«Слова, как семена, прорастают в тишине. Но чтобы дать урожай, им нужен и дождь, и солнце»
Бабушка копалась в огороде, выдёргивая сорняки с упрямством, которое не поколебали бы даже ураганы. Марина стояла рядом, наблюдая, как её руки, покрытые землёй, аккуратно обходят хрупкие всходы маргариток, посаженных Алексеем.
— Видишь эту крапиву? — Бабушка ткнула мотыгой в колючий куст. — Лезет, куда не просят. Думает, сила — в напоре. А ты знаешь, почему она здесь выросла?
Марина пожала плечами.
— Потому что земля раненая. Сорняки любят боль. — Старуха вырвала корень и бросила в ведро. — Твой Алексей как крапива. Лезет, жжётся, но… — она махнула рукой в сторону маргариток, — а эти хрупкие стебли всё равно пробиваются. Может, потому что земля хочет жить, несмотря ни на что.
Марина потрогала листок маргаритки, который дрожал под ветром.
— И что мне делать? Вырвать крапиву или ждать, пока цветы её задавят?
— Удобри землю, — хмыкнула бабушка. — Прощением. Или хотя бы молчанием. А то и так всё полито слезами.
Алексей чинил калитку, когда Марина подошла, держа в руках два стакана чая. Он вздрогнул, уронив гвоздь в траву.
— Пей, — она протянула стакан. — Чтобы не замёрз.
Они сидели на скрипучих ступеньках крыльца, глядя на сад, где маргаритки уже прятались от сумерек.
— Спасибо за цветы, — неожиданно сказала Марина.
Он кивнул, сжимая стакан так, будто это якорь.
— Я не знал про пионы…
— Я знаю. — Она обняла колени. — Ты всегда смотрел, но не видел.
Тишина повисла, как паутина между ними. Алексей заговорил первым:
— Я не прошу прощения. Потому что слова… они как эти маргаритки. Хрупкие. Но я могу строить. Чинить. Ждать.
Марина закрыла глаза, вспоминая, как он когда-то строил для неё воздушные замки из слов.
— Я не верю тебе. Но… верит Полина. Она всё ещё рисует тебя в нашем будущем.
Он достал из кармана смятый листок — рисунок дочери: они втроём на лодке, а над ними мост из светлячков.
— Я хочу быть тем, кто гребёт, а не дырявит дно.
Марина встала, отряхивая платье.
— Бабушка говорит, земле нужно время. И… удобрение.
Он поднял глаза:
— А если я снова сорвусь?
— Тогда я вырву тебя как крапиву. — В её голосе слышалась угроза, но и надежда. — Но Полина верит, что ты многолетник.
Она ушла в дом, оставив его с пустым стаканом и рисунком. Алексей нашёл в траве тот самый гвоздь и вбил его в калитку.
Надпись «Полина + мама» теперь соседствовала с новыми буквами, выведенными дочерью: «И папа.»