но никак не могла. Его губы щекотали её ладонь, опускались к запястью и поднимались, а глаза не отрывались от её глаз, настойчивые, храбрые и жаждущие. Ткань его рубашки задевала её обнажённую ногу, с которой соскользнула пола халата. Джин вроде бы не смотрел вниз, не мог заметить, но каким-то образом почувствовал, и свободная его рука мигом оказалась на тонкой лодыжке Цянь. Девушка забыла, как дышать. Твёрдые и сильные пальцы ласково погладили изгиб ноги.

— Я не могу быть с тобой, когда ты ещё не порвал с ней… — прошептала Виктория.

— При первой же возможности! Я же сказал, только… поймёшь ли ты правильно, если я вновь с ней встречусь? — Джин изобразил внезапное осознание того, что требуется какой-то поступок, а он не знает, как к нему подойти. Но всё это уже было тщательно обдумано и решено. — Если я уединюсь с ней, ты подумаешь, что я вожу тебя за нос. Нет! — Его рука поднялась и сжала вторую ладонь Цянь. Китаянка велела своему сердцу не прыгать так бойко, но оно не слушалось. Давно уже она смотрела с восхищением на этого мужчину, давно скрывала свой интерес, давно уговаривала себя, что не стоит рваться к нему. Но иногда ей казалось, что и он не равнодушен, что отвечает на её взгляды. Всё было таким непонятным и зыбким, что она невольно уподобилась его тени и наткнулась на подозрительные вещи, выведшие её на измену двух любовников. И вот теперь, когда он подтверждает, что ей не казалось, что спал с другой только по слепому и пустому зову плоти — от безысходности, как ей напомнить себе о том, что никаких доказательств этому нет, что это слова, просто слова? Но разве не они чаще всего заставляют влюбляться и парить в облаках блаженства! — Как мне быть, Вики? — пытался незаметно втянуть её в участие Джин, по опыту убедившись, что свидетель любого преступления неохотно идёт на его раскрытие, если его собственная роль в этом становится двоякой. Подстрекатели, информаторы, сообщники такие же преступники, и молчать им не менее выгодно. — Могу я объясниться с Дами при тебе как-то? Есть метод? Чтобы ты видела и слышала всё, чтобы поняла — я не лгу тебе!

Цянь смотрела на него во все глаза, стараясь их не ширить, разоблачая невежество в подобной интриге. Но Джину становилось всё яснее, что чуткая, умная и правильная китаянка, способная устроить засаду и обвести вокруг пальца, всё-таки куда слабее во всех этих играх, чем сестра Дракона. Или просто Джину не закрывала пеленой взор любовь, и он отчётливо видел, как поддаётся его красноречию Цянь. Предложение устроить объяснение прямо при ней покорило её, так блефовать трудно, ведь она отступать не собиралась, как же он мог бы выкрутиться, пойди она на это?

— Но как же… как это будет выглядеть? — нервничая, Виктория забрала свои руки, уставившись на них, положенные на колени. — Я должна буду сидеть, как третейский судья, и слушать ваш скандал расставания? Неизвестно, как отреагирует Дами, закричит, польёт слёзы? Бросится на меня?

— Скорее на меня, — хмыкнул Джин, — но разве это важно теперь? Вики, мы должны разорвать эти сковывающие цепи. Никто не получает от них радости, лишь кратковременное удовольствие. Но то, что обретём мы, что будет между нами, — Джин подался вперёд, тихо шепча и расставляя руки по бокам от девушки. — Это будет несравнимо со всем предшествующим… — Цянь сглотнула ком в горле. Виднелась её нарастающая слабость, её соглашение этому «мы». «Мы» сотрудников, союзников, единомышленников.

— Лучше завтра же… пока не вернулся Энди. Покончим с этим.

— Да! Завтра же. Пригласи к себе Дами, вы же иногда пьёте вместе чай? Я буду ждать за этой ширмой, — указал Джин на коромандель с пионами, — она придёт, и мы поставим точки над i, ты сможешь при этом быть здесь, или выйти в гардеробную, чтобы только слышать, и Дами не имела бы возможности на тебя кинуться, чего мне и самому бы не хотелось.

