Измена. Тени доверия

Глава 6. Мосты и барьеры

Марина развешивала фотографии на верёвке между берёзами. Снимки Полины: бабушка у печи, котёнок в траве, первые подснежники. Девочка снимала маму через старую камеру, ловя моменты, когда та не притворялась сильной.

— Почему ты не снимаешь людей? — спросила Полина, показывая на серию пейзажей.

— Потому что они уходят. А горы и реки — остаются, — Марина поправила рамку с фото моста, но девочка вдруг вытащила из кармана кулон Дмитрия:

— А он останется?

Марина не ответила. Ветер сорвал с верёвки фото Алексея — оно упало в лужу, и черты лица поплыли, как когда-то их любовь.

Алексей снял студию над авторемонтом, где шум двигателей заглушал тишину. На стене — эскизы мостов, которые теперь напоминали клетки. По ночам он строил макет из спичек — хрупкий, как его оправдания.

Кира позвонила однажды:

— Ты всё ещё там, где тебя нет? — спросила она, и он услышал за её спиной смех ребёнка.

— Берлин? — он попытался улыбнуться.

— Детский сад. Моя племянница, — пауза. — Ты мог бы быть отцом.

Он бросил трубку, раздавив макет ногой. Утром нашёл в мусоре письмо Полины: «Папа, бабушка говорит, ты заблудился. Я нарисовала карту».

Дмитрий стоял там, где жена мечтала снять рассвет. В руках — её дневник с пустыми страницами для будущего. Незнакомка-художница рисовала его портрет, сказав:

— У вас глаза, как у человека, который ищет пропавший пазл.

— Я его уже нашёл, — он положил на мольберт детский свитер. — Но не могу вставить на место.

Вечером он отправил Марине открытку: «Иногда мосты ведут обратно. Спросите Полину».

На следующий день он сидел в кафе у Влтавы, листая альбом с фотографиями Елены. На столе — недопитый кофе и билет обратно в Россию, купленный утром. Рядом сидела та самая художница, что рисовала его портрет.

— Вы уезжаете? — спросила она, заметив билет.

— Думал, что должен. Но… — он посмотрел на мост, где Елена когда-то мечтала снять рассвет. — Иногда возвращение убивает память.

Он разорвал билет, бросив обрывки в реку. Позже отправил Марине сообщение:

«Ваши мосты крепче моих. Стройте их без оглядки».

Он ехал на старой машине, купленной взамен проданной. В кармане — карта дочери, где путь к дому бабушки был помечен звёздами. У въезда в деревню его остановил ливень. Машина застряла в грязи.

— Чёрт! — он выскочил под дождь, толкая авто, но колёса буксовали.

— Пап? — услышал он за спиной.

Полина стояла под зонтом-грибом, держа в руках верёвку.

— Бабушка сказала: «Если застрял — не дёргайся, позови на помощь».

Он хотел обнять её, но она бросила верёвку:

— Привяжи к дереву. Мама научила.

— Я остаюсь, — его голос в трубке звучал спокойно. — Здесь её тень… она живая.

— Спасибо, — прошептала Марина, глядя на кулон в руке. — За то, что показал, как не надо бояться.

Она вышла во двор, где Алексей и Полина вытаскивали машину. Дочь смеялась, выпачкавшись в грязи. Марина подняла камеру, но вместо снимка просто смотрела.

— Мам! — Полина махнула рукой. — Помоги!

Она шагнула в дождь, впервые за месяц не думая о прошлом.

Бабушка не пустила его в дом. Он спал на сене в пристройке, слушая, как за стеной Марина читает Полине сказку и был счастлив. Утром нашёл на пороге тарелку щей и записку:

«Любовь — не дверь, чтобы ломиться. Это окно. Надо дождаться, когда откроют»(бабушкин почерк).

Он остался. Чинил забор, колол дрова, молчал. Иногда ловил взгляд Марины — она ещё не простила, но уже не прятала слёз.

Алексей проснулся раньше всех. Туман стелился над полем, как дым от костра, который нельзя потушить. Он шёл вдоль опушки, срывая васильки и ромашки — те самые, что дарил Марине в студенчестве, когда денег на розы не было. Тогда она вплетала их в волосы и смеялась: «Они пахнут свободой, а не теплицей».

День первый.

Он оставил букет у двери, обернув стебли влажной тряпкой, чтобы не завяли. Марина выбросила их в компостную яму, даже не взглянув. Полина подобрала один василёк, спрятав за пазуху: «Папа старался».

День седьмой.

Алексей нашёл поляну с дикими пионами — алыми, как платье Марины на их свадьбе. Но когда она увидела их, побледнела и захлопнула дверь. Бабушка, подметая крыльцо, бросила:

— Ты же знаешь, она ненавидит пионы. Её мать гроб ими усыпала.

Он сжёг цветы в печи, чувствуя, как горят не только они.

День четырнадцатый.

Дождь смыл дорогу к лугу. Алексей вернулся с пустыми руками, но принёс дров, аккуратно сложив их под навесом. Марина, случайно задев его руку, вздрогнула:

— Зачем?

— Чтобы вам было тепло, — он не стал добавлять: «Пока я заслуживаю лишь это».

День двадцать первый.

Полина отвела его к тайному месту — оврагу, где цвели незабудки.

— Мама говорит, они как звёзды на земле, — прошептала девочка. — Только не рви много. А то небо обидится.

Он принёс три стебелька. Марина не выбросила их, поставив в жестяную кружку на окно.

Ночь. Разговор с бабушкой.

— Ты думаешь, цветы заменят «прости»? — старуха чистила картошку, бросая очистки в ведро.

— Нет. Но это… начало.

— Начало — это не за горами. Оно — в её глазах. Смотри туда, а не под ноги.

Он начал сажать многолетники у калитки — мальвы, люпины, маргаритки. Полина помогала, поливая лунки из старой лейки.

— Они зацветут к лету? — спросила она.

— Если повезёт.

— А мама увидит?

— Надеюсь.

Марина наблюдала из окна, сжимая в руке засохший василёк. В книге, где он лежал, осталось пятно, похожее на карту неизвестной страны.