Испорченный союз

4

БРИАННА

Несмотря на то что я знаю, что никто не придет, мой кулак продолжает колотить по двери, пока я не смогу больше терпеть боль.

С тихим всхлипом я падаю спиной на стену. Ноги подкашиваются, и я оказываюсь на полу.

Слезы продолжают падать с моих ресниц, а тело содрогается.

Мне нравится думать, что я довольно сильная. Но проснувшись и обнаружив это, внутри меня что-то сломалось.

— Нико, — всхлипываю я, закрывая глаза, когда думаю о нем.

Это все моя вина. Если бы я не была такой упрямой и не хотела вернуться в свою квартиру, то никогда бы не оказалась здесь.

Я бы до сих пор была…

Моя голова всплывает в поисках часов.

Я понятия не имею, который сейчас час, который день.

Единственное, что я знаю, это то, что сейчас день, потому что солнце светит в окно.

Окно.

В спешке я подлетаю к нему и распахиваю шторы.

Меня встречает зелень. Под окном — самый ухоженный сад, а вдалеке деревья уходят в голубое небо.

Можно с уверенностью сказать, что я больше не в Лондоне.

Прижавшись носом к стеклу, я смотрю вниз и нервно сглатываю. Я не боюсь высоты. То, что я сказала девочкам на той неделе, — правда: я боюсь мокрой ваты. Но на самом деле мой главный страх в жизни похож на страх Эмми. Я боюсь, что превращусь в свою мать и стану пустой тратой кислорода и отбросом общества. Но все же попытка преодолеть эту вертикаль вызывает у меня волну беспокойства. Хотя что-то подсказывает мне, что это будет легче, чем то, что ждет меня здесь.

Обхватив пальцами ручки на створках окна, я тяну изо всех сил.

— НЕЕЕЕТ, — кричу я, когда они не сдвигаются с места.

Конечно, блядь, не сдвигаются.

Мой кулак сталкивается со стеклом.

Больно, но это наводит меня на другую мысль.

Повернувшись, я хватаю табуретку, стоящую перед туалетным столиком. Прижимая мягкое сиденье к груди, я бросаюсь к окну, и в голове возникают образы разбивающегося стекла.

— Сукин сын, — ворчу я, когда это не срабатывает, а вместо этого я отскакиваю назад, больно падая на задницу с табуреткой в руках.

Кто, блядь, ставит непробиваемое стекло на окна спальни?

Люди, которые не хотят, чтобы их пленники сбежали.

С измученным и разочарованным стоном я откидываюсь назад и сворачиваюсь калачиком, как жалкая женщина, в которую я не хотела превращаться.

Я не помню, как уснула на полу, но, видимо, так и было, потому что я не помню, как поднималась.

Я резко просыпаюсь и приподнимаюсь на локтях, глядя на кровать.

Как…

В животе урчит, и, втянув воздух носом, я понимаю, почему.

Еда.

Посмотрев направо, я обнаруживаю поднос, стоящий на прикроватной тумбочке.

На нем пустая миска с термосом, похоже, свежая булочка с хрустящей корочкой и не один, а целых три варианта десерта. Шоколадный брауни, фруктовый салат с меренгой и мой личный фаворит — кусочек клубничного чизкейка.

Мой желудок громко урчит, когда я приподнимаюсь, чтобы сесть спиной к изголовью кровати, и тянусь к подносу.

Мои движения замедляются, когда мое внимание привлекает написанная от руки записка.

Хорошо поешь. Тебе понадобятся силы.

Мои брови сжимаются в замешательстве, а желудок сводит от едва завуалированной угрозы в этих словах.

Взяв в руки лист бумаги, я изучаю почерк, отчаянно пытаясь узнать его.

По мере того как я смотрю на него, на меня нахлынули воспоминания.

Из моего горла вырывается крик, когда пальцы запутываются в моих волосах, притягивая меня обратно к твердому телу.

Не слыша его голоса и даже не глядя на него, мое тело мгновенно понимает, что это не Нико только что вошел в мою квартиру.