Цянь посмотрела на заднюю дверь в спальне, ведущую в соседнее помещение, ещё почти целую комнату, где в основном хранились вещи, обувь, стояло старое фортепиано, на котором она не играла уже лет пять. План был неплох, почему бы именно его и не осуществить?

— Днём ты снова будешь в карауле? — уточнила Виктория.

— Да, освобожусь перед ужином.

— Тогда я позову её после ужина. А тебя буду ждать немного раньше… — Джин хищно впился взглядом в её глаза и произнёс:

— Я приду, не дожидаясь приглашения, если ты не запретишь мне этого.

— Ты хочешь сразу же начать вести себя, как собственник?

— Я ужасно хочу им быть, — не дожидаясь подходящего лирического промежутка между фразами, Джин приподнялся с колена и сорвался с поцелуем на Цянь. Она безотчетно поддалась, позволяя пальцам вплестись в её блестящие волосы. Но далеко заходить она не думала, оставшись сидеть с прямой спиной и не упав на лопатки, намёк на что проскользнул в лёгком давлении Джина. Он оторвался от девушки. — Я хочу владеть тобой, Вики.

— Этого хотели многие, — возвращая своё горделивое достоинство, заметила она.

— А я получу, — кивнул Джин, откланиваясь, и вышел.

Одним из первых, кто хотел старшую дочь Дзи-си, был Дэсон, его родной брат, однажды развёрнутый у входа в эту спальню. Каково же будет его лицо, если Джин переспит с красавицей Западного Китая! Золотому приятно согрела душу эта фантазия. Но решится ли он изменить Дами по-настоящему? Убеждая себя вынужденностью брака любимой с Энди, Джин не позволял себе никаких мыслей об измене со своей стороны, ни в качестве мести, ни в качестве законного вознаграждения. Нет, если Дами пришлось терпеть навязанного мужа, то Джин был свободен от принуждения. Но что же теперь? Он не должен радоваться возможности и тому, что загнан в ловушку. Он и не радовался, но какие-то причины для любовной, физической связи с Викторией находил. Только как это объяснить Дами? Как доказать ей, что если он слушал её стоны под супругом, то и ей нужно с пониманием отнестись к их положению разоблаченных? Ведь если она не поймёт и возненавидит его — Джина, то на кону будет стоять уже не их любовь, а жизни. Дами позволит брату избавиться от более неинтересного ей любовника — золотого, о чём Дракон наверняка мечтает. Дракон отдаст приказ Сандо, тот его не выполнит, скомпрометировав себя, и либо полетят головы, либо им с Сандо придётся уноситься отсюда неведомо как, круша надежды на ликвидацию Дзи-си, к которому они пока что медленно приближаются. Поэтому, во что бы ни стало, расположение Дами надо сохранить, а затем и тайну того, что он будет якобы с Викторией, Джиёну хватит и сплетни, чтобы взяться за истребление горе-зятя. А именно им по религиозным канонам приходился ему Джин.

Золотой подготовил две записки. Первая предназначалась Сандо. В ней он подробно и прямо излагал произошедшее: разоблачение Викторией, её шантаж, вернее условие. В конце Джин задал вопрос, как быть? Хотя тут же, выше, уже изложил, как намерен действовать по собственному усмотрению. Вторая записка адресовалась Дами. Её написать было сложнее, Джин только знал, что она должна её прочесть каким-то образом во время их объяснения, чтобы поняла происходящее. И на тонкой внешней стороне листка он вывел: «Молча читай и не слишком меня слушай». А потом, тщательно подбирая каждое слово, он кое-как открыл большую часть случившегося, но без таких подробностей, которые излил Сандо. «Цянь выследила нас и всё узнала, — писал Джин, — она пригрозила всё рассказать Энди. Чтобы они не могли и подумать, будто ребёнок мой — я солгал, что мы сошлись недавно, что это вышло случайно, и никакой любви нет. Прошу, подыграй, пойми, на каком краю мы находимся. На какое-то время придётся разлучиться, но при первой же возможности мы поговорим и решим, как быть дальше». Джин перечитал. Нужно ли сообщать Дами, что Виктория хочет его в свои возлюбленные? Нет, это он обязан сказать ей лично, без посторонних.

