Индульгенция 4. Без права на сомнения

Глава 22

Глава 22

Неизвестный отряд или его остатки

Вход в нашу Пустошь в землях Суоми называли «Врата Геенны». Красиво. Поэтично. И чертовски точно. Мы вошли не с надеждой, а с отчаянием. Нормандская Империя задыхалась. Пустошь, наша «Трещина», как злокачественная опухоль, росла не по дням, а по часам, пожирая Баварию, угрожая Рейну. Легенды о других аномалиях, о возможных переходах были последней соломинкой. Наша экспедиция «Гамма» — не герои, а смертники с дипломами и аркебузами.

Первые метры за Вратами были похожи на адскую пародию на Шварцвальд: кривые, обугленные деревья, серый туман, выедающий душу. И тишина. Та самая, леденящая тишина отсутствия всего живого. Мы шли осторожно: я, герцогиня, доктор теоретической магии и эфирных резонансов Вивиан де Лоррен, капитан Хартманн с дюжиной его стальных парней из «Черных Псов», еще пятеро ученых. Нас было двадцать. Наивные дураки.

Монстры пришли на третий час. Не из тумана. Они материализовались из самой серой мглы. Тени с клыками. Слизистые твари, выстреливающие иглы льда. Каждый бой стоил крови. Каждое «Все чисто!» после перестрелки звучало все тише. Магия наших боевых магов — сильная, отточенная — давала сбои. Заклинания искривлялись, щиты трещали под напором чего-то… чужеродного. Энергия Пустоши не просто давила — она противоречила нашим заклинательным матрицам. Мы теряли людей. Сначала молодого алхимика Тео — его утащила в туман тень с когтями изо льда. Потом двух «Псов», расплавленных кислотным плевком чего-то похожего на гигантскую сороконожку. Отчаяние, густое, как смог, окутывало отряд.

Но мы шли. Потому что «Нулевая точка Дельта» по нашим расчетам должна была быть здесь. Где-то рядом. Выход. Связь. Надежда. Мы верили картам, снятым с помощью артефактов-призраков, верили дрожащим стрелкам резонаторов. И верили капитану Хартманну, чье лицо стало каменной маской, а глаза горели фанатичной решимостью.

Город. Этот проклятый Мертвый Град возник перед нами как мираж кошмара. Циклопические руины, пожираемые серым инеем. Давление здесь было таким, что звенело в ушах и выворачивало желудок. Наши резонаторы зашкаливали.

— Дельта близко! Здесь! — кричала я, едва сдерживая истерическую надежду.

Они взяли нас в подземелье. В той огромной пещере с пульсирующей лиловой ямой — Источником, нашим проклятым «Дельта».

Стражи… Боги, эти твари!.. Они не просто напали. Они переписали реальность вокруг нас. Лиловые ловушки-путы сковали нас прежде, чем мы успели выстрелить. Магия захлебнулась в наших жилах, парализованная их чужеродной силой. Капитан Хартманн успел выкрикнуть что-то, прежде чем его сбил с ног хвост одного из этих… скорпионо-пауков. Потом началась бойня.

Я видела все. Видела, как «Черные Псы», лучшие из лучших, рвались из невидимых пут, кричали, стреляли — и их выстрелы гасли в метре от ствола, а их самих разрывали на части хитиновые клешни и клыки. Видела, как коллег-ученых жрали заживо… Я малодушно закрыла глаза, но не могла закрыть уши. О, эти звуки!.. Звуки пожирания. Хруст. Чавканье. Предсмертные хрипы. И леденящий душу интеллект во взглядах этих тварей. Они не просто убивали. Они наслаждались нашей беспомощностью, нашей агонией.

Меня и еще троих — двух дрожащих как осиновый лист солдат и молодого инженера Людвига — оставили напоследок. Приковали лиловым светом к скале у самого края пульсирующей бездны. Оставили наблюдать. Ждать своей очереди.

Одна из тварей, та, что была крупнее, с обожженным панцирем- откуда такие ожоги? — неторопливо начала с Людвига. Он был в сознании. Его глаза… О, Боже, его глаза!.. Они молили о смерти. О пощаде. О невозможном. А я могла только смотреть. И чувствовать, как рассудок трещит по швам от ужаса и вины. Мы привели их сюда. Мы обрекли их на это. Я…

И тогда… Он пришел.

Не из туннеля. Он явился, как гнев Божий, посреди этого ада. Один. Запыленный, в странной, не нашей экипировке, с лицом, искаженным нечеловеческой яростью. Он даже не огляделся. Увидел тварь над Людвигом — и взорвался.

