НИКО
— Нет, — вздыхаю я, дрожащей рукой выхватывая записку из-под ее телефона и пятясь назад.
Это шутка.
Это должна быть шутка.
— Брианна, — кричу я. Мое сердце колотится в надежде, что это всего лишь какая-то больная и извращенная игра. Способ наказать меня за то, что я не смог остаться в стороне. Но моя голова? Моя голова знает правду.
Ледяной страх пробегает по позвоночнику, стекая по венам.
Записка падает на пол, и я срываюсь с места задолго до того, как она долетает до него.
Распахивая дверь ее спальни, я молюсь, чтобы она ждала меня, распростершись на кровати. Я представляю ее обнаженной, с рукой между бедер, ласкающей себя в нетерпеливом ожидании неизбежного.
Она все просчитала, когда дала мне свой ключ. Она должна была знать, что я ни за что не позволю себе провести остаток дня, не воспользовавшись им.
Конечно, она знала. Она же твоя хорошая маленькая шлюшка.
Дверь с грохотом ударяется о стену, открывая то, что я уже знал, но отказывался принять.
Ее кровать пуста. Черт, она не просто пуста, она идеальна. Простыни на месте, все подушки разложены так, как она любит.
Я осматриваю комнату в поисках чего-нибудь, что может быть не на своем месте.
Лампы стоят на каждой прикроватной тумбочке, беспроводное зарядное устройство для телефона — на ее стороне.
Электронная читалка, которая всегда лежит рядом с ее кроватью, исчезла, а когда я присматриваюсь к туалетному столику, то обнаруживаю, что пропали косметика и расческа.
Открыв ящик с нижним бельем, я обнаруживаю, что он практически пуст. Ее гардероб остался прежним.
— Нет. — Я качаю головой, отступая назад и отказываясь верить, что она собрала сумку и ушла.
Мои икры ударяются о край ее кровати, и я падаю.
Ее запах, который впервые донесся до меня, когда я вошел в ее пространство, становится все сильнее, и у меня возникает желание лечь и зарыться лицом в подушку, чтобы вдохнуть его поглубже, ведь это, черт возьми, только на пользу.
Я даю себе двадцать секунд на то, чтобы погрязнуть в жалости к себе, а затем снова поднимаюсь на ноги, и, не теряя надежды, начинаю обыскивать остальную часть ее квартиры.
Там не так уж много: ее жилище довольно скромное. Только ванная комната и довольно большой шкаф для хранения вещей на кухне. Но она не могла спрятаться в них.
Но даже когда у меня возникает такая мысль, я понимаю, что это бессмысленно.
Брианна может быть очень разной, но она не настолько жестока.
Но ушла бы она?
Думаю, ответ находится прямо передо мной, когда я, как и ожидалось, обнаруживаю, что квартира пуста. Еще больше доказательств того, что она собрала вещи и ушла, я нахожу в ванной комнате, где отсутствуют ее туалетные принадлежности.
Я достаю из кармана телефон, и моя рука продолжает дрожать, когда я открываю его и нахожу человека, у которого есть ответы на все вопросы.
Все дыхание вырывается из моих легких, когда я думаю о том, что она вернулась, чтобы быть с Джоди.
В этом столько смысла. Джоди не хотела бы видеть ее здесь так же, как и я.
Но тут мой взгляд упирается в эту простую, останавливающую сердце записку у моих ног, и наступает реальность.
Это не шутка. Она не прячется со своей лучшей подругой, ожидая, что я найду ее.
Это серьезно.
Она ушла.
Не желая смириться с болью, пронзающей мою грудь, как зазубренный нож, я тычу пальцем в экран телефона и нажимаю вызов на контакте Джоди.
— Приятно знать, что вы поднялись на поверхность, — поддразнивает она, как только звонок соединяется. — Моя подружка все еще в состоянии…
— Где она? — рявкаю я, пресекая ее насмешки.
— Ч-что?
— Где она, Джоди? — резко произношу я.
Наступает тишина, пока мои слова проникают в ее мозг.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Она с тобой.
— Нет, — заявляю я. — Нет. И ты единственная, кто может знать, где она, — кричу я, мой рассудок начинает сдавать.
В очереди раздается какое-то шушуканье, прежде чем голос моего лучшего друга заполняет мои уши.
