(Глеб)
— София, давай не будем торопиться. Если тебе надо побыть в одиночестве, подальше от меня, я не против. Понимаю, что иногда такое состояние накатывает. А если захочешь, я могу оставить дела и на недельку приехать к тебе, проведём время вместе. Ведь у нас так и не было медового месяца. Или можно поехать в любую точку земного шара, куда ты захочешь.
Я ждал, что она согласится. Надеялся. Но после недолгой паузы она ответила “нет”.
— Глеб, я хочу забыть тебя и это позорное замужество. Оно было изначально обречено на провал. Одно хочу спросить у тебя. Ответь честно. Зачем ты сделал мне предложение, а потом изменил?
Я молчал. Невозможно в один момент стать святым и покаяться в собственной глупости.
— Может, я когда-нибудь тебе расскажу, когда мы будем наедине. По телефону о таком говорить не хочется.
— Что ж, значит, это так и останется для меня тайной. За мамой я приеду через две недели, если ты не против. Прощай, Глеб.
Она скинула трубку.
Я не ожидал, что это невинное слово “прощай”, вызовет во мне яростный взрыв. Швырнул телефон об стену, словно он был виноват в том, что София ушла. Я схватился за голову, сдавливая виски.
Ну ничего-ничего. Пусть отдохнёт, восстановится. Я сам приеду к ней через недельку. Отступать не в моих правилах. Только для начала надо закончить сделку и передать дела помощнику. Слава богу, он у меня умный малый.
Вдавил газ, наблюдая, как стрелка приблизилась к отметке сто двадцать. Послушный гелендваген довольно урчал, разгоняясь по трассе. Наконец, душный город с его заботами и проблемами остался позади.
Всё изменилось. Я даже сам не понял, в какой момент эта маленькая зеленоглазая ведьма просочилась ко мне в душу. Ведь знал её столько лет, но она никогда не вызывала во мне ничего кроме раздражения. С того самого дня, когда поймал её за подглядыванием, я всегда чувствовал её взгляд. Стоило мне приехать к родителям, она тут же появлялась за оградой. Сидела на лавочке перед домом якобы читая книгу. Мама души в ней не чаяла, все разговоры о девушках всегда сводились к Софии, о том какая она умница. Это всегда раздражало. С каждым приездом всё сильнее. И женился я на ней назло матери, хотелось доказать, что нет идеальных. Все женщины меняются, как только у них появляются деньги. Да и не только женщины. Я был уверен, что с Соней произойдёт то же самое. Со мной так было, сколько раз я наблюдал, как из скромной маминой дочки девушка в одну ночь превращалась в шалаву. Соглашалась на всё ради денег. Продавали свою девственность задорого, уединялись с тремя парнями разом. И всё за деньги. Мир прогнил. Даже друзья предавали за деньги и власть. В этом мире я не доверял никому. Только Макс прошёл со мной через все круги ада, сохранив лицо. Ему я мог доверять и свою жизнь, но не женщинам. Продажные шкуры. Сколько их было у меня… бедные овечки с потупленным взором превращались в постели во львиц, пытаясь подарить незабываемую ночь, чтобы навсегда привязать меня к себе. Но это так не работает. Так же как и невозможно привязать ребёнком. Соня же была настолько ребёнок, что я долго думал о том, что она хитрит и прикидывается.
И Кристину притащил в ту ночь, чтобы Соня устроила скандал, и показала своё истинное лицо. Сейчас вспоминать те мысли было неприятно. Как бы горько ни было признавать, но мама была права. Соня действительно ангел. Как ей удалось сохранить такую чистоту, ума не приложу, но она действительно была такая. Я проверял её во всём, когда отдал карту. Она не побежала по магазинам скупать всё, что попадалось на глаза. Только в салон зашла, как я ей и сказал. Даже Ксюша, которой никогда не нравились мои девушки, отчитала меня на следующий же день после нашей вечеринки.
— Ты Громов дурак. Такую девчонку испортил. Для первой ночи ты должен был увезти её на Мальдивы, устроить нежнятину и романтик, и только тогда лишать девственности. А не так, как ты, у друзей в гостях.
— Я не думал, что она ещё девственница.
— Так почему не спросил?
Это был хороший вопрос. Может, потому что я не доверял женщинам. Они всегда врали.
София была другой: милой, невинной, обворожительной, сексуальной, доброй, удивительной. От её запаха я сходил с ума. Даже её подушку притащил к себе в спальню. Когда Соня упала, я впервые почувствовал, насколько она дорога мне и как я боюсь её потерять. Не отпущу. Верну любой ценой. Для этого я сейчас и гнал в деревню к ней. Пусть ругается, пусть ненавидит, лишь бы не видеть её равнодушного и потускневшего взгляда, каким она смотрела на меня в больнице.