Записку Сандо Джин спрятал под чехлом его боевой палки. Туда бы не рискнула соваться никакая прислуга, да вообще никто, оружие наёмников — их святыня, и за прикосновение к нему можно остаться без рук. Зато Сандо сам сразу заметит, что палка стояла немного иначе, полезет проверять и обнаружит послание. Устроив всё и наспех перекусив перед сном, Джин завалился на кровать и забылся. Утром его ждал душ, завтрак, а затем наступала очередная смена дежурства, на котором его встретили кричащие и возмущенные глаза Дами, не понимающей, почему он не пришёл ночью? Ведь она отводила Сандо и Джексона пройтись перед сном, давала возможность Джину проникнуть в её покои, но он не пришёл! Не явился к ней, когда нет Энди, а такие ночи выпадают не часто! Но что-то в лице возлюбленного подсказало ей, что причина отсутствия была не шуточная, и всё гораздо хуже. Дами интуитивно напряглась. Но они не могли ничего сказать друг другу, задать вопрос, намекнуть. Марк был рядом, служанки были рядом, Фэй была рядом. День длился и тянулся, а им становилось всё неуютнее. Когда после обеда Виктория подошла к госпоже Лау и предложила той зайти к ней после ужина и выпить вдвоём чай, Джин едва не стал подавать знаки, но не сделал этого, владея собой. Дами тоже никак не проявила тревогу, но мужчина чувствовал её, он не спрашивая и не касаясь ощущал, как идут вибрации от любимой, переживающей непонимание и житейский испуг от неизвестности.

Наконец, часы стражи закончились, и появились вновь Сандо и Джексон. Разумеется, нечего было и думать по лицу вольного брата угадать, прочел он записку или нет? По такому лицу никогда и ничего не угадаешь. Но когда Сандо менялся с ним местами, Джин что-то почувствовал. Он ничего не видел, никто ничего не видел, не услышал и не заметил, но в его кармане оказался ответ. Такова была скорость и ловкость рук лучшего воина Утёса богов. Движения его стремительных пальцев могла зафиксировать только камера, которая выдала бы это при замедленном просмотре. Но камеры сейчас нигде не было, а людское зрение оказалось бессильным. Джин поспешил уединиться в комнате, развернув бумажку: «В тонур[26] дракониху. Какая верность? Какой стыд? Какие обязательства? Хрен ей длиной с Ванличанчэн[27]! Ты знаешь, что ты должен делать». Вот и весь сказ, вот и все советы. А стоило ли ждать от Сандо чего-то иного? «Послать подальше Дами! Ха! — подумал Джин. — Говорить легко, а мог бы он сам?..» Золотой не закончил фразы, досрочно поняв, что Сандо смог. Именно так он и сделал с Николь. И хотя ничего будто бы не произошло и наёмник, беззаботный и совершенно прежний, не грустнее и не веселее, продолжал исполнять свою охранную миссию, ходить на тренировки и есть на завтрак полусырое мясо с кровью, Джин знал, что в сердце Сандо что-то ёкнуло. Они не обсуждали отъезда Николь, и друг не знал о ночном звонке той, когда она просила забрать её, украсть у брата, но Джин помнил ту ночь, когда Сандо ворвался в комнату, разбудив его, и заявил, что сестра Николаса Тсе теперь его женщина. Это был неповторимый момент, возможно, никто и никогда не увидит больше проявления чувств Сандо, но Джин увидел и сохранил в памяти. И он знал, что наёмник привязался к девчонке, прикипел к ней, не просто спал, а испытывал к ней что-то, он был с ней счастлив настолько, насколько ещё мог быть счастлив такой тип, как Сандо. Но Николас забрал сестру, не прося дозволения, а золотой не пошевелил и пальцем. Он остался по стойке «смирно» на своём посту, не дёрнувшись, не выдав себя, не обнажив эмоций. Он знал, что должен делать. И советовал именно это держать в голове и Джину. Может, он прав? Может, именно это и спасёт всех, если золотой на первое место поставит долг, как и собирался, и не станет отвлекаться?