— Мне плевать, кто ты такой, никто не будет разговаривать с Джоди подобным образом, — рычит он собственнически.
— Она ушла, Тоби. Она, блядь, ушла.
— Где ты? — спрашивает он, звуча чересчур, блядь, спокойно.
— В ее квартире. Она… она оставила записку. Она… ушла.
Я прижимаю ладонь к груди и, спотыкаясь, отступаю назад, натыкаясь на стену. Колени подкашиваются, и я падаю на пол.
Моя грудь вздымается, каждый вдох становится тяжелым и болезненным, когда я упираюсь руками в колени и опускаю голову в знак поражения.
Это наказание.
Карма.
Все плохие поступки, которые я совершил в своей жизни, привели к этому моменту.
И, черт возьми, если это не больно.
Только-только я вытащил голову из задницы и понял, чего хочу и что мне нужно в жизни, как все возвращается и кусает меня за задницу.
Разве недостаточно было потерять родителей?
Очевидно, нет.
Наверное, какая-то высшая сила решила испортить мою жизнь еще больше, чем она уже была, решив, что я заслуживаю большей боли, чем образ моего отца, безжизненно лежащего на останках разрушенного загородного клуба.
Мои мысли переключились на маму. Причина, по которой мы все там оказались. Может, она и эгоистичная дрянь эпических масштабов, но он хотел сделать это ради нее.
По какой-то причине, которую я все еще пытаюсь понять, он любил ее неистово. Он никогда ни в чем ей не отказывал. И как бы ни любили мальчики дразнить меня, я знаю, что это не только из-за того, что у нее между ног. Я вздрогнул.
Это было нечто большее. Может, она была другим человеком все эти годы, когда он впервые влюбился в нее. Может, она выросла в ту холодную стерву, которой стала.
Она никогда не была предназначена для материнства, я это точно знаю.
Неужели мы сломали ее?
И видел ли он это?
У меня так много вопросов. Так много вопросов, которые я хотела бы задать ему. Так много вещей, которые я хотела бы ему рассказать. Поделиться с ним.
К тому моменту, когда дверь снова ударяется о стену, я уже чертовски разбит. И мне даже не хочется пытаться это скрыть.
Подняв голову и обхватив ее руками, я смотрю на своего лучшего друга и его девушку глазами, полными слез.
— Где она? — спрашивает Джоди, явно забыв первое, о чем я спросил ее, когда она взяла телефон.
С моих губ срывается горький, печальный и безнадежный смех.
— Ты должна знать ответ на этот вопрос, — прорычал я, заработав предупреждающий взгляд от Тоби.
— Ник…
— Не надо, ладно? Просто, блядь, не надо.
Поднявшись на ноги, я подхожу к брошенной записке и забираю ее с пола.
Бросив ее Джоди, я жду, пока ее глаза просканируют эти три маленьких слова.
Три крошечных, неважных слова, которые не должны иметь силы поставить меня на колени. Как и женщина, написавшая их.
Я качаю головой.
Вот почему меня не интересовало ничего, кроме отношений на одну ночь.
Женщина. Любовь. Они делают тебя слабым.
Сейчас я думаю только о ней, о том, как мне чертовски больно от того, что она засунула руку мне в грудь, вырвала мое сердце и забрала его с собой.
Я даже не задумывался о том, что ее входная дверь широко открыта и на нас может устроить засаду пару итальянцев.
Я слаб. Слабый и уязвимый. И если со мной что-то случится, то виновата будет она. Не то чтобы ей было на это не наплевать.
Она ушла.
После всего, что она сказала в эти выходные, — обещаний, которые мы давали и вслух, и молча, уступая тому, что мы оба слишком долго отрицали, — она просто взяла и ушла.
— Нет, я в это не верю, — уверенно заявляет Джоди. — Она бы так не поступила.
Оторвав взгляд от записки в ее руках, я нахожу ее глаза.
— Что в этой записке заставляет тебя думать, что она шутит, Джоди? Она ушла, она бросила меня, и все, что у меня осталось от нее, — это та чертова записка.
Неужели ей больше нечего сказать? Даже «спасибо, что подвез» было бы чертовски приятно.
— Она бы так не поступила, — повторяет Джоди, ее темные глаза призывают меня поверить ей. — Я знаю ее, Нико. Я знаю ее лучше, чем она сама. Она бы не ушла. Она… — Отведя взгляд, она смотрит на почерк своей лучшей подруги, зажатый между пальцами. — Она не оставила бы меня.