Боль пронзает шею, когда я откидываю голову назад, а горячие губы прижимаются к моей шее.

Желчь подкатывает к горлу, а его горячее дыхание щекочет кожу.

Мурашки пробегают по каждому дюйму моего тела, но они не из приятных. Совсем наоборот.

— Ты пожалеешь об этом, — вздыхаю я, стараясь говорить, как можно тверже, в то время как весь мой мир, кажется, уходит из-под ног.

— Это мы еще посмотрим, — хрипит глубокий голос.

Я поднимаю ногу, готовая откинуть ее назад как можно дальше в надежде зацепить его по яйцам, но он предугадывает это движение за милю, и вместо того, чтобы причинить ему боль, я врезаюсь в стену своей квартиры.

Моя щека ударяется об открытую кирпичную кладку, царапая кожу.

— Веди себя хорошо, Брианна, и тебе будет намного легче.

— Никогда, — прошипела я, прижимаясь к его крупному телу в надежде… черт знает, чего, но я не собираюсь мириться с этим.

— Сейчас мне нужно, чтобы ты сделала для меня одну вещь.

— Пошел ты, я ничего не буду делать. Убирайся на хрен из моей квартиры.

Его глубокая усмешка прокатывается по мне, заставляя все мои волосы встать дыбом.

— Они убьют тебя, — предупреждаю я. — Когда они узнают, что ты сделал, они выследят тебя и убьют за это.

Он снова смеется, давая мне понять, насколько он безумен. — Я с нетерпением буду наблюдать за их попытками.

— Итак, мы собираемся сделать это легким или трудным путем?

Я с трудом контролирую дыхание, приходя в себя, и поднос на моих коленях дрожит вместе с моим телом.

Образ того человека, который держит мою голову над клочком бумаги и протягивает мне ручку, чтобы я написала записку, которую он хочет, чтобы я оставила, и при этом держит шприц у моей шеи.

Он обещал мне, что если я буду выполнять приказы, то все будет просто. Думаю, в каком-то смысле тот факт, что он воткнул мне в шею то, что было в шприце, как только я закончила писать, и был тем самым легким способом.

Я понятия не имею, что было дальше. Не знаю, как он со мной обошелся и в каком состоянии оставил мою квартиру.

Неужели он все разгромил, оставив Нико и Джоди искать ее и верить, что я достойно боролась? Или все идеально, как будто я просто ушла?

Поверят ли они, что я так поступила?

Джоди — нет. Она должна знать, что я никогда ее не брошу. Как бы плохо ни было, я никогда не уйду от нее.

Она моя сестра. Может, не по крови, но во всех остальных отношениях.

И Нико. В выходные между нами все было напряженно, но, конечно, он не поверит, что я его разыгрывала?

Когда я сказала ему, что я его, я имела в виду именно это.

Я перестала бороться и готова выяснить, может ли эта связь, которую мы, кажется, разделяем, быть чем-то особенным.

Эта мысль пугает, но она не настолько страшна, чтобы заставить меня бежать.

Я не трусиха. Я не бегу от своих проблем или страхов.

Я борюсь. Так же, как и они.

Мне хочется думать, что они все это знают.

Черт, я бы никогда не убила того человека, если бы не была серьезно настроена.

Я отбрасываю мысли об этом ублюдке. У меня есть более насущные проблемы, о которых стоит подумать прямо сейчас. Но как бы я ни старалась, не могу отделаться от мысли, что это как-то связано.

Знают ли итальянцы, что это я убила его? Поэтому они выбрали меня в качестве мишени? Или я просто легкая добыча?

Я не обучена, как Стелла или Эмми, а теперь еще и Джоди. И я не так защищена, как Калли.

Я смотрю на еду перед собой. Мой желудок болит, он такой пустой, но мысль о еде не приносит мне особой радости.

Но записка верна. Что бы ни ждало меня здесь в будущем, мне понадобятся силы.

Дрожащими руками я открываю крышку, и в нос ударяет аромат свежего томатного супа.

