Галерея открылась в старом здании с высокими окнами, где солнечный свет цеплялся за пыль, как за воспоминания. Марина стояла перед фотографией, которую не решалась выставить годами: тот самый мост, снимок, сделанный в день, когда всё ещё казалось вечным. Рука дрогнула, поправляя табличку — «Недостроенные истории. Архивный проект Алексея Громова». Его фамилия резанула тишину.
— Мама, ты опять здесь? — Полина замерла в дверях, держа в руках кофе. В её движениях уже не было детской неуклюжести, только лёгкая настороженность, будто она всё ещё проверяла, можно ли подпустить к себе мир.
— Решила добавить старые работы, — коротко ответила Марина, отводя взгляд.
Дочь молча подошла, в её глазах мелькнуло что-то знакомое — то же упрямство, что когда-то было унего.
— Ты же говорила, что не хочешь его вспоминать.
— Иногда прошлое нужно отпустить публично, — Марина провела пальцем по стеклу, за которым застыл мост. Или поймать за хвост, — но это она оставила при себе.
Стройка гудела, как живой организм: рёв машин, крики прорабов, звон металла. Алексей смотрел с высоты крана на город, который обрастал его бетонными детищами. «Громов Корп» — вывески красовались повсюду. Успех? Да. Но по ночам он всё так же просыпался от видений изогнутых арок и тросов, которые больше не принадлежали ему.
— Босс, смета по новому ТЦ готова, — молодой инженер протянул папку. Алексей кивнул, машинально листая страницы. Цифры, графики, прибыль. Всё чётко. Всё пусто.
— Мосты… — вдруг начал он, и инженер замер. — Никто не просил реконструкции?
— Нет. Вы же знаете, сейчас упор на коммерцию.
Алексей хрипло рассмеялся:
— Верно. Каменные коробки — наше всё.
Он спустился вниз, к машине. В бардачке лежала потрёпанная тетрадь с эскизами. Иногда он чертил в ней линии, которые вели в никуда.
Максим целовал её так, будто боялся разбить. Полина закрыла глаза, пытаясь не сравнивать его с отцом, чьи редкие визиты всегда пахли дорогим парфюмом и одиночеством.
— Ты как будто не здесь, — он отстранился, и она поймала в его голосе ту же ноту, что звучала в словах матери: «Не подпускай слишком близко».
— Просто… у меня родители ненавидят друг друга, — выпалила она неожиданно. — И я не знаю, как это не повторить.
Максим взял её за руку:
— Мы же не они.
Но когда он ушёл, Полина достала из сумки старую фотографию, найденную в мамином столе: Алексей и Марина на фоне недостроенного моста. Их смех казался игрушечным, ненастоящим. «Почему вы сломали?»— спросила бы она, но боялась услышать ответ.
Марина закрывала галерею, когда увидела его. Алексей стоял у витрины, в дорогом пальто, но с тем же потерянным взглядом.
— Пришёл посмотреть на свои мосты? — голос дрогнул.
— Ты выставила их, чтобы напомнить мне о том, кем я был? — Он не смотрел на неё.
— Чтобы напомнить себе, кем мыне стали.
Тишина затянулась, как старая рана. Где-то вдали зазвонил телефон Полины — та самая мелодия, что когда-то любили оба.
— Наша дочь влюбилась, — вдруг сказала Марина.
Алексей повернулся, и в его глазах мелькнуло что-то живое:
— Научим её не бояться?
Но дверь галереи захлопнулась, оставив вопрос висеть меж них, как тот самый недостроенный мост — между «было» и «может быть».