Индульгенция 4. Без права на сомнения

Глава 8

Глава 8

Лекционный зал был уже основательно забит людьми, причем реально не соврали — светлые и темные сидели вместе. Первый курс во всей красе — смешение людей, магии и потенциальных фракций. Тут уже начинал завариваться клубок будущих отношений между ними. Ну, и несмотря на то, что сидели-то мы вместе, но каждый занимал, можно сказать, свой собственный сектор.

На этом фоне отчетливо выделялись Мранные, занявшие самые удобные места в центре и злобно смотрящие на любого, кто к нам приближался.

Зашли, сели. С одной стороны от меня была Танька, с другой Настя. Гиви сразу начал болтать с какой-то миловидной девушкой, отчаянно строя ей глазки. Та воспринимала это вполне себе с удовольствием и одобрительно кивала. Света расположилась чуть в стороне, но не слишком далеко.

Всего в лекционный зал набилось морд сто пятьдесят где-то, и все прям горели желанием учиться и внимать мудрости преподавателей.

Я ждал, когда же заявится Гамаюновна, но увы… Сегодня нам лекцию читал другой мужик, хотя тоже светлый. Зайдя быстрым шагом, он огляделся, слегка поморщился, и стены чуть изменились, подернувшись рябью — появился потрескивающий камин, окна, чуть прихваченные инеем, даже запах сосны пробился в аудиторию. Подходящая атмосфера как раз для того, чтобы слушать сказки.

— Этот препод — легенда ранга боярин, — шепнул Гиви, не сводя с преподавателя восторженного взгляда.

А тот, одобрительно кивнув сделанному, повернулся к нам, настроившись на каждого из сидящих.

Камин в углу аудитории вспыхнул синим пламенем, осветив лица студентов, замерших в ожидании. Профессор Велеслав, чья борода была словно сплетена из нитей тумана, провел рукой над хрустальным шаром. Внутри заклубились образы лесов, рек и древних капищ.

— Представьте, — голос его звучал как шелест листьев в ночи, — мир, где каждое дерево — живое существо, каждое озеро — глаз бога, а ветер поет гимны тем, кто помнит. Сегодня мы вернемся в эпоху, когда магия не была наукой… Она была дыханием мира.

Согласно преданиям, вначале было Море-Окиян, бескрайнее и пустое. Но Род, праотец всех богов, пробудился в его глубинах. Из семени его мысли возникла Земля-Мать, а из дыхания — Небо-Отец. Их объятие породило первую магию — Живу — Эфир, силу, что связывает все сущее.

Представьте энергию, — профессор сжал ладонь, и между его пальцами вспыхнули искры, — не разделенную на стихии. Огонь танцевал с водой, камень шептался с ветром… И посреди этого хаоса явились боги-творцы.

Сварог, кузнец мироздания, выковал Солнце на своей наковальне. Каждая искра, упавшая с молота, стала звездой. Макошь, пряха судеб, сплела из нитей Живы полотно бытия. А Велес, змеевидный владыка подземелий, наполнил мир тайнами — теми, что прячутся в корнях дубов и шепотах мертвых.

Боги-учителя и первые волхвы

не желали править в одиночестве. Даждьбог, сияющий, как летнее солнце, спустился к людям, чтобы научить их добывать огонь. Но не трением палок, а желанием.

Он взял руку ребенка, — профессор коснулся ладони студентки в первом ряду, и та вздрогнула, ощутив жар, — и сказал: запомни — пламя живет в тебе. Оно — твой гнев, твоя страсть, твоя жизнь.

Люди стали чародеями, но их магия была дикой, как гроза. Тогда Перун-громовержец заключил с ними договор.

Берите силу у стихий, — прогремел голос Велеслава, имитируя бога, — но платите за нее. Кровью. Памятью. Слезами.

Первые волхвы приносили в жертву не быков, а свою кровь. Они вырезали руны на коре священных деревьев и пели гой-песни, от которых земля плодоносила.

Магия требовала порядка. Капища, где небо соединялось с землей через Мировое Древо, стали алтарями. На Купалу жрецы прыгали через костры, превращаясь в волков и сов, чтобы говорить с духами.

А вы знаете, откуда пошло слово «оберег»? — профессор поднял амулет в виде солнца. — Берегини, духи-покровительницы, плели их из лунного света. Носить такой значило носить частицу божественной сути.

