Измена. Бумеранг для любовницы (СИ)

Глава 5

Врач юлит, и мне так и не удаётся узнать, что скрывалось за его словами. Но мерзкий холод страха поселяется внутри. Там, где еще недавно была жизнь.

- Вы могли его спасти? - задаю вопрос. Голос хриплый, уставший. Дрогнул.

- Увы, Мия, - он кладёт сухую ладонь на мою, и я внутренне морщусь от чужого прикосновения, потому убираю руку. - Отдыхайте, - Карпов намерен выйти.

- Я могу забрать его, чтобы похоронить?

Он неприятно поджимает губы, раздумывая над ответом.

- Ваш муж ничего не сказал? - это скорее не вопрос, а констатация факта. - Арсений Юрьевич отказался забирать плод.

- Но я мать, - ничего не понимаю. Вернее, понимаю, что Арс снова взял в свои руки важные решения, не спросив меня.

- К сожалению, ничем не могу помочь. Это уже отходы класса «Б».

Я сидела, иначе бы мои ноги подкосились, хотя я никогда не причисляла себя к слабым людям. Но услышать такое придётся не каждому.

- Отходы? - выдыхаю слово, будто пробуя его на вкус. Да, они привыкли к своему медицинскому миру, но я - нет! Почему Архипов мне не сказал о такой мелочи?

Тишина заполняет комнату. Звенящая, тяжёлая, вязкая. Меня будто ударили по голове, потому что я почти перестала соображать, лишь жёлтые пакеты перед глазами.

- Я пойду, - снова пытается сбежать от меня Карпов.

- Доктор, - останавливаю его, и моё сердце отбивает барабанную дробь. Мне страшно думать, страшно спрашивать, потому что я понимаю, что могу получить ответ, который не просто ранит, он убьёт меня. Сглатываю подступивший ком и впечатываю ногти в ладони, чтобы отрезвить себя. - Я могу… - голос срывается, хотя я не кричала, потому приходится откашляться, а медсестра внезапно говорит, что Карпову пора.

- Вы сильная, у вас всё получится, - улыбается, отвечая на какой-то совершенно другой вопрос, потому что я хотела спросить его о другом. «Могу ли я иметь детей?» Но он уже испаряется в дверном проёме, а у меня интересуются, не нужно ли мне что-то?

Время. Не зря говорят, что именно оно - лучшее лекарство. Я не готова сдаваться несмотря на то, что мучительно больно. Что я пылаю изнутри. Максимум, чем мне могут помочь - седативное. Но качаю головой и снова остаюсь одна. Только сейчас замечаю чёрный экран напротив, смотрящий на меня тёмным прямоугольным оком. Хочется ли мне забить мой эфир чем-то, кроме горя, в котором тону?

Мне не выдадут то, что было моим маленьким чудом. Не будет места, куда можно прийти спустя время. Его будто и не было, потому что по законодательству это ещё не человек. Звучит мерзко и ужасно, и меня воротит. Но Арс не настаивал, чтобы забрать нашего сына, не сказал мне об этом. Он сделал так, чтобы ничто не напоминало об этом.

Глубоко вдыхаю через нос, пытаясь утихомирить разбушевавшийся желудок. Снова глоток воды, и прикрываю глаза.

Я всегда верила в бумеранг. В то, что нельзя желать людям плохого, это коснётся и тебя, но сейчас не могу отделаться от навязчивой мысли, чтобы этот мерзкий тип, что сбил меня, притащил свою задницу в полицию.

Когда входит медсестра, прошу снотворное. Иначе сойду с ума ото всех этих мыслей. Во сне не так больно, не так ужасно. Не так безысходно.

Запихиваю через силу обед, потому что она уверяет, что так будет лучше. Что воля, что неволя - всё равно. Оставляет меня наедине с белой таблеткой, и я задумчиво рассматриваю её на ладони, когда звонит мать. Тянусь к телефону, и белая капля соскальзывает, укатываясь куда-то в сторону шкафа.

- Да, мам, - отвечаю ей. И так хочется сжать её в объятиях и спрятаться на груди, что сжимаю зубы, и снова проступают слёзы.

Она всегда была для меня опорой и примером. Сильная, уверенная женщина. Та, что вытащила на своих плечах нас с Пашкой, как могла. Я хорошо помню, как она теряла сознание на похоронах отца, как белым полотном мелькало её лицо среди людей в чёрном, как тянула она руки к тому, кто больше никогда не вернётся. Она не играла, нет. Она любила: сильно, искренне и по-настоящему.

Иногда мне кажется, что так больше не любят. Что в нашем мире есть деньги, власть, амбиции, желание взять самое красивое и дорогое. Всё, что угодно, только не любовь. Без великого чувства, на котором зиждется настоящая семья. Любовь стала продажной, неким бартером. Никто не готов понимать супруга просто так, потому что это его человек. Можно терпеть из-за выгоды: те же деньги, статус или что-то особенное.

Мир прогнил до самого дна.

Около двух недель назад я встретила знакомую. Она не улыбалась, а прикрывала ладонью беззубый рот. Всё просто настолько, что у меня волосы встали дыбом. Она променяла не лучшую ночь любви с каким-то полоумным садистом на однушку в центре. Он избил её до беспамятства, выбил зубы. Но она довольна, чёрт возьми. Она счастлива! Такая явно придёт покрасоваться на похороны своего мужа в новой шляпке и платье.

Вот наше общество.

Моя мать будто из другого мира, и я мечтала, чтобы в моей жизни появился такой же мужчина, как отец, потому что их любовь была ощутима. Она покрывала не только их, но и нас с Пашкой.

Жаль такого больше не делают. Я не чувствую от Арса подобного, не испытываю этого сама. Страсть улеглась, сменившись какими-то спокойными чувствами. Порой будто соседи. Словно два человека, которые должны выполнять никому не нужные действия.

Я рассказываю, где я и что со мной, и она не причитает, а просто слушает.

- Как ты, - наконец, задаёт вопрос.

- Умираю, - признаюсь.

- Я приеду вечером.

- Нет, мам, лучше завтра. Хочу побыть одна.

Настроение будто резко меняется. Мне кажется, что именно завтра стоит начинать говорить с людьми.

- Я всегда рядом.

Звонок разъединяется, а отворачиваюсь к окну, потому что снова слёзы. Чтобы не видно было никому, ведь они лишь мои. Забываю о таблетке, и дрёма приходит сама. Полузабытьё, в котором меня качает на волнах тревоги и отчаянья.

- Она приняла седативное, - слышу из-за приоткрытой двери, и не могу понять, сон это или явь.

Шаги приближаются, но я не размыкаю глаз.

- Вам лучше уйти, - снова голос медсестры.

- Я подожду, - звучит мужской, и он точно принадлежит не Арсу.