Джин уничтожил ответ товарища, мелко порвав и подпалив. Он не умел заставлять исчезать записки по-другому, поэтому приоткрыл окно, чтобы запах палёного быстро улетучился. Впрочем, он и не сильно-то появился от крошечного клочка. Помыв руки с жидким мылом, чтобы и от них не пахло гарью, молодой мужчина привёл себя в порядок и отправился к Цянь.

Та приняла его, оставив сразу же одного в комнате — ей пора идти на ужин, — и Джин сел за ширму. По тому, как легко в его распоряжение Виктория оставила свои вещи, можно было угадать, что секретов она не имеет, либо же столь изворотлива, что хранит их таким образом, что никто не найдёт. Документы, переписки, бумаги? Даже её мобильный телефон остался у зеркала, но, конечно, он был на пароле, и волноваться не о чем. Или у неё камера где-нибудь, чтобы проверить, будет ли Джин копаться в ящиках и искать что-либо? Джину нечего было искать, он не подозревал Цянь ни в покушении на Хангёна, ни в попытке отравить Николь. Она вряд ли могла послужить и доступом к седьмому сыну — Исину, но вот доступом к Синьцзяну в целом — могла. И с этой точки зрения ценность Цянь была велика.

Занимая себя рассуждениями, Джин всё-таки прошёлся несколько раз по спальне, изучая глазами, но без рук, принадлежности на прикроватных тумбочках, туалетную воду, косметику перед зеркалом. С годами он понимал, как нетрудно внешне себя держать хладнокровным, безмятежным, как можно с лениво-утомленным видом прохаживаться в чужой спальне, ожидая якобы не имеющего большого значения разговора. Но даже к тридцати трём годам он не научился ничего не чувствовать и заставлять молчать себя внутри. Джин боялся, что начнёт страдать, и эти страдания помешают быть рассудительным и выдержанным.

Раздались шаги; когда они стали чёткими, то узнались. Обе пары ног, а за ними ещё две — телохранителей. Виктория что-то рассказывала, а Дами слушала — её не было слышно. Джин вернулся за ширму, чтобы не быть замеченным стражами. Дверь открылась. Цянь говорила своим грудным, женственным голосом:

— Молодые люди, подождёте здесь? Я хочу сменить наряд. — Узнавший, что у девушки был выкидыш, Джин с тех пор стал различать в этом голосе какие-то ноты несостоявшегося материнства. Было в нём нечто трогательно заботливое, направленное в никуда, обесцеленное, по-женски важное и чуточку властное, но всё равно безусловно отдающее. В Дами этого не было, несмотря на то, что она ждала теперь ребёнка, о чём пока почти никто не знал. — Проходи, Дами, присядь.

Дверь закрылась. Джин набрал воздуха в грудь, чтобы выйти. Ещё раз прислушался ко всем звукам.

— Мы одни. Можно, — сказала Цянь, и золотой вышел. Он увидел удивленную Дами, смотрящую на дочь Дзи-си и не понимающую, кому она это говорит? Но когда со стороны окна какая-то тень загородила часть света, сестра Дракона вздрогнула и поднялась, плавно, боязливо, будто обнаружив заговор против себя. Она ещё с ночи заподозрила что-то неладное, а здесь, выходит, совсем какая-то чертовщина! — Не буду вас смущать, — прокомментировала Вики, — не шумите только, — тихо завершила она и отступила в гардеробную.