Мой желудок урчит все громче, когда я наливаю немного в миску.

Уверена, вкус потрясающий. Домашний суп обычно намного лучше консервированного, но, когда я отправляю в рот первую ложку, она кажется мне картонной.

Я ем на автопилоте, потому что знаю, что мне это нужно. Но я не получаю от этого никакого удовольствия.

Справившись с половиной супа и несколькими кусками хлеба, я сдаюсь и ставлю поднос обратно на прикроватную тумбочку.

Я смотрю на дверь, желая, чтобы она открылась силой моего взгляда. Это безнадежно, и я думаю, не схожу ли я уже с ума от осознания того, что заперта здесь.

На всякий случай, если тот, кто меня сюда затащил, не проверил за собой, я подхожу и пробую открыть дверь. Неудивительно, но она не шелохнулась.

Я пользуюсь ванной и чищу зубы. Но как бы мне ни хотелось принять душ и смыть с себя прикосновения этого человека, я лишь представляю, как потрясающе я буду чувствовать себя под струями воды, встроенными в кафель. Затем мой взгляд задерживается на огромной ванне, и мои мышцы жаждут погрузиться в слишком горячую воду, покрытую пушистыми пузырьками.

Но мысль о том, чтобы раздеться и стать уязвимой, когда любой может войти и увидеть меня, не дает мне покоя. Поэтому, ополоснув лицо водой и вымыв руки, я возвращаюсь в спальню.

Несколько минут я смотрю в окно, прежде чем снова свернуться калачиком на кровати.

Здесь нет ни телевизора, ни радио, ни единого способа связаться с внешним миром. И мне не нужно вспоминать, как он положил мой телефон рядом с запиской, которую заставил меня написать, чтобы понять, что у меня нет и этого.

Протянув руку, я беру свой Kindle. Включив его, я несколько минут смотрю на черно-белый экран.

Аккумулятор полон. Слава богу. Но того, что я действительно хотела увидеть, здесь нет. Нет сигнала Wi-Fi.

Полагаю, это один из способов сократить список чтения.

Без интернета я серьезно ограничена в использовании этого устройства, кроме как для того, чтобы погрузиться в свои любимые вымышленные миры.

Но одной мысли о том, чтобы сосредоточиться на чтении, достаточно, чтобы я снова захотела спать.

Положив его на другую сторону кровати, я натягиваю на себя одеяло, поворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди, как будто свернувшись калачиком, как ребенок, это хоть как-то поможет.

Я лежу так очень долго, напрягаясь, чтобы услышать хоть что-нибудь.

Я могу только предположить, что здесь есть кто-то еще, потому что они принесли еду. Но один ли это человек? Или много? Все ли это мужчины или есть и женщины?

Но кроме собственного колотящегося сердца и неровного дыхания, я ничего не слышу.

Никаких признаков жизни, и, чтобы успокоить свои мысли, я убеждаю себя, что я здесь одна и что Нико и остальные уже обшаривают это место, готовые спасти меня, как в кино.

Я проваливаюсь в тяжелый сон. Какой бы наркотик он ни вкачал в меня, он явно продолжает действовать, если только мне не дали еще одну, более слабую дозу, когда мой посетитель доставлял еду. Не удивлюсь, если они хотели держать меня в седативном состоянии. Может, я и не представляю реальной опасности, как Стелла и Эмми, но они должны знать, что всего несколько дней назад я убила человека, по крайней мере вдвое больше меня.

С моих губ срывается стон, когда что-то щекочет мне щеку. В голове возникает образ Нико, убирающего прядь моих волос с лица, и я на мгновение расслабляюсь.

Борясь с желанием вырвать свое тело из глубин сна, я придвигаюсь ближе к теплу его руки.

В конце концов мне удается разлепить веки. Первое, что я замечаю, — это темнота. Второе — это то, что ко мне прикасается не Нико.

— Нет, — вздыхаю я.

— Привет, детка. Как ты себя чувствуешь?