Индульгенция 4. Без права на сомнения

Глава 25

Глава 25

Я вдохнул. Последний глоток воздуха, пахнущий озоном и тленом. Я собрал все. Боль. Усталость. Ярость. Любовь к близким. Ненависть к Пустоши. Жажду жизни. Всю свою израненную душу. И отпустил в один импульс. Не заклинание. Желание. Чистое, неукротимое.

«БЫТЬ!»

И мир содрогнулся.

Не атака. Не разрушение. Утверждение. Фундаментальный закон Бытия, направленный в Точку Невозврата, отмеченную Вивиан.

Серый Каркас, догоравший вокруг нас, взорвался последним светом. Ослепительно-белым? Нет. Ослепительно… ясным. Светом самой Реальности. Он метнулся не лучом. Он свернулся в иглу тоньше атома и вонзился в серую точку на теле Абсолюта.

Тишина.

Абсолют замер. Его сжатая для удара масса дрогнула. Пульсация остановилась. Лиловый свет погас. Чернота Тьмы… поблекла. Стала серой. Безжизненной.

Потом… Он начал крошиться. Крошиться, как древняя, высохшая глина. От Точки Невозврата побежали трещины. Быстро. Неминуемо. По всему его бесконечному телу. По паутине нитей. По сферам Пустошей. Серые, мертвые трещины.

Он не издал звука. Просто… рассыпался. Тихим, бесконечным дождём серого пепла, заполняющего лиловую бесконечность. Сферы одна за другой гасли, как угольки. Нити Тьмы рвались и исчезали. Пространство вокруг начало… стабилизироваться. Лиловый свет тускнел, уступая место нейтральной, холодной темноте космоса. Монстр был мертв. Убит не силой, а желанием жизни в самой точке его небытия.

Я рухнул на спину, не чувствуя камня под собой. Вивиан безжизненно лежала рядом. Её дыхание было едва слышным. Я не мог пошевелиться. Не мог думать. Только смотрел в темнеющее «небо», где еще падал пепел поверженного Абсолюта. Пепел Пустоты.

Мы сделали это. Жнец Смерти и Ткач Серой Реальности. Смерть и Порядок. Мы убили Хранителя Пустоши.

Но мир вокруг не стал светлее. Он стал… пустым. Тихим. И бесконечно холодным. И где-то в этой новой, мертвой тишине, я чувствовал слабый, знакомый гул. Эфира. Фундамента. Он звучал… одиноким.

И я понял страшную правду. Мы не спасли миры. Мы убили часть Реальности. И что вырастет на этом пепелище… не знал никто.

— Это было круто, — выдохнул я, удобно лежа на камнях.

Моя рука как-то сама собой нащупала руку Вивиан и слегка сжала ее. При этом я ожидал любой реакции — что она ее отдернет, не обратит на это внимания, гневно выскажет мне все, что думает. Все же у аристократов понятие личного пространства возведено в абсолют. Но она… сжала мою в ответ. Это было неожиданно приятно.

Я скосил глаза на ее лицо — чуть заострившие от запредельной нагрузки черты, слегка подрагивающие веки, тяжелое дыхание. Еще сюрпризом оказалось, что она маг смерти — вот уж не думал. И нет, не малефик какой-нибудь, а именно его классический вариант. И магов смерти, в отличии от некромантов, не любили, и на это были свои причины.

Ведь кто такой по сути классический некромант — повелитель тлена и мертвяков. Его магия — грязный поток, текущий против реки жизни. Он ковыряется в плоти, отвергнутой душой, заставляя мертвые ткани скрипеть и ползти. Его сила — в числах и мерзости, ему служат орды тупых скелетов, твари из сшитой плоти, стонущие призраки, прикованные к миру страданием. Он боится Смерти, потому и цепляется за ее оболочку, выстраивая крепости из костей и насыщая воздух смрадом разложения. Его цель — власть над тем, что уже умерло, продление жалкого подобия жизни. Он — падальщик вечности. Но он понятен. Его возможности, действия, последствия — да, не всегда приятны, но они хорошо известны.