Пользуясь моментом, осмотревший за время одиночества каждый угол Джин и убедившийся, что видеонаблюдения тут нет, он сунул записку в руки Дами, вернув между ними расстояние. Девушка растерянно прошлась глазами по буквам, собирая их в смысл: «Молча читай и не слишком меня слушай». Взгляд поднялся на Джина, и он неуловимо кивнул, уже начав говорить:

— Я попросил Вики пригласить тебя сюда, чтобы разобраться во всём и прекратить нашу связь. — Дами дрожащими руками держала листок, читая его и косясь на возлюбленного. — Вики узнала о том, как некрасиво мы поступаем по отношению к твоему мужу, а поскольку она любит его, как дочь, то не собирается покрывать нас. — Поставленная речь, никакой неуверенности, Джин выглядел именно так, как и рассчитывал — похотливый мужчина, утолявший инстинкт с податливой дурочкой, а теперь потерявший всякий интерес. — Думаю, ты не будешь против того, чтобы всё кончилось. Нам обоим не нужны неприятности. — Джин замолчал, следя за ней. Хватит ли у неё способностей подыграть? Не усомнится ли? Не устроит сцены?

— Но… — произнесла она, прервавшись. Дочитала. Записка растворилась в её длинных и широких рукавах. — Господи, я же умоляла тебя быть осторожным! — рявкнула приглушенно Дами так, как делают это капризные истерички. В ней что-то было от таковой, но не так утрированно. Хотя выглядело натуральнее некуда: слабовольная, глупая, молодая девица, всунутая в брак с богачом, но решившая, что ей всё сойдёт с рук. Джин улыбнулся, тотчас подавив это веселье. — Ты клялся, что никто не узнает! Сволочь! Зачем я доверилась? Зачем вообще связалась с тобой! Как, как ты узнала?! — обернулась Дами через плечо, зная, что Цянь всё слышит. Та осторожно появилась в проходе.

— Какая разница?

— Ты права — уже никакой… — процедила Дами, пристыжено отводя лицо.

— Или тебе любопытно знать, как прятать следующих любовников? — подошла ближе Виктория, скрестив руки на обтянутой ципао груди. Джин впервые обозрел этих двух девушек рядом. Они и раньше попадались ему одновременно и близко друг с другом, но прежде он не видел никого, кроме Дами, не задавался идеей сравнения. Сейчас же это возникло само собой. Хрупкая и обиженная возлюбленная, немного бледная (после обеда её тошнило, так что скоро всем станет известно о её положении), и дочь Дзи-си с царственной осанкой, идеальным цветом лица, яркими глазами, бровями, губами — лик красоты. Но Джин стоял и любовался Дами, ему хотелось обнять её и поцеловать в шею, зарывшись носом в волосы. — Учти, я не ослаблю своего внимания, — сказала Цянь, — я не позволю надевать на Энди зелёную шляпу[28]!

— Как ты печёшься о моём муже! — прошипела Дами. — Может, это мне стоит присмотреться внимательнее? Может, не только как дочь ты его любишь?

Джин испугался, как бы Вики не дала пощёчину собеседнице. Он тогда сорвётся и попытается остановить руку, которая посмела бы подняться на Дами, но китаянка была выше этого. Она лишь изогнула брови-полумесяцы.

— Я в этом доме соблюдаю приличия. Чего и тебе желаю.

— Что ж, если это всё, — постаралась прийти в себя, или сделать вид, что приходит в себя, Дами, — то я пойду. Нет желания больше оставаться в таком приличном обществе! — И, подождав, когда Джин юркнет в своё укрытие, она распахнула дверь, махнув телохранителям, чтобы следовали за ней. — Мы передумали пить чай! — огласила она уже в коридоре. Цянь сама закрыла спальню, обернувшись к появившемуся в очередной раз дантисту.

— Вот видишь, а ты переживала! — приблизился он к Виктории, положив ей руки на талию. Она ощутила неловкость, посмотрев на них. Только что видевшая, как расстались любовники, ставшая виновницей этого, девушка испытывала что-то неприятное, какую-то замаранность. Ей хотелось этого мужчину, но в то же время он только-только слез с другой, он ещё не избавился от картинок голого тела предыдущей перед глазами, что бы он ни говорил, всё равно послевкусие держится дольше, а она не хочет наслаиваться на другие отношения, она хочет более непорочного, начатого с чистого листа. — Что с тобой, Вики? — поднял её лицо за подбородок Джин, попытавшись поцеловать, но она чуть посторонилась.