Ее невысказанные слова сильнее вонзаются в мою грудь.
Она не оставила бы Джоди. Но она оставила бы меня.
В глубине души я знаю, что она права. С тех пор как мы познакомились, я был для нее просто придурком, но я думал, что мы сдвинулись с мертвой точки.
Наверное, я был наивен, думая, что она вдруг передумает и попытает счастья со мной. С той самой ночи, когда мы познакомились, она снова и снова говорила мне, что она не строит серьезных отношений, что ее не интересует будущее ни со мной, ни с каким-либо другим парнем.
А потом я чуть не убил ее. Какая женщина в здравом уме вдруг сделает разворот и решит, что хочет всего того, что раньше категорически отвергала как возможность?
Я обманывал себя, думая, что эти выходные — начало чего-то. Это было не начало. Это был конец, и я был слишком ослеплен, чтобы увидеть это.
Мы не начинали следующую главу наших отношений. Мы заканчивали их. Она прощалась, а я ни о чем не догадывался.
Я знаю, что обвинял ее во лжи, но я никогда не думал, что она способна так легко меня разыграть.
— Я такой чертовски глупый, — рявкаю я, не в силах держать это в себе. — Я поверил ей. Каждому гребаному слову. Я поверил ей, и все это было ложью. Уродливая ложь из ее красивых, пухлых губ.
— Нет, — возражает Джоди. — Брианна не лгунья. Она самый надежный и честный человек из всех, кого я знаю. Если она ушла, тогда… — Джоди нервно сглотнула.
— Тогда? — спрашивает Тоби, протягивая руку и притягивая свою девушку к себе, когда она начинает ломаться.
— Это был не выбор, — шепчет она, ее голос срывается.
Я моргаю, глядя на нее, пока мой мозг пытается расшифровать слова.
— Ты имеешь в виду, что ее похитили? — Тоби объясняет, прежде чем я успеваю договорить.
— Логично, не так ли? Она была с тобой в эти выходные, Нико. На сто процентов. И если бы ты отбросил эту хреновую вечеринку жалости, ты бы тоже это знал. Ты знаешь Бри лучше.
— Рикардо, — вздыхаю я. От одного его имени у меня стынет кровь.
Образ того, как выглядели Деймон и Ант, когда они бросили вызов и вернулись из лап итальянцев, заполняет мой разум, а в желудке бурлит желчь.
Неважно, что Брианна — женщина. Он использует ее, чтобы передать свое послание.
Сначала мой отец, а потом моя девочка.
Ублюдок всерьез желает смерти.
— Пойдемте. Нам нужно собрать остальных и сообщить об этом боссу.
Мое тело движется само по себе, ноги сами делают шаг к входной двери, прежде чем Джоди окликает меня.
— Подожди. Ты ведь отслеживал ее, да? — с надеждой спрашивает она. — Как и всех нас. — Она поднимает руку к своему ожерелью.
— Нет. — Выследить ее — значит заявить на нее права, а до недавнего времени я был уверен, что этого не произойдет. — А ты? — спрашиваю я, поднимая глаза на Тоби. Как лучшая подруга его девушки, кузина, черт возьми, сестра, если уж на то пошло, я должен был подумать, что он сделает это.
— Нет. Она не разрешила отслеживать ничего, кроме своего телефона. Она такая же упрямая и твердолобая, как и ты, — заявляет он, не сводя с меня глаз и вспоминая, сколько раз он поднимал этот разговор за последние несколько месяцев.
— Этого не должно было случиться, — возражаю я, не зная, имею ли я в виду эту ситуацию или тот факт, что я влюбился в нее.
— Мы знаем. А теперь пойдем и найдем ее, — уверенно говорит Тоби, жестом показывая, чтобы я шел к двери.
Я двигаюсь к ней, но прежде чем пройти, останавливаюсь и оглядываюсь.
Может, ее и нет, но это все еще ее место, и я чувствую какой-то странный комфорт, находясь здесь. Даже если внутри меня все бунтует при мысли о том, что она находится в лапах нашего врага.
Я хочу спросить, почему именно она? Но ответ очевиден. Пока я отказывался признать, что она для меня значит, другие это видели. Они знали, что она — наше слабое звено.
Если бы я запер ее раньше…