Что же касается мага смерти — это само дыхание конца, холодная тень между мирами. Его магия — чистая, безмолвная сила небытия. Он не воскрешает трупы — он управляет самой тканью прекращения. Его касание — мгновенный распад. Его взгляд — ледяной ужас, высасывающий жизненную силу. Он повелевает тенями, что никогда не жили, призывает холод пустоты космоса и эфирные лезвия, рассекающие саму душу. Он не боится Смерти — он ее скульптор, проводник, ее абсолютное воплощение. Его цель — контроль над моментом перехода, власть над Вечным Покоем. Он — жнец душ, архитектор тишины после последнего вздоха.

И между ними есть основные отличия: некромант — грязная механика трупов; маг смерти — чистая энергия окончания и небытия.

Некромант — воскрешение павших, анимация плоти. Маг смерти — распад, кража жизни, власть над тенями и пустотой.

Некромант строит армии из мертвецов. Маг Смерти приносит конец всему живому здесь и сейчас, владеет тончайшими нитями самой Смерти.

Некромант оскверняет смерть, чтобы продлить уродство.

Маг Смерти является смертью в ее безличной, абсолютной мощи.

Так что маги смерти были редки даже у нас, и к ним относились с опаской. Ну, и конечно, образы у них были так себе — красоток среди них точно не было. А вот Вивиан как раз ломала привычный шаблон.

Интересно, батя сильно обрадуется, если у нас в семье появится маг смерти? Ну так, чисто теоретически. Как по мне, это ценное приобретение — надо брать. Тем более, что упускать такую красоту — верх глупости. И сработались мы с ней хорошо, и спину вон прикрыла. А это, знаете ли, в наше время редкость.

Все, решено — будет моей. Надеюсь, она поладит со Светой и Кристиной. Герцогиня — это же почти принцесса, родственница короля или императора. Так что канон соблюден.

Три красоты в гареме, не считая прочих — разве это не предел мечтаний любого половозрелого парня? К тому же наследственность — куда ж без нее? — была более чем достойной. Это я видел, ощущал и уже прикидывал, какими сильными будут наши дети.

— Круто, — устало вздохнула она. — Но давай больше не будем повторять.

— Соглашусь, — кивнул я, после чего с кряхтением начал вставать.

Организм возмущенно вопил и не желал никуда двигаться, но кто ж его будет спрашивать. Стража-то мы грохнули — осталось найти центр и разобраться, как его уничтожить.

— Может, поедим? — поразмыслив, внес я конструктивное предложение.

— Да. Было бы неплохо, — не стала отказываться она, чем заработала еще один плюсик в карму.

Дают — бери, и не хрен выделываться.

— А то кажется, из меня все соки эта тварь выпила.

Пришлось накрывать поляну, перед этим очистив это место — легкий ветерок Смерти, и всякие эманации гадости, оставшиеся после разрушения Абсолюта, растворились и пропали.

Ага, заметили? Я теперь вообще не ограничен в магии — могу и трупик поднять, и проклясть, и подлечить. Явно поднял уровень и открыл все ветки развития. Теперь бы восстановиться и душ принять. И опять на подвиги можно.

— Поедим и пойдем? — спросил я, шустро накрывая на стол.

— А можно завтра? Или через неделю? — эротично простонала она.

— А как же дух исследователя? Как же стремление настоящего ученого разобраться в сути проблемы?

— Не хочу. Устала. У меня истерика. Буду капризничать. И вообще, я не хотела сюда идти. Это все противный профессор Герберт, чтоб он никогда не смог пить, заставил! Иди, мол, Вивиан, это будет прорыв в науке, Вивиан. Если не ты, то кто, -передразнила она этого кого-то писклявым голосом.

— Но ведь во всем этом можно найти и позитивные моменты…

— Это какие же? Не вижу ни одного.

— Ну, мы вот встретились.

— Ой, я про это как-то не подумала, -смутилась она. Причем так сильно, что нашла в себе силы встать и даже сесть в любезно предоставленное мной раскладное кресло. — И вообще, я разрешила называть тебе себя по имени — это ли не признание?

— Признание чего? — озадачился я.

— Того самого!!! Нет, так-то я девушка скромная — не чета некоторым. Но тогда я подумала, что раз мы все равно умрем, то почему бы и нет. Хотя я и сейчас думаю, что мы умрем, но хочется почему-то выжить. Спонтанное решение не всегда ошибочно. А может, и нет. Дядя бы не одобрил. А может, и наоборот — ты же князь, а не какой-нибудь барон. Наследник?

