Прошла неделя с моего неудачного падения. Я уже понемногу вставала, старалась как можно дольше обходиться без помощи Ани. Рёбра перед прогулкой всегда туго перематывала фиксирующими бинтами. Врач сказал, что на заживление носа и ребра уйдёт около трёх-четырёх недель. Но нос уже дышал намного лучше, а фиолетовые синяки под глазами приобрели зеленовато-сиреневый оттенок.
О жизни в городе я старалась не думать. Так же как и о возможности сохранения отношений. Это всё осталось в прошлом. Мне было больно находиться с ним, больно смотреть на него. Я не представляла, как жить с ним рядом и постоянно вспоминать обо всём, что было. После последнего разговора он ещё несколько раз пытался поговорить со мной, но я затыкала уши, даже голос вызывал во мне чувство нарастающей паники. Я ждала выписки, чтобы поскорее забрать маму и уехать к себе.
С каждым днём меня всё больше накрывала тоска по родному дому. Мне хотелось спрятаться в глубине беседки, которая стояла в окружении яблонь, где стоило только протянуть руку, чтобы сорвать яблочко.
Я не предназначена для красивой и богатой жизни. Если вся жизнь богачей проходит именно так, словно попал в Санта-Барбару с интригами и изменами, то мне роднее был мой спокойный уголок.
Я словно Скарлетт из “Унесённых ветром” напитывалась силой родной земли и в любой передряге тянуло всегда домой.
Спустя ещё пару дней меня, наконец, выписали, пришлось клятвенно заверить Романа Андреевича, что буду носить корсет и только тогда он отдал бумаги на выписку.
Я вызвала такси, на водителя и личную машину, мне казалось, я больше не имею права, раз решила уйти. А когда подъехала к дому, ещё минут пять стояла перед ним, не решаясь зайти. Да и что я могла забрать? Все вещи были не мои, Глеб купил их без меня, на свой вкус. Я прошлась по спальне и поняла, что забирать ничего не хочу. Ведь чтобы я не взяла с собой, всё будет напоминать о моём неудачном замужестве. На тумбочке заметила книгу, которую так и не дочитала. Приподняла и листнула пару страниц, в середине книги нашла закладку из крафтовой обёрточной бумаги, на ней схематично был нарисованы несколько персонажей из книги. Сверху образ Печорина, чуть ниже тонкий девичий силуэт Беллы, а в самом низу мчащийся жеребец с развивающейся гривой. Я несколько минут всматривалась в иллюстрации, представляя себе, как Глеб, читая книгу, задумывается, смотрит вдаль невидящим взглядом, а потом росчерком руки накидывает эти рисунки. А ведь я даже не знала, что он рисует. На самом деле я вообще плохо его знала. Он был словно закрытая книга, которую надо суметь прочесть. Три года назад я пыталась прочитать книгу Джойса “Улисс” и не смогла осилить даже ста страниц, так и с Глебом. Он был не для меня, надо было давно это понять и не пытаться изменить судьбу.
А сейчас мне даже и не хотелось его читать, не было ни сил, ни желания. Пусть найдётся та, которой он сам откроется. Но рисунок и книгу положить обратно не смогла. Словно это было что-то моё, личное. Подтверждение того, что Глеб не такой уж бесчувственный.
Я обняла книгу и вышла из комнаты. Теперь мне надо было заехать к маме, но когда посмотрелась в зеркало, поняла, что это было не самое лучшее решение. Маме ещё никто не успел сказать, про то, что случилось со мной. И сейчас появиться с синяками, это всё равно, что признаться во всём. Зачем ей лишние переживания?
Когда мы уехали в город, дом остался на попечении дальнего родственника. Его задача была хотя бы раз в неделю заходить в ограду проверят, что никто не залез в дом. И, пока мама была в больнице, я решила ехать домой. Снова вызвала такси до автовокзала. Купила билет на вечер, но оставался последнее незаконченное дело: надо было позвонить Глебу и договориться с ним, что маму я смогу забрать, когда сойдут синяки и заживёт ребро.
Опять мне понадобилось несколько минут, чтобы набраться смелости и сил, чтобы позвонить ему. В это раз он взял трубку мгновенно.
— Да Софи. Привет! — голос был хоть и усталым, но слышалась радость.
— Глеб, я уезжаю. Могу ли попросить оставить маму в больнице, пока не заживут мои рёбра?
— Уезжаешь? Куда? — он словно не слышал, о чём я спросила. — Где ты?
— Неважно.
— Ты сбежала из больницы?
— Нет. Роман Андреевич отпустил. Я подам на развод сегодня. Если у тебя есть возможность развести нас быстрее, то не буду против. Я нарушила договор, думаю, у тебя проблем не будет с оформлением. Если что-то надо подписать, присылай на почту, я вышлю факсом. Единственное прошу за маму.
— Значит, ты так всё решила.
— Да.
— Я не хочу разводиться.
— Если ты откажешь, то развод затянется на три месяца. Но я всё равно это сделаю. Это моё право.
— Ты понимаешь, что это глупо? — я чувствовала в его голосе сталь и… что-то ещё. Сожаление? Нет, наверно, показалось.
— Для тебя глупо, а для меня это единственный выход.