Мы долго торгуемся по поводу цены, пока Архипов обрывает телефон. И как только совесть поднимает голову, напоминая, что фирма ни капельки не моя, прошу её заткнуться и залезть обратно, потому что я так решила.
- А ты мне нравишься, - хищный оскал напротив, и руки, сложенные в замок. Кажется, он гипнотизирует, только Малышеву совершенно не по нраву.
- Мы уходим, - какого-то чёрта обобщает, решая за меня.
Мы.
Это нечто объединяющее. Никаких нас нет. Есть отдельно Стас, отдельно я. И как бы чувства из прошлого не поднимали голову, я не могу переступить черту, которую однажды подвела его семья. Будто земля разъехалась настолько сильно, что нет возможности к нему перепрыгнуть. А с моей стороны стена без просветов.
- Мы не договорили, - остужаю его пыл, не двигаясь с места. Вот сейчас, говоря про мы, объединяю нас с Алиевым. Но тут всё просто: продаю не сахарную вату. Дело Архипова, над которым он так печётся. Прикидываю, что мне за это будет, и понимаю, что юридически не подкопаться. Арс собственноручно выдал мне все права распоряжаться компанией, как мне вздумается. Если бы он знал, какую цену заплатит за свою беспечность, вряд ли бы начал войну так открыто. Только он не мог просчитать всё до мелочей, и это значит одно: он не знал, что придумала его курица.
Я умею рассчитывать тактику. И, если Арс думает, что эти деньги для меня, сильно ошибается.
Слишком горда, чтобы брать его чёртовы бабки. У меня есть вариант куда лучше, чем оставить их у себя.
Гудини немного удивлённо подбрасывает брови, косясь в сторону Малышева, а потом снова глядит в упор.
- Может, продолжим беседу в более приватной обстановке? - говорит, понижая голос намеренно. Он так клеит тёлок? Надо его огорчить, я не ведусь на подобное.
Стас резко поднимается, и его желваки играют на лице, но Алиев даже не дёргается от неожиданности, в отличие от меня. Стальные нервы, взгляд хищника. Малышев прятался, а такие, как Гудини, догоняли. Хотя, если бы он знал, что кого-то следует догонять, обязательно бы сделал это.
- Или, может, ты пойдёшь на х? - медленно говорит Стас. - Из таких, как ты, тоже кровь течёт, - смотрит с ненавистью на того, кто продолжает портить жизнь его семье. Он единственный, кто тут стоит, и отчего-то это выглядит жалко. Раньше он казался мне скалой, которую не подвинуть. Мужественным, сильным. Он сидел, когда другие стояли. Да и были мы студентами.
Но тут иное. Как выйти на ринг против тяжеловеса. И надо отдать должное: не сидит, молча в тряпочку, а намерен защищать мою честь.
- Я не сплю с клиентами, - спокойно заявляю, намереваясь закончить эту встречу без кровопролития, и намерена сбежать, наконец, в туалет. - Подготовлю документы, встретимся снова, - намереваюсь подняться, но он останавливает.
- С клиентами? - будто пробует слово на вкус. - Зачем же тянуть? - разговор человека, который точно знает, что хочет. - Может, выйдешь отсюда и передумаешь. Или, - склоняет голову набок, - за тебя передумает кто-то ещё.
Конечно, он говорит про Архипова, и я представляю, как он крушит кабинет или комнату, в которой сейчас находится.
Человек в чёрном достаёт ноутбук, намереваясь составить договор. Надо же, как всё подготовлено. Но он прав. Как только я уйду отсюда, мне придётся прятаться и скрываться, потому что Архипов так просто это дело не оставит. Даст задание своей любовнице караулить меня на улице, чтобы сбить наверняка?
Медлю с ответом, но не потому, что передумала или боюсь, просто перебираю варианты, что делать дальше.
- Так и знал, - откидывается на спинку Гудини. - Только у мужиков есть яйца, - бросает взгляд на Малышева, поднимая уголки губ. - Да, дорогой шурин?