Это было не заклинание. Это был катаклизм. Слепящая вспышка чистой силы, от которой вздрогнули камни. Тварь взвыла, отлетела, задымилась. Людвиг… Людвиг погиб мгновенно. Освобожденный. Достойная цена спасения от нечеловеческих мук.

Потом началось нечто… запредельное. Две другие твари набросились на незнакомца. Орда серых кошмаров хлынула изо всех щелей. А он… Он стоял. Один против легиона. И творил… чудо? Нет. Не чудо. Нечто древнее и страшное. Он не метал огонь или лед. Он плел. Плел саму реальность. Серые, почти невидимые нити эфира вырывались из его рук, и твари… исчезали. Просто переставали существовать. Без звука, без вспышки. Растворялись, как дым. Стражи в хитине, неуязвимые для наших лучших заклятий, корчились и таяли под этими серыми сетями, как восковые фигурки в пламени.

Это длилось минуты? Секунды? Не знаю. Время потеряло смысл. Мы, парализованные, могли только наблюдать, как этот незнакомец, этот демон или ангел возмездия, одним лишь взмахом руки разрывает ткань Пустоши, из которой мы состоим здесь. Он спас нас. Не специально. Он пришел убивать их. Но его ярость подарила нам шанс.

Когда последний страж растаял, превратившись в грязное пятно на камне, а орда отхлынула, забившись в темные углы, он… просто стоял. Руки опущены. Спина прямая. Казалось, он выкован из стали. Потом он обернулся. Его взгляд, полный нечеловеческой усталости и еще не остывшей ярости, скользнул по нам. Я увидела, как он дергает невидимой нитью — и лиловые путы вокруг нас рассыпались. Мы были свободны.

Он попытался шагнуть. К Источнику? К нам? Его ноги подкосились. Он рухнул навзничь, как подкошенный дуб. И в последнее мгновение, прежде чем сознание покинуло его, слабый синеватый свет вспыхнул вокруг него, сформировав дрожащий, полупрозрачный купол. Барьер. Последний дар его неистощимой, казалось бы, силы.

Тишина. Гул Пустоши. Тихое поскуливание тварей в темноте. И мы трое. Я, дрожащий рядовой Мюллер с пустыми глазами и капрал Брандт, лицо которого было залито чужой кровью. Мы стояли над телом нашего спасителя. Чужого. Врага? Союзника? Бога или демона?

Брандт первым нарушил тишину, его голос был хриплым, как напильник:

— Кто… что это, черт возьми⁈ Язык похожий на русский? По экипировке… Но эта магия…

— Это не просто магия, — прошептала я, приближаясь к барьеру, но не решаясь прикоснуться к нему. Он излучал холод и… невероятную сложность. Как кристалл, выращенный в вакууме. — Это… эфирное плетение. Чистое. Неискаженное. Как он…?

— Неважно КАК! — Мюллер всхлипнул, озираясь на темные туннели. — Они вернутся! Мы должны уходить! Сейчас же!

— А его? — Брандт ткнул стволом аркебузы в сторону купола. — Бросить? Он же нас спас…

— Он убил Людвига! — выкрикнул Мюллер истерично.

— Он избавил его от мук! — парировал Брандт. — И нас бы ждало то же самое. Смотри на него! Он же еле дышит! Бросим его здесь — и твари растерзают его за минуту.

Я смотрела на лицо незнакомца под куполом. Изможденное, красивое, бледное, с потеками крови у рта и на виске. Лицо человека, отдавшего все. В его магии… в этой силе духа… я чувствовала что-то родственное. Не нашу вымученную науку, а… понимание. Глубинное понимание этой проклятой Пустоши. Он знал ее секреты. И он был нашим единственным шансом.

— Мы не можем его бросить, — сказала я твердо, голос не дрогнул. — Думаю, он — ключ. К «Дельте». К выходу. Ко всему. — я посмотрела на Брандта. — Капрал, помогите Мюллеру собрать все, что осталось от снаряжения. Патроны, гранаты, кристаллы — все. Мы должны продержаться. Пока он не очнется. Или…

— Или пока эта сволочь не сожрет нас всех, — мрачно закончил Брандт, но кивнул. — Ладно, доктор. Ваша ставка. Надеюсь, он очнется раньше, чем кончатся патроны и наша магия. Не знаю, как у вас, но мой источник пуст. Проклятые оковы высушили его до дня.