— Я не преувеличивала, Джин, я предпочитаю соблюдать приличия.

— Я знаю, Вики, знаю, — шепнул он ей в самое ухо и поцеловал его. Она прикрыла веки, силясь не трепетать.

— Ты не сказал ей, что ты и я…

— Если тебя волнует хоть немного моё благополучие, ты должна понять, — поймал ход её мыслей Джин и перебил. — Стоит Джиёну узнать, что у меня роман с дочерью Дзи-си — оставит ли он меня при сестре, здесь? Оставит ли вообще в живых, заподозрив, что я спелся с его врагами? — Веки Цянь открылись, под ними внимало понимание. — Пока мы не определимся с тем, как видим своё будущее — не в наших интересах болтать о том, что между нами.

— Счастье любит тишину, — улыбнулась устало Виктория. — Я и сама не любительница посвящать кого-либо в личное… И ты прав. Дами теперь может затребовать поменять ей телохранителя?

— Зависит от степени её обиды, — пожал плечами Джин, сам продолжая уповать на благоразумие «драконихи», как любят выражаться другие золотые. — Может, меня и отзовут.

— Нет, — замотала головой Виктория. — Я найду способ оставить тебя здесь, — пообещала она, и Джин удивился её твёрдости. Что же, он не удобно подвернувшаяся возможность для романа, не случайный попутчик? Она действительно хочет оставить рядом с собой именно его?

— Вики… — тронул он её щёку.

— Ступай, мне нужно подумать, — попросила она его приглушенно и отошла от двери. Не настаивая и видя какое-то смятение в китаянке, Джин послушался и удалился.

Всё было понятным и в глубине души даже ожидаемым. Дами изначально готовилась к тому, что их с Джином могут поймать, придумывала оправдания и отговорки, представляя, что именно Энди узнает обо всём первым. Это бы грозило наверняка смертью, поэтому мольбы, слёзы, взывающие к жалости и заверения в любви заучивались и проигрывались в голове Дами, она иногда репетировала перед зеркалом наиболее выигрышные позы для каких-либо случаев: для драматизма, для соблазнения, для того, чтобы вызвать в супруге раскаяние, чтобы развеселить его. В тоске будней госпожи Цинхая Дами проникалась любимыми забавами брата — артистизмом, искусством обмана и играми с чувствами людей. Но вот, её собственные чувства под ударом. И до того не любившая Викторию больше прочих, теперь Дами готова была её возненавидеть. Она изобретала предлог, чтобы услать её подальше, хотя в идеале её можно было бы убить. Убить! Она даже знала, кто сделает это, не оставив улик. Джиён приставил к ней Сандо, лучшего наёмника, обязанного подчиняться её власти. Если ему отдать приказ убить Цянь — он это сделает. Во дворце столько грязи и покушений, одним больше, одним меньше! Никто ничего не докажет, как не выяснилось и с предыдущими несчастными случаями. Почему Джин сам не подумал о возможности убрать Викторию? Она знает о них то, что может их погубить! Неужели Джин не боится за их сохранность? Впрочем, он же золотой, он не убивает детей и женщин. А мог бы, мог! Размышляя о том, как же Цянь вышла на их роман и о том, что Джин вряд ли убьёт эту китаянку, Дами накрутила себя до ревности, уже не к мужу, а к возлюбленному. Не могли ли эти двое войти в сговор? Да нет, это джиёновская паранойя, паранойя Дзи-си, что не бывает преданности и верной любви. Её возлюбленный — золотой, он не сплёл бы интриг за её спиной. И всё-таки мысль о приказе Сандо — благодатная…

От нервозности к апатии и обратно, Дами проводила следующие дни, мучаясь от утерянной возможности соединяться по ночам с Джином и постоянно думая о том, как выйти из положения, как всё вернуть, где найти удобный час и угол для встречи? Когда не засыпалось, или делалось дурно по утрам, Дами впадала в уныние и начинала считать, что ничего уже не исправить, и счастье её уже никогда не вернётся. Однажды эта меланхолия даже довела её до слёз в подушку, пока никто не видел. Но потом позвонил Энди и предупредил, что возвращается. И все немного ожили, засуетились, стали готовиться к встрече хозяина, возвращающегося из Синьцзяна. Дами эта перспектива не радовала ещё неделю назад, но теперь, испытавшая мрачное одиночество и потеряв половину почвы под ногами, она вместе со всеми ощутила, что даже соскучилась по главарю синеозёрных.

