«Иногда мы храним чужие секреты, чтобы свои казались меньше».
Дмитрий остался после закрытия, разбирая архивные коробки. На дне одной из них он нашёл конверт с надписью «Елена». Внутри — плёнка и письмо, никогда не отправленное:
«Лена, я знаю, ты просила не искать виноватых. Но как мне жить с тем, что последние слова между нами были о прачечной?»
Он включил проектор. На стене ожила Елена — смеялась, поправляя объектив камеры. За кадром его собственный голос: «Хватит снимать, иди сюда!». Она обернулась: «Подожди, это важно…».
Кадр прервался.
Елена фотографировала старый мост, когда прервалась её жизнь. Дмитрий, опоздавший на полчаса из-за «срочного звонка клиента», нашёл её лежащей на камнях. В кармане её куртки — тест на беременность с двумя полосками.
— Я не успел сказать, что готов… — прошептал он, глядя на экран, где её улыбка таяла, как дым.
Марина пришла в галерею за оставленными вещами дочери. Дмитрий сидел в темноте, сжимая в руках кулон Елены — крошечный серебряный мост.
— Вы знали, что она умирает? — спросила она, увидев фото Елены в больничной палате.
— Лена скрывала болезнь. Говорила: «Не хочу быть твоей болью», — он провёл пальцем по стеклу. — А я… я изменял ей.
Марина замерла.
— С коллегой. Глупо, мимолётно, — он засмеялся горько. — Елена узнала. В день, когда умерла, хотела поговорить…
— Зачем вы мне это говорите? — Марина отступила к двери.
— Чтобы вы поняли: даже те, кто кажется спасителем, когда-то были палачами.
Дмитрий открыл сейф. Внутри — альбом Елены с фотографиями моста, где они познакомились. На последней странице — её записи:
«Д. боится быть отцом. Говорит, что сломанные люди не должны рожать. А я… я уже люблю нашего «ничего».
Он достал детский свитер — жёлтый, с вышитыми звёздами. Невысказанное «прости» застыло в каждом стежке.
Вечером он поехал на дачу, где Елена писала письма нерождённому ребёнку. В старом ящике нашёл её дневник:
«Сегодня Д. принёс цветы. Сказал: «Начнём сначала». Но я вижу, как он вздрагивает от детского смеха по телевизору. Мы строим дом на песке, а я притворяюсь, что не замечаю прилив…»
Он разжёг камин, бросая в огонь страницы, но оставил одну — с нарисованным ребёнком, держащим их за руки.