Он поволок оцепеневшего Мюллера к остаткам наших рюкзаков. Я осталась стоять у барьера. Прислушивалась к слабому дыханию незнакомца, вглядывалась в его черты, в пульсирующую лиловую бездну «Дельты» позади.

Тихий вой тварей в туннелях звучал все ближе. Надежда была тонкой, как паутинка. Но она была. Потому что пришел Он. Чужой. Спаситель. Наш последний шанс в этом Сером Аду.

Лагерь. Слово слишком громкое для этого жалкого островка света посреди моря тьмы и камня. Мы разбили его прямо здесь. В пещере смерти. У самого края пульсирующей лиловой бездны. Запах крови, гари и озона въелся в камни, в легкие, в самое нутро. Но капрал Брандт был прав — после той бойни, после того, как незнакомец буквально стер с лица реальности элитных стражей и полчища монстров, ни одна тварь не сунется сюда добровольно. Здесь витал дух его ярости, его абсолютной, нечеловеческой силы. Это был наш единственный шанс.

Костер. Жалкая кучка тлеющих углей, разведенная на очищенном от слизи и крови участке камня. Он не давал тепла — лишь призрачный, дрожащий свет, отбрасывающий гигантские, пляшущие тени на своды пещеры. Тени, казалось, шевелились. Прислушивались. Мы ели. Вернее, жевали. Консервированную тушенку «Beef Chunks», безвкусную, как серая слизь под ногами. Даже голод не мог сделать ее аппетитной. Каждый глоток воды из фляги был напоминанием — запасы на исходе.

Трое выживших. Я. Капрал Брандт — его лицо, измазанное сажей и кровью, напоминало маску древнего воина, только в глазах не было воинственности, лишь глубокая, животная усталость и постоянная настороженность. И рядовой Мюллер. Бедный Мюллер. Он сидел, обхватив колени, и безостановочно дрожал. Его глаза бегали по темным провалам туннелей, по пульсирующей «Дельте», по… нему.

Незнакомец. Он лежал неподвижно за своим дрожащим синеватым куполом. Казалось, не дышит. Только слабое мерцание барьера говорило, что в нем еще теплится жизнь. Мы не смели подойти близко. Его магия… она чувствовалась даже сквозь щит. Не как наша — оглушительная или изящная. Она была… фундаментальной. Как давление скалы. Как неотвратимость прилива. А еще голодной. Казалось, что хищный зверь замер в ожидании добычи.

— Кто он, как думаете? — Брандт хрипло спросил, не отрывая глаз от купола. — Русский? По покрою мундира под плащом вроде бы да… но не совсем. И снаряжение… — Он ткнул ложкой в сторону. — Видали ткань? Такая точно не порвется. И те штучки… — Он кивнул на компактный арбалет незнакомца, на странный металлический секстант, на блокнот в прочном кожаном переплете с серебристым отблеском. — Качество… не наше. Лучше. Дороже. Как будто… Как будто сделано не для войны, а для красоты.

Я кивнула, глотая безвкусную тушенку. Мои пальцы инстинктивно потянулись к блокноту в моей сумке — к тому самому, пропитанному кровью, с надписью «Expedition Gamma». «Они выходят из разлома… отовсюду…» Его слова эхом отдавались в голове. Этот человек… он знал. Он понимал Пустошь так, как мы и мечтать не могли.

— Маг, — прошептала я. — Не просто сильный. Непостижимо сильный. Видели, что он сделал? Он не боролся с Пустошью. Он… переписывал ее правила. Плел реальность, как нить. — я посмотрела на свои дрожащие руки. Наша магия здесь была хрупкой свечой на урагане. Его же казалась частью самого урагана. — Он ключ, Брандт. К пониманию этого места. К выходу. Может… к спасению всех. Не спрашивай меня, откуда я это знаю — просто знаю, и все.

— Или к гибели, — мрачно буркнул капрал. — Посмотри на него. Он пришел сюда не для прогулки. С такой яростью… это не исследователь. Это оружие. Направленное на них. Но кто гарантирует, что оно не развернется на нас?

— Он спас нас! — выдохнула я. — Сознательно или нет…

— Он спасал самого себя! — Мюллер вдруг вскинул голову, его голос был визглив. — А потом убил Людвига! Сжег его вместе с тварью! Он монстр! Такая же тварь, как эти… — Он затрясся сильнее, указывая пальцем на купол. — Мы должны уйти! Пока он спит! Пока твари не опомнились! Уйти! СЕЙЧАС ЖЕ! — Его истерика эхом разнеслась по пещере.