— Единственный, — кивнул я, все еще не понимая, причем тут имя.

— Вот. И одежда на тебе богатая — значит, не бедствуете. И маг сильный. И ведешь себя прилично — не чета некоторым. За задницу не хватаешь, целоваться не лезешь… А ты точно темный?

— И светлый тоже, — я уже давно потерял ход ее мыслей и дальше просто кивал.

— Это странно и не поддается научному объяснению. А еще я видела серую магию — такой в природе не бывает. Или у вас бывает? Тогда вы нас намного опережаете в плане науки и силы. Обязательно надо будет посетить ваш Центр Знаний и поговорить с умными людьми.Так что я не жалею.

— О чем? — отключившись, я все же смог уловить последнюю мысль.

— Об обмене именами. Что здесь не понятно? Не забывай — у меня стресс и истерика. Так что спрашивай предельно осторожно — могу эфиром долбануть. Это пройдет, но не сразу. А пока я очень неадекватна и что сделаю в следующую минуту, сама не знаю.

— Ладно. Я понял тебя. Обменялись именами — эка невидаль. Я так каждый день делаю.

— Ты нормальный? Что значит — каждый день⁈ Ладно, не отвечай, а то меня сейчас точно накроет.

— Да? Ну давай тогда поговорим на отвлеченные темы, пока восстанавливаемся. Расскажи о себе, о своей империи.

Она вздохнула, глубоко, как будто всплывая из глубины. Ее зеленые глаза, все еще несущие отпечаток ужаса, сфокусировались на мне. На человеке, а не на бездне.

— Нормандская Империя… — она произнесла название с горькой ностальгией. — Запад. Граничит с этой Пустошью. У нас ее называют Суомская… Богатая. Гордая. Когда-то… — она сделала глоток воды, сморщилась. — Основана Вильгельмом Завоевателем… только не тем, которого знаете вы, ну, что упоминается в ваших летописях. Наш Вильгельм приплыл не на Альбион, а на берега Галлии. Покорил, объединил разрозненные герцогства под железной рукой. Столица — Руан. Величественный город на Сене… полный света, шума, жизни. — голос ее дрогнул. — Был полон.

Она замолчала, собираясь с мыслями. Пепел падал.

— Император… Отто Четвертый. Мой… дядя, — в ее голосе прозвучало что-то сложное — уважение, смешанное с горечью. — Сильный правитель. Жесткий. Видит мир как шахматную доску. А Пустошь… как величайшую угрозу и… величайшую возможность. Он бросил все ресурсы на изучение «Трещины». На поиск оружия. Контроля. Использования. — она сжала кулак. — Он отправил нас… экспедицию «Гамма». Не для спасения. Для разведки. Для поиска слабых мест… или союзников по ту сторону. В надежде найти выход. Или оружие. Любой ценой. Даже ценой нашей жизни.

— Твоя семья? — спросил я мягко, видя, что она начинает нервничать. — Родители?

— Умерли давно. Чума. — она махнула рукой, отгоняя призрак прошлого. — Осталась я… И младшая сестра. Изабелла. — при упоминании имени сестры в ее глазах вспыхнул теплый, живой огонек, такой контрастный с окружающим местом. — Ей всего шестнадцать. Солнечный ребенок. Любит музыку, цветы… ненавидит политику. — Вивиан горько усмехнулась. — Я ее… спрятала. От двора, от интриг, от взгляда императора. Она живет в нашем родовом поместье в Лотарингии, под присмотром верных людей. Думает, что ее старшая сестра-ученый просто уехала в долгую экспедицию… — голос ее сорвался. Она отвернулась, быстро смахнув предательскую слезу с щеки. — Если… если я не вернусь… у нее есть состояние. Она выживет. Подальше от двора, от этой… игры тронов посреди апокалипсиса.

Она замолчала, сжимая в руке пустой бокал. Ее рассказ нарисовал картину империи, похожей на мою Российскую — могучую, гордую, но изнутри подтачиваемую страхом перед Пустошью и амбициями правителей. Но в центре этой картины была Изабелла. Якорь. Точно такой же, как моя семья для меня.

— Лотарингия… — пробормотал я, вспоминая карты. — Значит, ваша империя граничит с германскими землями? С Вестфальской Конфедерацией? Она еще существует?