Но величайшим ритуалом был Диалог с Бездной. Волхвы входили в воды священных озер, зовя Чернобога, повелителя тьмы.

Тьма — не зло, — прошептал Велеслав, и пламя камина погасло, окутав зал мраком. — Это другая сторона Живы — Эфира. Там, где кончается свет, начинается… понимание.

С приходом чужих верований боги стали снами. Но уходили они не навсегда. Мара, богиня зимы и смерти, превратилась в иней на окнах. Леший — в шелест листвы. А их магия осталась — в травах, которые мы собираем в полнолуние, в заговорах, что лечат от тоски.

Вы спросите: зачем помнить об этом? — Профессор взмахнул посохом, и хрустальный шар показал современный город, где в бетоне пробиваются цветы. — Потому что изначальная магия не имеющая цвета не умерла. Она ждет, когда вы захотите ее увидеть. Потому что и во тьме есть свет, и на свету жить без ночи нельзя.

Профессор Велеслав стоял у окна, за которым метались тени, словно пытаясь прорваться сквозь стекло. Его посох, вырезанный из корня древнего дуба, уперся в пол с глухим стуком.

— Вы не задумывались, как магия, рожденная единством, разделилась на свет и тьму? — он повернулся, и студенты замерли, увидев, что его глаза стали разными: один сиял, как полуденное солнце, другой поглощал свет, как черная дыра. — Это история не о добре и зле. Это история о страхе.

Хрустальный шар на кафедре ожил, показав два солнца на небе — золотое и багровое. Они медленно отдалялись друг от друга, оставляя между собой кровавый след.

— В эпоху, когда боги делили мир, Белобог и Чернобог были братьями-близнецами, двумя сторонами одного щита. Белобог, воплощение света, создавал дни, Чернобог — ночи. Их магия была гармонией: без тьмы не ценился бы свет, без смерти — жизнь.

Но однажды, — голос профессора стал жестким, — Белобог взглянул в воды священного Ирия и увидел свое отражение, искаженное гордыней. «Почему я должен делить славу? — подумал он. — Разве не я дарю людям урожаи и тепло?»

Он собрал первых светлых волхвов и повелел им строить капища только для дневных богов.

Чернобог, обиженный, ушел в Навь, мир мертвых, и стал учить своих жрецов говорить с тьмой.

Так появилась «черная» магия, — Велеслав провел рукой по воздуху, и в аудитории зазвучали голоса из подземелья: шепоты усопших, стон ветра в пещерах. — Но тогда ее не называли «тьмой». Ее звали Иной.

Поначалу оба культа сосуществовали. На Коляду жрецы Белобога зажигали костры, а жрецы Чернобога гасили их пеплом, напоминая о цикле жизни. Но люди начали бояться смерти.

Страх — лучшая почва для ненависти, — профессор метнул в шар горсть песка, и в нем возник образ битвы. Две группы волхвов, в белых и черных плащах, сталкивались молниями и тенями у подножия Мирового Древа.

— Светлые объявили, что магия Нави — это «скверна», ибо она работает с болью и памятью предков. Темные же говорили, что свет разрушает человека, выжигая в немстремление двигаться вперед.

Послушайте спор тех времен, — Велеслав щелкнул пальцами, и из ниоткуда донеслись голоса:

«Вы прячете голову в землю, как страусы! — кричал темный волхв с лицом, покрытым рунами. — Смерть — часть Жизни!»

«А вы копаетесь в гнили, как черви! — отвечал светлый, с посохом в виде солнца. — Ваши обряды сеют ужас!»

— Волхвы раскололи Зеркало Сварога — артефакт, отражавший единство мира. Его осколки стали первыми артефактами света и тьмы.

Светлые волхвы начали истреблять всё, что связывали с Чернобогом. Они сжигали ночные травы — беладонну, мандрагору, объявили вне закона заговоры на упокой, а общение с духами предков назвали «нечистым».

Но тьма не сдавалась, — в руках профессора возник древний фолиант, переплетенный в кожу дракона. На страницах зашипели черные чернила, складываясь в слова: «Кровь луны сильнее крови солнца».