Брандт резко встал, его тень гигантской прыгнула на свод.

— Заткнись, Мюллер! — рявкнул он. — Орать здесь — верная смерть! — он тяжело вздохнул, смотря то на меня, то на неподвижную фигуру за барьером. — Доктор права. Он — шанс. Наш единственный. Без него мы не пройдем и ста метров. Но… — он сжал кулаки. — Если он очнется и решит, что мы лишние свидетели? Или просто… не в себе? Такая мощь… она может сломать разум. Особенно здесь.

Тяжелое молчание повисло над жалким костром. Даже Мюллер притих, всхлипывая. Решение. Жизнь или смерть. Довериться загадочному спасителю-разрушителю или бежать навстречу верной гибели в пасти тварей? Я смотрела на его лицо. Такое… человеческое в своей изможденности. И такое чуждое. Что скрывалось за этими закрытыми веками? Разум? Безумие? Тьма?

И в этот миг барьер дрогнул.

Не погас. Не треснул. Просто… вибрация прошла по синеватой сфере, как рябь по воде. Слабый свет померк на долю секунды.

Мы замерли. Даже Мюллер замолчал, открыв рот.

Веки незнакомца медленно приподнялись.

И мы увидели глаза.

Не глаза человека. Не глаза мага. Это была… бездна. Лишенные белка, лишенные радужки. Сплошная, глубокая, абсолютная тьма. Она не просто смотрела. Она втягивала. В нее. В бесконечность. В небытие. В них не было ни ярости, ни усталости, ни боли. Ничего человеческого. Только холодная, древняя, всепоглощающая Пустота. Та самая, что окружала нас, но теперь — сконцентрированная в двух точках на лице человека.

От ужаса у меня перехватило дыхание. Брандт резко вскинул аркебузу, но рука его дрожала. Мюллер издал странный булькающий звук и замер, как кролик перед удавом.

Незнакомец не двигался. Он просто лежал, смотря в пульсирующий лиловый свод пещеры своими глазами-пропастями. И от него веяло… властью. Не магической силой. Чем-то более древним. Более страшным. Как будто проснулся не человек, а сама Тень, породившая этот ад.

— Mein Gott… — выдохнул Брандт, отступая на шаг.

Что теперь? Бежать? Молиться? Барабанная дробь сердца оглушала. Глаза-бездны медленно, очень медленно повернулись. Скользнули по нашему жалкому костру. По Брандту с дрожащей аркебузой. По Мюллеру, застывшему в параличе. По мне. Остановились. На мне.

И в этой тьме, казалось, промелькнула искра. Микроскопическая. Человеческая? Или это был лишь отблеск нашего угасающего огня?

Он открыл рот. Сухие, потрескавшиеся губы шевельнулись. Звук, который вышел из них, был не громче шелеста пепла, но он прозвучал громче любого крика в гробовой тишине пещеры:

— Танька…?

Имя. Женское имя. Произнесенное с хриплой, невероятной нежностью и… мукой. Как последний якорь в бушующем море безумия.

И с этим именем на губах, тьма в его глазах дрогнула. Отступила на долю секунды, открыв краешек человеческого — ярко желтой радужки, полной невыразимой боли и усталости. Потом веки сомкнулись, и он снова погрузился в неподвижность. Барьер продолжал мерцать. Но в воздухе повисло нечто новое.

Не только ужас. Но и вопрос. Кто такая Танька? Якорь его человечности? Или… ключ к той ярости, что разорвала силу Пустоши?

Мы переглянулись. Страх никуда не делся. Но теперь в нем была и щемящая жалость. И понимание. Этот человек… этот монстр… он тоже был жертвой. Запертой в своей собственной бездне силы. И его последняя связь с миром людей держалась на хрупком имени.

— Ладно, — глухо сказал Брандт, медленно опуская аркебузу. — Ждем. Но первый признак безумия…

Он не договорил, но его взгляд был красноречивее слов.

Я кивнула, не отрывая глаз от спящего. Теперь мы ждали не просто пробуждения. Мы ждали, вернется ли он — человек с желтыми глазами, прошептавший имя девушки. Или проснется Оно — та тьма, что плескалась в его взгляде. От этого зависело все. Наша жизнь. И, возможно, судьба миров, связанных Пустошами. Костер потрескивал, отбрасывая тени, которые теперь казались не такими угрожающими. Но самая большая тень, самая непредсказуемая, лежала неподвижно перед нами, за тонкой синеватой пленкой. И в ней дремал апокалипсис.