— Граничит? — Вивиан злобно фыркнула. — Мы с ними веками воюем за каждую пядь земли, за каждую угольную шахту, за влияние в прирейнских княжествах. «Черные Псы» капитана Хартманна… они больше всего в жизни мечтали получить Железный Крест за убитых вестфальцев. А теперь… — она красноречивым жестом обвела мертвое пространство. — Теперь, возможно, не за что воевать. Или некому. «Трещина» под Кёльном… она росла быстрее нашей. Возможно, Вестфалии… уже нет.

Тяжелое молчание повисло снова, но теперь оно было другим. Не пустым, а наполненным горечью, утратой и страшными догадками. Две великие империи, вечные враги, возможно, пали жертвами одной и той же беды, даже не узнав об этом. А мы сидели здесь, на краю вселенной, посреди пепла поверженного хранителя Пустоши, жуя нежное мясо и запивая его вином.

Вивиан взглянула на меня, ее глаза, уставшие и мудрые не по годам, изучали мое лицо.

— А ты, Видар? — спросила она тихо. — Твоя Танька… Она ждет тебя? Как моя Изабелла?..

Легкий ветерок медленно кружился в черной пустоте, не обращая внимания на наш «роскошный» стол, наши израненные тела, наши бесконечно тяжелые сердца. Где-то там, за бесчисленными мирами, за угасающими сферами бывших Пустошей, осталась жизнь. И среди нее — две девушки, не знавшие, что их судьбы навсегда сплелись здесь, в сердце тьмы, усилиями тех, кто их любил. Я взял последнюю булочку со смородиновым вареньем. Вопрос Вивиан висел в воздухе, густой от пепла и невысказанной тоски.

«Да, Танька меня ждет, — подумал я, глядя в бесконечную черноту. — И не только она. По крайней мере я на это надеюсь. И почему именно она стала для меня тем якорем, которой не позволил мне сорваться в пучину безумия. Почему именно она? Неужели я влюбился? В нее? В ту, что больше жизни ценит свободу? В ту, что никогда не признает одного партнера и так и будет прыгать по чужим членам? Это невозможно, немыслимо, нереально. Я ж с этим никогда не смирюсь. Так, надо выкинуть ее из головы — между нами лишь секс и ничего больше. Да и с сексом, чую, придется завязать, иначе результат непредсказуем. Тоска — печаль».

— Не хочешь отвечать? — Вивиан подняла на меня глаза. — Больно вспоминать?

— Нет, не больно, — улыбнулся я. — Просто я в этой жизни видел слишком мало хорошего. И за каждое хорошее воспоминание мне приходится расплачиваться литрами крови. Вот только подумаешь, что жизнь налаживается, как тебя сразу тыкают лицом в дурно пахнущее, чтоб не расслаблялся.

— Значит, у вас как и у нас — все плохо?

— Да как тебе сказать — те же интриги, та же грызня за власть. Светлые гнобят темных, темные рвут глотки светлым, и так по кругу. Двоевластие и бардак. Но контролируемый, пусть и не всегда. Весело.

— И все же, что у тебя на личном? Прости, я не знаю ваших свадебных атрибутов, но ничего такого на тебе, что бы бросалось в глаза, кроме родового перстня, не вижу.

— Если ты насчет того, женат я или нет, то нет, не женат. Есть ли у меня невесты? Есть. Хочу ли я на них жениться? Иногда сам не знаю, но чаще хочу. Все-таки я их сам выбрал, а отец согласился. А если тебя интересует, — тут я хитро посмотрел на нее, — если ли место в моем сердце для еще одной красавицы, то ответ будет утвердительным.

— Вот теперь я вижу, что ты настоящий темный, не пропускающий ни одной юбки. И пока я не могу понять, нравится мне это или нет.

— Ну, тогда для закрепления успеха предлагаю поспать, восстановиться и двигаться дальше. Нас ждет Сердце пустоши, и кто знает, какие сюрпризы еще оно приготовило.

— Согласна. Но спать будем раздельно. Я девушка приличная и не готова еще ложиться в постель с мужчиной.

— Посмотрим, — улыбнулся я. — Потому как я ни разу не рыцарь, и спальник у меня хоть и большой, но один. Так что выбор за тобой — спать на камнях, но одной, или в теплом и мягком спальнике, но в моей компании. Так что вы выберете, госпожа Вивиан? Что выберете?..