— Темные волхвы ушли в подземные Дремогоры, города под курганами, где практиковали то, что светлые назвали ересью.

Навьи чары — воскрешение мертвых для получения знаний, не тел, а теней памяти.

Заклятие Морены — контроль над холодом и болезнями, чтобы понять природу страданий.

Договоры с Чурами — духами разрушения, которые требовали платы не жертвами, а… частью души.

Самый страшный ритуал, — профессор наклонился к студентам, и его тень на стене превратилась в фигуру с рогами, — Путь Гостя. Волхв позволял духу Нави вселиться в свое тело, чтобы получить силу. Но многие сходили с ума, ибо тьма… любопытна.

Раскол достиг богов. Перун, покровитель светлых, наслал громы на капища Чернобога. Мара, связанная с Навью, ответила вечными зимами. Люди гибли в борьбе между стихиями.

А потом случилось Падение Велеса, — в голосе профессора дрогнула ярость. Хрустальный шар показал бога-трикстера, разрываемого орлом Перуна и змеем Чернобога. — Велес, хранитель равновесия, пытался остановить войну. Но его растерзали обе стороны…

С тех пор магия договора с богами стала невозможна. Боги отвернулись, оставив людям лишь осколки своей силы.

Именно тогда, — Велеслав ударил посохом, и в аудитории грохнул гром, — появились первые маги-одиночки, отвергающие деление на свет и тьму. Их называли «Ведуны Срединного Пути». Они черпали силу в дисбалансе, как вихрь между мирами.

Один из них, Волхв Всесвет, создал Руну Алатырь — символ единства, которая позже стала гербом нашей Академии. Но его сожгли и светлые, и темные…

Профессор открыл ларец, откуда повалил сизый дым.

— Это Слеза Лады — кристалл, способный примирить любую вражду, но он плавится, если в сердце мага есть хоть капля ненависти.

А вот это — Коготь Чернобога — кинжал, убивающий не тело, а память о человеке.

Свиток Велеса — пустой, ибо настоящая мудрость не записывается.

Вы думаете, война закончилась? — усмехнулся Велеслав. — Вспомните Великий Раздел 1712 года, когда темные маги Годуновых пытались пробудить древних чудищ из Дремогоров, а светлые волхвы Рюриковичей обратили их силу против самих захватчиков…

Даже сейчас Темный Собор в подземельях Урала и Светлая Лига в казахских храмах ведут тихую войну. Они охотятся за артефактами, вербуют людей, сеют страх.

Но запомните, — профессор сжал в кулаке светящуюся руну, и она взорвалась радужными искрами, — магия не имеет морали. Ее окрашивает ваш выбор. Светлый заклинатель может сжечь деревню «во имя добра», а темный — спасти ребенка, заплатив за это чужой жизнью.

Свет окрасил окна в кроваво-золотой цвет. Профессор, вдруг выглядевший на тысячу лет старше, прошептал:

— Ваше задание: до следующего полнолуния найти следы обеих магий в одном предмете. Например, в этом…

Он бросил в толпу яблоко. Плод разделился в воздухе: половина стала гнить, из второй половины из семечка пробился зеленый росток.

— И если кто-то из вас, — его взгляд упал на темноволосого юношу в углу, чьи пальцы нервно перебирали черный амулет, — почувствует зов тьмы… Не бегите. Сядьте и поговорите с ней. Страх рождает чудовищ. А понимание — новую магию.

Благодарю за внимание.

Коротко поклонившись, тот вышел, и все вернулось, как было.

— Нет, ну ты это видел? — Гиви был прям воодушевлен и очень активен.

— Ага. Интересно рассказал.

— Да чтоб ты знал!!! Это же сам Велеслав — маг и ученый, что не раз в одиночку в Пустоши заходил! Да его труды, когда он их публикует, разлетаются как горячие пирожки!!! Не знаю, как его заманили в академию, но его лекции будут у меня самыми любимыми. И похер, что он светлый — и у врага позволено учиться.

— Гиви, слюну-то вытри. А то я ненароком подумаю, что тебя возбудил этот старик, — улыбнулась Танька.

— Вы ни фига не понимаете. Ай… Да что там с вами, неучами, говорить! Хоть бы он всегда Гамаюновну замещал. Интересно, у него есть дополнительные занятия? Я бы сходил.