Супруг пришёл к ней в спальню, стряхнув пыль с дороги и зайдя по пути ненадолго в кабинет. Дами встала с кресла и обняла его, обвив шею. Энди прижал её к себе не очень крепко, чтобы не сдавить. Поцеловавшись, они разъединились и улыбнулись друг другу.

— Мне так не хватало тебя! — вполне искренне призналась Дами. У неё почти вызрела мечта: устранить Викторию, но для начала она попробует сделать это мирно, без пролития крови.

— Приятно это слышать, — погладил её по голове Энди и подвёл обратно к креслу. — Как ты? Всё хорошо?

— Иногда накатывает дурнота, но голова уже почти не кружится больше.

— Я рад, милая, очень рад, — присел он тоже, пододвинув стул, чтобы держать жену за руку. Помолчав, он вздохнул. Дами заметила, что его нагружают какие-то думы.

— Что-то произошло? Не держи в себе, прошу, поделись.

— Дами, милая, — Энди стиснул её пальцы. — Я бы не хотел, чтобы ты волновалась.

— О, прошу, неизвестность — самое худшее, я сейчас надумаю себе!..

— Нет-нет, не надо, ничего такого… — покусав губу, босс мафии цокнул языком: — Мы говорили с Чаном обо всём, что происходит и происходило… О Хангёне, о Николь…

— Как она? — заботливо поинтересовалась Дами, хотя ничего не испытывала к той худосочной блондинке.

— Уже поправилась полностью, но это не отменяет того, что кто-то желал ей смерти…

— Конечно, но так хорошо, что с ней ничего не случилось!

— Мы долго беседовали с Чаном, иногда к нам присоединялся Николас, и… — Энди посмотрел на Дами в упор. — Мне неприятно тебе это говорить, но Чан твёрдо уверен, что за всем этим стоите вы: ты и твой брат.

— Что?! — отпрянула девушка, стукнувшись спиной о спинку. — Энди, но я же…

— Я сам так не думаю, — сказал он, и Дами ощутила, как обмякли её ноги. Если бы супруг заподозрил её тоже, она бы не знала, что и делать! Столько надежд у неё возложено на то, что она сумеет вертеть этим человеком, приручив его до конца! И вот, он верит ей. Отлично! — Я не привык подозревать кого-либо, не имея доказательств. Тебя почти всё время охраняли и охраняют Марк и Джексон, а эти двое бы никаких преступлений не скрыли. Что касается других твоих охранников… — Дами похолодела. — Ты можешь и не знать, а они могут быть подосланы твоим братом для того, чтобы избавиться тут от всех нас! — Дами резко поняла, что любые разговоры о высылке Цянь в ближайшее время будут ей не на пользу. Придётся отложить. Тем более убийство.

— Это невозможно, Джиён поженил нас для того, чтобы наладить контакты и установить мир между Сингапуром и Цинхаем!

— И подкопаться к Синьцзяну? — «Это само собой» — подумала Дами, но внешне глупо похлопала ресницами. — Ты не представляешь себе, насколько убедил себя Чан в виновности Джиёна! А тот случай, когда драконы встречались с золотыми? Мы с тобой уже выяснили, что это не слух, а чистая правда. А если всё-таки был сговор? А если Дракон договорился с золотыми действовать заодно и порешать всю западно-китайскую организованную преступность? — «Отрицать я этого не могу, а вдруг так и было?» — согласилась Дами в мыслях, вновь похлопав ресницами. — Боже, я знаю, что ты к этому непричастна и тебя Джиён не посвящает в свои дела, но, дорогая моя Дами, нельзя отнекиваться от очевидных, странных совпадений!

