Тьма накрыла их, как волна — внезапно и безжалостно. Марина замерла, услышав его шаги. Где-то заскрипела крыша, дождь барабанил по крыше, но всё это растворилось в гуле крови в висках.
— Ты… — начала она, но голос предательски дрогнул.
Алексей не ответил. В темноте его дыхание стало ближе, горячее. Рука наткнулась на её плечо — случайно? Нет, слишком медленно, слишком настойчиво. Марина отшатнулась, спиной упершись в холодный макет моста.
— Не смей, — прошептала она, но это прозвучало как мольба.
Он прижал ладонь к её груди, будто проверяя, бьётся ли там что-то живое. Сердце вырвалось из клетки рёбер, ударив в его пальцы.
— Ты помнишь, — его губы коснулись шеи, — как мы делали это на стройке того моста?
Проклятые воспоминания хлынули: бетонная пыль на коже, его руки, пахнущие металлом и потом, их смех, перекрывавший грохот кранов. Тогда они ещё верили, что любовь — это что-то вечное, вроде стали.
— Это уже не мы, — выдохнула Марина, но тело предало её, выгнувшись навстречу.
Он сорвал с неё свитер, пуговицы рассыпались по полу. Холодный воздух склада смешался с жаром кожи. Их поцелуй был битвой — зубы, языки, горечь лет разлуки. Алексей приподнял её, посадив на край стола с чертежами. Бумаги взметнулись вверх, как испуганные птицы.
— Ненавижу тебя, — прошипела Марина, впиваясь ногтями в его спину.
— Лжешь, — он входил в неё резко, без прелюдий, словно хотел проткнуть все слои лжи.
Она закусила губу, чтобы не закричать. Это не любовь. Это землетрясение, разрушающее руины, которые они годами берегли. Каждый толчок — обвал. Его пальцы в её волосах, её ноги обвивают его пояс, макеты мостов падают со стеллажей, разбиваясь вдребезги.
Очнулись они на полу, в куче своей одежды. Свет всё так же не горел.
— Это ничего не изменит, — сказала Марина, но её рука всё ещё лежала на его груди, чувствуя бешеный ритм сердца.
— Знаю, — он натянул джинсы, не глядя на неё. — Просто… не смог больше.
Когда дверь склада захлопнулась за ним, Марина подобрала разбитый макет. Провела пальцем по трещине, разделившей арку пополам.
Так и не починили.
А на улице Алексей сел в машину, трясущимися руками включив зажигание. В зеркале мелькнуло его лицо — потерянное, как тогда, в витрине магазина.
«Прости», — мысль пролетела мимо, не зацепившись. Просить прощения было не у кого. Да и не за что.
Только где-то в городе Полина, обняв Максима, внезапно вздрогнула — будто эхо их греха докатилось сквозь время, чтобы напомнить: мосты рушатся тихо. Особенно те, что построены на пепле.