Верить или не верить: вот в чём вопрос.
Стас ушёл. А я осталась наедине с листком, который мог мне всё объяснить. Протягиваю руку, беря маленькое невзрачное послание. Вот из таких мелочей складываются наши жизни.
«Мия.
Если бы я только мог сказать тебе это в глаза, всё не казалось бы таким убогим. Мне надо уехать. Только не думай, что я сбегаю, потому что это не про нас. Потому что наша история никогда не закончится. Не знаю, отчего-то именно в этот момент сердце дрогнуло. Может, предчувствие… Кто знает, но только исчезнув, я смогу уберечь нас обоих».
Невольно морщусь, переворачиваясь с ненавистной ногой. Из прошлого кидает в настоящее, где я не влюблённая и убитая горем стою над его могилой, а живая, но не совсем здоровая намерена карабкаться дальше по жизни. С ним или без него - придётся решить. Но Малышев дал понять, что просто так не отступится. У него план, в котором я прощаю. Наивно или самонадеянно? Пожалуй, оба варианта.
Он даст защиту от Арса, по крайней мере мне так было сказано. Семья не из последних, имеет вес. И в этом я ему верю. Малышеву ни к чему врать, тем более участвовать в спектакле, где я почти проиграла. Возвращаюсь к листку, на котором исписаны почти все строчки, клетка в клетку, буквы тесно прижимаются друг к другу, будто он хотел сказать мне многое.
Женщина любит ушами.
Он нечасто отвешивал комплименты, и вообще его любовь была тихой и всеобъемлющей. Без громких фраз, без звёзд с неба, без бахвальства и желания казаться лучше. Просто однажды он вошёл в мою жизнь, чтобы в ней остаться. Жаль, не так, как я о том мечтала. Первая любовь… и.. Единственная?
Я не подводила черту, не подсчитывала итоги. И теперь не стану.
К Арсу были чувства, я не бежала замуж из выгоды или принуждения. Не считала его последним пристанищем в безысходности. Он просто стал тем, кто ярко выделялся среди всех остальных. А я запретила себе сравнивать его с Малышевым.
Снова обращаюсь к листку, принимаясь читать.
«Как только отец уладит вопросы, мы снова будем вместе, а пока, прошу, запасись терпением. Если честно, даже не знаю, куда именно везут. Будто пленного, отобрав связь и карты. Обчистив все карманы до последнего рубля, будто и мелочь может оставлять следы.
Попробую договориться, чтобы тебя привезли ко мне. Обещать не могу, но всё же. Даже думая о том, что ты не рядом, бросает в дрожь. И с каждым километром будет тяжелее дышать.
Ты просто должна это знать не потому, что мне хочется покрасоваться, а для того, чтобы ты понимала, насколько сильны мои чувства».
Снова останавливаюсь и просто смотрю в стену, прислушиваясь к себе. Ужасное щемящее чувство селится в груди, а мозг предлагает варианты развития событий, будто играя во «что если?».
Что, если бы письмо достигло адресата? Если бы другим было не плевать на мои чувства? Если бы он просто позвонил?
«Связь будем держать через Леру, она обещала помочь. Прости, мысли сбиваются, меня торопят, стоя над душой. Потому не стану говорить того, что предназначено только для твоих глаз. Я приеду, и тогда мои слова будут принадлежать тебе, как и всё, что у меня есть.
Помни меня, малыш.
Потому что ЯЛ».
Стас иногда говорил мне это, как особый шифр. Как общение среди непосвящённых, чтобы я знала. Я люблю. Два слова, уложившиеся в две буквы.
Перечитываю послание снова, будто боясь упустить что-то важное, а потом откладываю на тумбочку. Надо же. Стас - причина моей старой боли смог на время унять ту, что теперь в моём сердце. Что если бы Лера всё же передала мне письмо, и мой ребёнок был бы жив…
Столько призрачных упущенных возможностей, только лежать и реветь, оплакивая их, не намерена. Я взрослая сильная женщина, которая должна уже встать и…
Что и, Мия? Спрашиваю саму себя. Что, твою мать, за и такое?
И доказать всем, что меня стоит бояться и уважать.
Первым делом набираю Лапину.
- Привет, Галчонок, что-то срочное?
Он даже на работе со мной ласков. Наверное, все считают, что мы спим. Хотя, какая мне до этого разница.
- Занят?
- Как бы да, у меня труп.
Насколько мы очерствели, что говорим о мёртвых будто о буханке хлеба.
- У тебя проблемы? - интересуется Лапин. Вот сейчас голос немного напрягся, наверное, потому, что я живая, и меня можно спасти.
- Были, да, - подтверждаю. - Архипов в конец охренел, расскажу при встрече. Сейчас в норме.
- Где ты? Я приеду, как закончу. Да, Лёха, - это уже явно относилось не мне, - не трогай это!
Представляю, как он машет сотруднику, и как-то теплее на душе становится. Одно прошлое заставляет нас рыдать, другое вызывает улыбку. Лапин попадает во вторую чашу.
- Да не, Саш. Занимайся делами, я попросить хотела.
- О чём?
- У тебя труп и всё такое, - напоминаю.
- Он уже не убежит, - усмехается с иронией.
Знал бы Лапин, что я тоже была на грани. Сначала там, раскинувшись звёздочкой на асфальте под колёсами чужой машины, потом предположительно в психушке, где неизвестно чем бы всё закончилось.
- Мне надо пробить номера, чья машина была, запись в хорошем качестве того момента.
- Он знает? - перебивает меня Сашка.
- Кто?
- Архипов.
- Нет, и не должен. Слышишь?
- Разве я похож на идиота. Думал, вдруг ты не выдержала и призналась о видео. Да Лёха, придурок, - сетует он на сотрудника, а я понимаю, что просто была рада его слышать.
- Давай позже созвонимся.
Отключаюсь, прикидывая, кому стоит позвонить.
Дверь резко распахивается, и Стас влетает, а я чувствую повисшую в воздухе нервозность.
- Что слу…
- Ты должна спрятаться, - говорит спокойно и твёрдо.
- Что? - снова не понимаю. Чувствую себя идиоткой.
- Он не должен тебя видеть! - Стас подхватывает меня так легко, что я не сразу понимаю, как оказываюсь на его руках.
- Куда…
- Просто поверь мне, - он быстрыми шагами выносит из комнаты, в которой я не пробыла и суток, и тащит куда-то наверх. Мы на каком этаже? Сколько их здесь всего? Кто такой он?
- Стас, объясни.
Он уверенно добирается до какой-то еле приметной двери и ставит меня на ноги. Какие-то манипуляции, и она открывается, а Малышев чуть ли не с силой впихивает меня внутрь.
- Что за…
Пытаюсь сопротивляться, когда он хватает за плечи.
- Мне жаль, что так выходит, но я потом всё объясню.
Глаза в глаза, душа в душу. Как раньше, только я стою чёрт пойми где, скрываясь от неизвестности. Малышев притягивает меня к себе, и я ощущаю вкус его губ, не зная, как реагировать. Мимолётный поцелуй, и я остаюсь в темноте, чувствуя, как какой-то механизм поворачивает меня, а дальше торопливые шаги по лестнице.