Последние три дня прошли как в тумане. Глеб помогал организовать похороны. Маму я решила похоронить на кладбище в нашем посёлке. Там на одном участке был похоронен дедушка и бабушка. Я думаю, она была рада моему решению, чтобы я не разделяла её с семьёй.
Приехала старшая сестра, больше для приличия, чем для помощи. Поминать решили по-простому: длинный стол, накрытый незамысловатыми блюдами и салатами, которые готовили я и мама Глеба. Именно она согрела меня своим теплом хоть немного. Не расспрашивая и не высказывая кучу ненужных слов, она просто помогала готовить, принимать гостей. Глеб заказал надгробный памятник, за что я была ему благодарна.
Люба — моя сестра, совсем не соответствовала своему имени. Она была высокомерна, с презрением относилась к слабым, а меня она всю жизнь такой и считала. Она была пробивной, болтушкой, всегда нравилась людям. Мы были противоположностями друг другу.
Я нарезала овощи для салата, когда Люба проснулась и сонная заявилась на кухню. Я видела, как Тамара Дмитриевна недовольно посмотрела на неё, но промолчала.
— Весь стол заставлен даже чаю не попить, — начала ворчать сразу, как зашла на кухню.
— Попей в зале, — машинально ответила я.
Её колкости и вечное недовольство я научилась не воспринимать. Пропускала мимо ушей.
— Вообще, не понимаю, зачем готовить весь день. Надо было кафе снять, и всё. Как будто мы не в двадцать первом веке живём.
— Надо было предложить раньше, мы бы скинулись и сняли кафе, — снова ответила я равнодушно.
— У тебя муж богатый, что он оплатить не может? Сами в коттедже живёте, на мерсе разъезжаете, а маме на похороны зажали.
Я подняла на сестру глаза, вся сдержанность и равнодушие испарились. Злость обожгла меня изнутри и рвалась наружу.
— Вот это всё, — показала на продукты, — оплатил Глеб. Памятник тоже Глеб купил, какого хрена ты наезжаешь на меня и моего мужа? Если тебе что-то не нравится, можешь сама всё организовать. Тебе никто не запрещает.
Краска бросилась мне в лицо, я чувствовала, как пульсирует в висках кровь.
— Вы меня даже не спросили. А раз начали делать, вот и делай сама, я даже палец о палец не ударю, — понесло Любу.
— Девочки, не ругайтесь. Всё-таки похороны вашей мамы, — попыталась нас успокоить Татьяна Дмитриевна.
— Знаете, давайте мы сами с сестрой разберёмся, — огрызнулась Люба в ответ.
В этот момент вошёл Глеб. Люба сразу присмирела, его вид действовал на неё магически, она сразу становилась покладистой и милой.
— О, Глеб, доброе утро! Как спалось?
— Я думаю глупый вопрос с учётом, что моя тёща умерла.
Он подошёл ко мне и погладил спину.
— Малыш, ты не устала? Может, тебя Люба сменит?
— Она не сменит. Ей не нравится идея поминать маму дома.
Глеб хмуро посмотрел на Любу. Та сделала вид, что ничего не услышала.
— Люба, в следующий раз подходи ко мне и высказывай все претензии мне в лицо, а не за спиной.
— Это моя сестра, и я это наши разговоры. А ты София опять, как нюня наябедничала на меня. Что ты за сестра такая? Вечно пытаешься меня выставить в дурном свете.
— Соне и не нужно рассказывать. У меня есть и глаза, и уши. И судя по тому, что я вижу, ты Люба особо не разбежишься. Может, ты, прежде чем других людей обвинять, на себя посмотришь?
— А что я? Я маму любила, это она её угробила. Зачем надо было везти её в больницу? — Люба уже не говорила, а почти кричала. Это была нормальная её реакция на любую критику.
— Мне смешно слышать подобные слова от человека, который за два месяца ни разу не приехал к матери.
— Да что ты знаешь…
Глеб подошёл к Любе ближе, подавляя своим ростом и мощью.
— Запомни, я знаю многое, и никогда не поверю тому бреду, что ты говоришь про мою любимую жену. Ещё одно слово про неё и ты вылетишь из этого дома. Поняла?
— Но…
— Я спросил тебя. Ты поняла?
Люба кивнула, бросила на меня испепеляющий взгляд и удалилась в свою комнату.
Может, Глеб был с ней чересчур груб, но я в какой-то мере была рада, что он поставил её на место.
— Сына, может, не надо было так грубо?
— Такие люди по-другому не понимают, — ответил Глеб холодно и вышел.
— Вот ведь какой, — цокнула Тамара Дмитриевна, но я видела, как светились её глаза, она гордилась Глебом, гордилась, что он повёл себя как мужчина.
После процессии и того, как гроб закопали, мы вернулись в дом. Народу было немного, мама мало с кем дружила. Посидели в тишине, никто не буянил. Глеб сидел рядом, постоянно прикасаясь ко мне, поглаживал спину, словно подпитывал своей энергией. Я же сидела прямо, есть мне совсем не хотелось. После кладбища в носу стоял запах свежих досок, из которых был сколочен гроб и краски. Меня подташнивало.
— София, надо поесть немного, — прошептал мне тихо Глеб.
— Я не хочу.
— Я понимаю, что мама это самое родное, но это ведь она умерла, а не ты. Она бы не хотела, чтобы ты так сильно убивалась. Подумай, чтобы она сказала, если бы увидела тебя сейчас.
— Глеб, я прошу…
— А я прошу тебя немного поесть. И я не отстану. Хочешь, покормлю тебя?
Он поднёс к моему рту ложку с салатом.
Я покачала головой, но Глеб упрямо держал ложку и не убирал.
— Одну ложку и я отстану.
Я посмотрела на него, вздохнула и открыла рот.
— Вот умничка.
Солнце уже садилось, на небе собрались тучи. Похолодало. Глеб обнял меня и прижал к себе. Взял мои руки в свои ладони.
— Ты совсем как ледышка. Давай погрею.
Я молчала, принимая его заботу.