Прошлое больше не рвалось в бой. Оно тихо дышало в спину, как тень, когда Алексей стоял на берегу, наблюдая, как Лука, его семилетний копия с непослушными вихрами, возводит замок из песка. Мальчик копал ямки, ворча: «Здесь будет опора, пап, смотри!». Алексей присел рядом, чувствуя, как мокрый песок холодит ладони. Каждая крупинка напоминала те самые осколки стекла с моста — неидеальные, но сложенные в новую форму.
— А если прилив смоет? — спросил он, зная ответ.
— Мы вернёмся завтра, — Лука упрямо вставил ракушку в башню. Его глаза, серые и слишком взрослые, светились верой, которой Алексей учился у него годами.
Марина снимала их издалека. Её фотоаппарат ловил небо, окрашенное в багрянец, отражение отца и сына в мокром песке, хрупкий мостик между ними. Выставка «Невидимые нити» висела в городе, но главный кадр оставался здесь — в дрожи пальцев, сжимающих камеру, когда она ловила, как Лука внезапно обнял Алексея. «Он научился. Мы научились», — думала она, чувствуя ком в горле.
Полина сидела на скамье, обхватив округлившийся живот. Варя, её трёхлетнее солнце в рыжих кудрях, копошилась в песке, подражая брату. Максим, присев на корточки, помогал ей лепить «бабу-инженера» с лопаткой вместо жезла.
— Ты уверена, что хочешь второго? — он спросил тихо, стирая песок с её колен.
— Нет, — она положила его руку на живот, где уже шевелилась новая жизнь. — Но я уверена в нас.
Их свадьба была простой: роспись в загсе, пирог от Марины, танцы под дождём на площадке. Когда Варя родилась, Полина плакала, увидев в её глазах тот же вызов, что когда-то горел у Алексея. Теперь, ожидая сына (УЗИ показало мальчика), она поняла: страх не исчез. Он просто стал тише, уступив место чему-то большему.
Волков пришёл на день рождения Вари с плюшевым краном. «Чтобы помнила, что даже железо гнётся», — бросил он, избегая взглядов. Алексей налил ему коньяку, и они молча чокнулись, глядя, как Лука учит сестру «строить всё на свете».
— Ты мог бы убить меня тогда, — вдруг сказал Волков.
— Да, — Алексей допил свой бокал. — Но тогда не увидел бы этого.
«Этого» было много: Варя, спящая на плече Максима; Полина, смеющаяся над глупым анекдотом; Марина, стирающая песок с фотообъектива. И Лука — вечный инженер, чьи замки из песка переживали приливы, потому что он возвращался. Всегда.
В тот вечер, когда радуга разорвала небо после шторма, Марина поймала последний кадр: их семья — Алексей с Лукой на плечах, Полина, прижимающая руку к животу, Максим с Варей, спящей в слинге. Название пришло само — «Равновесие».
— Красиво, — прошептала она, показывая снимок Алексею.
— Хрупко, — он обнял её, прижимая к груди, где билось сердце, когда-то разбитое на осколки.
Но теперь эти осколки, как мозаика, складывались в картину, которую не нужно было прятать.
Они шли домой, оставляя следы на песке. Лука вёл Варю, уже сонную, а Полина и Максим шагали позади, сплетя пальцы. Волны стирали отпечатки их ног, но это не имело значения.
— Завтра построим новый, — сказал Лука, глядя на размытый замок.
Алексей кивнул. Он знал: мосты рушатся. Люди — нет.