(Глеб)
Ее маленькая ручка безвольно лежала в моей руке.
Я сам во всём виноват. Впервые мне хотелось самому себе набить морду. Всё началось неделю назад, когда в офис заявилась Кристина. В который раз предлагая себя. Она и до этого звонила пару раз, пытаясь договориться о встрече, но я игнорировал её. Я считал, что одного разговора для объяснения и расставания было достаточно, а если не понимает, то это её проблемы. Но Кристина оказалась намного наглее. В тот день она вновь попыталась завлечь меня своим стройным телом, лезла к ширинке. Но перед глазами стоял образ спящей Софи, как она уютно устроилась на моей руке, а золотистая прядь колечком закрутилось на виске, и я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить её. Кристина же не вызывала ни желания, ни сочувствия. Поднял рывком с колен и встряхнул как следует, чтобы у неё мозги на место встали.
— Стоило твоей миленькой жёнушке ноги раздвинуть и ты сразу приручился? — язвила от бессилия Кристина.
— Я последний раз предупреждаю: или ты уходишь или…
— Или что? Ты самолично меня выставишь? Или может отшлепаешь? Тебе же нравилось раньше унижать меня и причинять боль. Ты уверен, что она выдержит это? Что с тобой случилось? Ты превратился в тряпку. Я не узнаю тебя Громов.
Я едва сдерживался. Из последних сил сдерживался. Но её слова вгрызлись в мозги и даже после её ухода продолжали крутиться в голове. Я действительно стал совсем домашним. Меня тянуло к Софи. Так тянуло, что я сам пугался собственных чувств. Надо было дать себе время, чтобы понять. Не надо было оставлять её одну. Кто знает, что она себе накрутила в голове. Ещё и Ксюша пришла на разборки.
Наверно, со стороны мы действительно выглядели, как два влюбленных человека, но только мы с Ксюшей знали, что это не так. Поначалу я и правда был влюблен в неё. Мы с Максом даже соперничали, чтобы добиться её расположения. Но Ксюша сделала свой выбор и я отступил. Хотя её образ долго преследовал меня и девушку я себе хотел такую же чистую, веселую, независимую. Именно поэтому, когда мама обратила моё внимание на Софи, я и решил предложить ей замужество. Она напоминала Ксюшу, только была более спокойная и молчаливая. От её аромата меня пробирало до дрожи, хотелось обнять её и никогда не отпускать. Её мягкая податливость и невинность пробуждали во мне чувства, о которых я и не подозревал. Хотел защитить, закрыть её от всех, обнимать, целовать и шептать в её аккуратное ушко, что она только моя. С Ксюшей такого не было.
Зачем она пришла в кабинет, зачем пристала с расспросами, как я отношусь к Софи? Зачем отчитывала меня, как мальчишку? А вышло совсем всё неправильно.
Я снова посмотрел на разбитое лицо Сони, на котором казалось небыло живого места, отекшее с синяками под глазами из-за сломанного носа. Перелом ребра. Сотрясение. Она еще легко отделалась, сказал доктор. Я сжал её пальчики и прижался губами. Как бы мне сейчас хотелось все вернуть назад.
Дверь в палату распахнулась и на пороге появился врач.
— Вы всё ещё здесь? Я же вам говорил, езжайте домой, отдохните. Ваше присутствие здесь бесполезно.
— Я хочу быть рядом со своей женой.
— Ваше право. Но у неё сейчас запланирована операция, можете подождать в коридоре.
— Какая операция? Мне никто ничего не говорил. Я разрешение не подписывал.
— Хорошо, давайте подпишем документы сначала, а ваша жена конечно же подождет.
— Хотя бы скажите, что за операция?
— Выскабливание после выкидыша.
— Выкидыш?
— Ваша жена была беременна, но после многочисленных ударов это был вполне вероятный конец.
Как беременна? Но мы же только недавно…
Я посчитал сколько прошло с того дня у Макса с Ксюшей — три недели. Холод и апатия сковали тело. Теперь к вине за то, что случилось с Соней еще добавилась вина за моего неродившегося малыша. Зачем я разжал руки? Не надо было выпускать её. Как бы она ни кричала, надо было держать.
— Она вам наверно не сказала. Сочувствую. Но всё же прошу выйдите из палаты.
Не помню как ноги вынесли меня в коридор, потом на улицу и в ближайший бар. Хотелось забыться, залить свои мозги алкоголем, чтобы не думать, не чувствовать эту неимоверную тяжесть в груди. Ведь я понимал, что теперь она меня никогда не простит. Я бы не простил.
Зеленая поляна перед маминым домом утопает в цветах. Точно таких же, как и у Глеба в саду. Я сижу на покрывале расстеленном на зеленой шелковистой траве, а рядом лежит маленький мальчик. Его зеленые глаза, как у меня смотрят серьезно и так по взрослому будто он всё понимает, тянет ко мне свои маленькие пухлые ручки и даже не кричит.
Мне хочется взять его, но я никак не могу дотянуться. Он лежит в полуметре от меня, а я не могу взять его на руки. Как странно… Через мгновение я замечаю как быстро он начинает расти.
Вот ему лет пять, он улыбается улыбкой Глеба.
Вот ему уже десять, руки в карманах, показывает язык.
Вот уже подросток, смотрит исподлобья, но я знаю, что любит. Тяну к нему руки, хочу сказать как люблю его, но он качает головой и уходит.