Вижу, как сжимаются кулаки Стаса, и он на секунду закрывает глаза. Чтобы усмирить гнев? Чтобы придать себе смелости впечатать кулак в наглую морду?
Я не ведусь на провокации. Чем больше ты будешь показывать, что тебя раздражает, тем чаще человек будет это делать. Правда, в большей степени такое относится к детям. Но сейчас Алиев играл во взрослые игры, и отчасти был прав. Не верю, что у Малышева не было ни единой возможности дать о себе знать, как и в то, что он не мог сбежать. Он боялся, это очевидно. Делал так, как завещает папочка. У того опыт, конечно, а Стасу было двадцать три. Планка падает ещё ниже, и я не могу с этим ничего сделать.
Но есть и другая сторона медали: лучше быть живым, чем отчаянным и мёртвым.
Где эта грань между трусостью и безрассудством? Наверное, погребена под толщей земли на кладбище.
Малышев дёргается в сторону Алиева, успевая задеть того в плечо, когда его обхватывает охранник, удерживая в кольце рук.
- Ты же в курсе, что за такое бывает? - Гудини трогает щёку, смотря на противника спокойно.
- Предлагаю вам оставить ваши семейные разборки между собой, - перевожу на себя внимание. - Или мы подписываем бумаги в спокойной обстановке, или мне придётся уйти. И кто знает, вернусь ли я.
Блефую. Алиев мне нужен так же, как я ему. Только он не в курсе.
Лёгкое движение головы Гудини, и охранник отпускает Малышева, а я чувствую себя мамочкой хулигана, которую вызвали к директору.
- Стас, - поднимаюсь с места, - помоги выйти.
Он тут же оказывается рядом, беря меня за талию, а я будто даю ему защиту, зная, что меня не тронут. Я не переходила дорогу Гудини, наоборот, принесла ему на блюдце желаемое.
Оставляю документы на столе, пока юрист заполняет нужное. Но я не идиотка, это копии. Оригиналы всё ещё у Славы, и как только дам отмашку, она передаст их.
- Рассчитывать, что ты не сбежишь? - обращается Адиль к кому-то из нас, и я опережаю ответ Стаса.
- Никогда ни от кого не бегаю!
Он переводит взгляд на Малышева, в котором читается всё, что не сказано вслух, а я немного подталкиваю своего провожатого к выходу.
- Неужели ты думаешь, что, ударив Гудини, что-то решишь? - выбираюсь, наконец, из уборной, чувствуя неимоверно облегчение. Не гора с плеч, конечно, другое, она уйдёт, когда я решу, что делать с Архиповым.
- Прости, это твоя встреча, но я не мог сдержаться, - он подавлен. Ещё бы. Каждый мечтает выглядеть в глазах женщины этаким супергероем. Ему не удалось, как бы не старался.
- Ты хотел уехать, - напоминаю. - Думаю, сейчас самое время.
Он смотрит как-то обиженно что ли, будто и я задеваю его чувства. Маленький взрослый мальчик, который запутался в том, что ему нужно в этой жизни: остаться или сбежать.
- Ты рад, что вернулся? - решаю задать вопрос. - Ну вот ты хотел прийти ко мне и всё рассказать, - в последний момент заменяю «покаяться» на рассказать. Не знаю почему, наверное, сейчас я его жалею. - Стало легче?
Он смотрит слишком долго, не отвечая, и память снова делает отсылку в прошлое. Зря. Я любила другого человека. Не того, что сейчас передо мной, пусть он и выглядит очень похоже.
- Я задала вопрос, Стас, - голос мягкий, будто пытаюсь вывести на откровенный разговор подростка, замкнувшегося в себе, чтобы, не дай бог, он не суициднулся.
- Ты стала другой, - отвечает на это.
- Да, - киваю. - Сильной женщиной, чужой женой, почти матерью.
Перечисляю то, что было за эти годы в трёх словосочетаниях.
Он смотрит куда-то за мою спину, и я понимаю, что нас уже потеряли. Поворачиваюсь, так и не дождавшись ответа, и мы снова возвращаемся в приватную комнату.