— Ваш озабоченный друг прав, Велеслав — легенда, — подошла к нам Светлана.

Уже начинающий становиться привычным ненавидящий взгляд в мою сторону и вполне себе спокойный в отношении других. Прям обидно стало. Я, значит, пострадал больше всех, и меня же считают виноватым. И это при том, что я ни фига не сделал!!! Впрочем, девочки всегда делают вид, что понравившийся им мальчик им вообще неинтересен. А когда он начинает гулять с другой — бесятся.

— Он один из очень немногих, кто всю свою жизнь посвятил изучению магии, и послушать его очень полезно.

— Так, а что у нас дальше? А то сидим на месте, а может, надо куда-то бежать?

— Нет, вторая лекция будет проходить тут же — монстроведение. Будут рассказывать о тварях, водящихся в Пустошах, и как с ними бороться. У нас практика через полгода, после сдачи экзаменов.

— Бред! — откинулся я на спинку сиденья. — На какой хер отправлять в пустоши первачей, которые ни хрена не умеют? Сдохнуть там шанс очень высок.

— Ты так говоришь, будто там был, — Светлана смотрела на меня уже не с ненавистью, а с презрением. Прогресс на лицо!!!

— А где, ты думаешь, моя неодаренная интеллектом подруга, я был, когда прятался от магов, которых на меня натравил твой папаша идиот?

— Поосторожней со словами, Видар…

— А то что? Могу вот сейчас встать и крикнуть во все горло — император светлых мужеложец! И ни черта мне за это не будет, потому что все знают, что это правда. И как он вообще тебя заделать смог, если больше предпочитает мужские жопы? Ну да не суть — что там происходит у него под одеялом, мне все равно.

Так вот — я тогда был в Дикой пустоши. Надо вам объяснять, что это такое? И причем долго так был — время там текло иначе. И вышел обратно, сохранив все части тела. Так что поверь мне, деточка, я знаю, о чем говорю. И если ты перестанешь так сверкать в мою сторону глазами, может, и постараюсь сохранить там твою жопку целой и никем не надкусанной.

— И что там было? — Танька аж глазками засверкала от любопытства.

— Да много чего. Но не расскажу, даже не просите. Тайна рода, и все такое.

— Причем тут тайна рода и Дикая пустошь? — Светке очень уж хотелось поставить меня на место.

— Потому что эта Дикая Пустошь теперь наша пустошь. Точней, рода Раздоровых. Мы ее полноценные хозяева.

— Врешь! Так не бывает!!!

— Бывает. Точнее, уже есть. Наши люди начали потихоньку ее осваивать. Так что я знаю, о чем говорю. А врать друзьям, извините, не приучен — я ж не Кривдин.

— Хочу все знать! — Танька пустила в ход женские чары, чуть прижавшись ко мне, и я понял, что, конечно же, все ей расскажу. Ну как тут устоять перед такой красотой? Но всё-таки расскажу не сразу, надо ж цену себе набить.

Впрочем, секрета-то никакого там не было, просто я поднимал свой авторитет, ну, и издевался чуть-чуть. Сразу пасть к ногам победительницы гордость не позволяла.

— Я подумаю, что можно придумать, — кивнул я.

— И мне. Мне тоже интересно, -надавила Настя на мою руку двумя своими аргументами, против которых было трудно устоять.

— Я тебя буду меньше ненавидеть, если получу информацию из первых рук, — заявил Гиви.

— Ладно, хорошо, я понял — все расскажу. А то вы ж с меня не слезете.

— Звучит как предложение, — облизнула губки Настя.

— Извращенцы, — фыркнула Света, но сваливать не спешила.

Видать, она думала, что такого может мне предложить, чтобы тоже услышать историю, полную коварства и любви. Так и знал, что она фанатеет от женских романов.

— Видар Раздоров, просьба зайти в кабинет студенческого совета, — раздался суровый голос из матюкальника, висящего под потолком. — Повторяю, Видар…

— Вали, — вдруг хитро усмехнулась Танька. — И смазку прихвати. Она тебе понадобится.

— Чего⁈ — охренел я.

Но эти собаки сутулые сделали вид, что ничего не знают, хотя их наглые морды кричали об обратном. Ладно, схожу. И посмотрим еще, кому там понадобится смазка….