— Каких ещё совпадений?!

— Все покушения начались после нашей свадьбы. До появления у меня людей Дракона никто и никогда не подвергался опасности. Не подозрительно ли?

— Кому угодно удобно начать так делать, чтобы подставить брата, потому что дураку ясно, что он будет первым подозреваемым, — проворчала Дами, сокрушаясь. — А вместе с ним и я! Неужели ты думаешь, что он настолько бессердечен, чтобы запихнуть единственную сестру в место, где её все заподозрят во всех смертных грехах, а их ещё и сотворит он сам?

— Примерно такого мнения о Джиёне все, кто о нём что-либо знает, — иронично хмыкнул Энди. Они замолчали. Дами уставилась на обложку закрытой книжки, заводив пальцем по её торцу. Муж следил за её ребячливым движением.

— Проведи расследование, вытряси все мои вещи, возьми мой телефон — изучи его от и до! Допроси, устрой очную ставку с охранниками, — взяв всю волю в кулак, Дами подняла взор, успевший стать взором Орлеанской Девы, защищающей родную страну от интервенции. И ей помогала в этом честность, ведь в интригах власти она действительно не была замешана, не успела впутаться. Да, пыталась добывать информацию для Джиёна, но разве это такое зло, как покушения на жизни? — Я ни в чём не виновна, мне нечего скрывать и прятать.

— Я знаю, Дами. Я — знаю, — убежденно повторил Энди.

— Что же тогда хочет твой добрый друг?

— Развод, — сказал мужчина, и Дами чуть не потеряла сознание. Она не думала, что так испугается этого слова! А ведь целые недели после венчания она не могла и мечтать о таком, но не теперь… Теперь, когда Энди Лау сулит ей верховенство над своей судьбой, когда она могла бы перестать слушаться брата, когда Цинхай мог бы стать её царством, её спокойной гаванью… — Чан попросил, чтобы я развёлся с тобой, он видит в этом выход.

— Но как же…

— Не может быть и речи, само собой, милая моя, — вновь потрепал он ободряюще ей руку. — У нас будет ребёнок, Дами. Я никуда вас не отпущу.

— Господи, Энди! — встав, девушка пересела ему на колени и обняла за шею, уткнувшись в него и чуть не плача. Тревоги на самом деле были, но то, как они продемонстрировались — от начала и до конца было рисовкой и отрепетированным спектаклем. Энди погладил её по спине, целуя прядки волос. — Дорогой, как он может просить такое? Это же наше дело, наше с тобой дело!

— Я и не маленький мальчик, чтобы мне давали такие советы, — успокоил он. — Я сам решаю, когда и что мне делать. Не волнуйся, Дами, ты, главное, береги себя. Не трать нервы. Чан в Цинхае не указывает.

— Я боюсь, я теперь так боюсь!

— Чего, милая жена моя? — взяв её за лицо, посмотрел ей в глаза Энди.

— Разлучиться с тобой, — не думая, выпалила она, — остаться без тебя! Мне так хорошо с тобой, Энди, мне так спокойно, так радостно… Каждый раз, как ты уезжаешь, я будто и не живу, только жду, когда же ты вернёшься?

— Милая моя, — тронутый, погладил её опять по голове муж и поцеловал.

— Ты же всегда будешь со мной, правда? — вжавшись в него, спросила Дами. — Мы же будем вместе?

— Всегда, любимая, всегда! — поднял её на руки Энди и отнёс на кровать. Девушка, видя, как он поддался в очередной раз чарам, и раздевается, игриво и зазывающее смотрела на него. В ней поднялось возбуждение, не от любовных ласк или красивого тела, как с Джином, а от управления мужчиной, от того, с какой нежностью он обходился с ней, как терял от неё голову. От силы его страсти по отношению к ней, теряла голову и Дами, любя в Энди любовь к себе. Это было удивительное чувство, и оно дарило наслаждение, почти сравнимое с той исступленной любовью, которую они щедро черпали с Джином.