Алексей стоял перед зеркалом, затягивая галстук. На шее краснел след — царапина от цепочки Киры, случайно задела вчера в мастерской. Он прикрыл её пластырем, но Марина уже заметила.
— Порезался? — спросила она, подавая ему кофе. В её голосе не было иронии, только усталость.
— Бритва соскользнула, — он потянулся за сахаром, избегая её взгляда.
— Надо быть осторожнее, — она провела пальцем по краю стола, где лежал билет в Прагу. — Хрупкие вещи не терпят резких движений.
Он хотел ответить, но телефон зазвонил. «Кира: 11:00. Принеси свою совесть, если найдёшь».
Кира встретила его в платье, выкрашенном синими красками — будто сняла кусок неба и надела на себя.
— Ты опоздал на семь минут, — она ткнула кистью в эскиз моста, где его силуэт растворялся в стальных тросах. — Время — единственное, что нельзя вернуть.
Алексей развернул чертежи, но она отодвинула их.
— Зачем ты здесь? — спросила она, подходя так близко, что он почувствовал запах скипидара и груш, которые она ела на завтрак.
— Чтобы работать, — он попятился к стене, задев холст. Краска капнула на рубашку.
— Врёшь, — она засмеялась. — Ты здесь, чтобы чувствовать. Твоя жена давно перестала тебя видеть. Я — нет.
Он хотел возразить, но её губы прижались к его шее, прямо над пластырем. В ушах зазвучал гул — как будто мост, который он строил годами, начал рушиться.
Марина перебирала старые негативы в подсобке галереи, когда Дмитрий постучал в дверь.
— Вы просили архивные снимки моста, — он поставил коробку на стол. Внутри лежали фотографии его покойной жены: женщина с короткой стрижкой смеялась, обняв пса.
— Она была красивой, — прошептала Марина.
— И несчастной, — он сел напротив, перебирая плёнки. — Я слишком поздно это понял.
Марина достала свой снимок: Алексей на мосту десять лет назад, его рука обнимала её талию, а глаза светились.
— Мы тоже здесь… — Дмитрий указал на задний план. В углу кадра, почти незаметно, стояла молодая пара — он и его жена.
— Судьба любит иронию, — Марина попыталась улыбнуться, но вдруг разрыдалась.
Дмитрий обнял её, не говоря ни слова. Его пальцы впервые коснулись её лица, и она не отстранилась.
Алексей вернулся с бутылкой вина — «для ужина», который они не планировали. Марина сидела на кухне с альбомом, где их смех был запечатан под плёнкой.
— Давай завтра поедем в Прагу, — сказал он, наливая вино в бокалы.
— Зачем? — она не подняла глаз. — Чтобы сфотографировать, как ты проверяешь почту каждые пять минут?
Он замер. В её голосе не было злости, только холодная ясность.
— Марина, я…
— Не надо, — она закрыла альбом. — Ложь тяжелее, когда её произносят вслух.
Он хотел взять её за руку, но она встала, задев вазу. Хрусталь задрожал, но не упал.
— Знаешь, что самое страшное? — она повернулась в дверях. — Я до сих пор люблю тебя. И ненавижу за это.
Ночью он услышал, как она разговаривает по телефону в гостиной. Голос Дмитрия, глухой сквозь трубку:
— «Иногда нужно разрешить себе быть слабой».
Этим же вечером.
Она рисовала его портрет, смешивая краски с каплями вина. На холсте его глаза были закрыты, а из груди рос мост, уходящий в никуда.
Он пересматривал видео с женой. На экране она кричала: «Ты никогда не слышишь, что я не говорю!»