Клубничный блеф. Каван

Глава 12

Таллия

Каван оказался очень странным мужчиной. Он всё делает чётко и резко. Его взгляд всегда цепляется за нюансы. Каван управляет людьми одним взглядом, и они боятся его. Когда он идёт, то люди расступаются перед ним. Когда он говорит, то тишина стоит невероятная. Когда он держит меня за руку, то я дрожу перед его мощью и восхищаюсь его силой. Каван очень сильный человек.

Внутри сильный и стойкий. Он защитник, это и странно. Я ведь думала о нём очень плохие вещи, а Каван опровергает чуть ли не все слова, которые были мне сказаны.

Каван договаривается о сдаче анализов и оформляет мои документы. Я даже не удивляюсь тому, что он всё обо мне знает.

Но в какой-то момент страх охватывает меня, и Каван это чувствует.

— Всё в порядке? — спрашивая, он отрывает свой взгляд от бланка и смотрит на меня.

— Это очень дорого. Я не могу себе позволить этот анализ.

Вероятно, когда я буду учиться и…

— Таллия, не переживай о таких глупостях. Твоё здоровье для меня важнее. Тем более, наверное, ты уже догадалась о том, что я богат, — он улыбается мне, и улыбка преображает его лицо. Хотя, когда он улыбается, уголки его губ подрагивают, словно не привыкли к такому положению губ. Я сделала вывод, что Каван улыбается очень редко. Но со мной он зачастую улыбается.

— Да… хорошо, — тяжело вздыхаю и опускаю голову.

Нервно кусаю губу, пока Каван оформляет документы и оплачивает анализ. Меня начинает потряхивать, когда он ведёт меня за руку к процедурному кабинету. Я смотрю на дверь и хочу бежать отсюда.

— Таллия, чего ты боишься? — спрашивает Каван.

— Боюсь, что ты окажешься прав, — шёпотом отвечаю я.

Он вопросительно изгибает бровь, ожидая продолжения.

— Я знаю, ты считаешь, что моя мама врала мне. Я тоже так думаю, но страх всегда брал своё, и я не могла решиться и сделать анализ. Наверное, я просто не хочу разочаровываться в маме. Она единственная, кто у меня остался в этом мире. Больше никого нет.

И лучше иногда жить в неведении, чем разрушить и без того шаткое доверие, — тихо продолжаю я.

— Ты не права, Таллия. Лучше знать правду. Будет больно, но перед тобой откроются новые возможности. Да, я считаю, что твоя мать законченная эгоистичная сука, которая лепила из тебя идеальную копию самой себя. И лучше не иметь таких родителей, чем следовать их приказам и уничтожать себя. Ты же умная девочка и осознаёшь, что ещё немного, и не сможешь функционировать. Ты не исполнишь свою мечту, у тебя просто не хватит физических сил, чтобы учиться, а особенно помогать людям. Разве всё это не стоит риска, чтобы узнать правду? — Его пальцы переплетаются с моими, словно Каван передаёт мне часть своей силы.

— Господи, ты прав. Я так боюсь, что мне будет больно. Я сразу же думаю о том, что столько лет прожила в насилии, и это сделала со мной мама. Я убежала от неё, понимаешь? Я сбежала, чтобы жить, а на самом деле боюсь этого. Да, я сдам анализ. Я готова, — решительно киваю ему.

— Умница. — Каван целует меня в лоб и открывает дверь в процедурный кабинет.

Приятный аромат заряжает меня желанием находиться здесь вечно. Я обожаю иглы, шприцы, лекарства. А больше мне нравится тот факт, что всё это во благо людям. Благодаря знаниям людей, этот мир ещё может эволюционировать.

У меня берут несколько пробирок крови из вены, а я впитываю в себя каждое движение медсестры и то, как она легко собирает мою кровь. Когда-нибудь я стану такой же.

Всю процедуру Каван держит меня за руку, а вторая его ладонь находится на моей спине. Он наблюдает за мной, не отрывая от меня своего взгляда, и это очень мило. Он волнуется, как бы я ни упала в обморок от большого количества изъятой крови, но со мной всё в порядке. Самое главное — его забота. И это вновь так удивительно для меня. Мрачный, суровый, доминирующий, большой мужчина и столько нежности в его глазах. Инь и Янь в одном человеке.

— Ты получишь результаты по электронной почте, — говорит Каван, продолжая придерживать меня за талию, когда мы выходим из процедурного кабинета.

— И это ты обо мне знаешь, — цокаю я. — Выходит, что ты уже всё знаешь обо мне. Так зачем ты врёшь о том, что хочешь услышать от меня о моём прошлом?

— Это не так. Я знаю факты. У меня целое досье хранится на тебя, но я его не читал. Это было бы нечестно по отношению к тебе, Таллия. Я выбираю добровольное изучение друг друга, а не насильственное. Но некоторые данные мне необходимы, чтобы быстрее ориентироваться.

— Ты часто так делаешь? Я имею в виду: находишь девушку, преследуешь её, водишь по больницам и заботишься о ней? — интересуюсь я.

— Нет. Такого я раньше не делал. Я ни о ком не заботился, кроме Слэйна. Но мне нравится заботиться о тебе. И я не искал тебя, Таллия. Думаю, что ты появилась именно в тот момент, когда я умирал. Ты спасла меня.

— И от чего же я тебя спасла? — удивляюсь, выбрасывая ватку в урну.

— От смерти.

— Ты должен был умереть? — спрашивая, испуганно смотрю на него. Взгляд Кавана становится тёмным, и в нём очень много печали.

— Я уже был мёртв.

— Как так? Ты ведь дышишь, ходишь, говоришь. У тебя какое-то тяжёлое заболевание? Я не видела его в твоём анамнезе, — хмурюсь я.

— Да, очень тяжёлое заболевание. Оно называется одиночество.

Им болеют многие люди. И не всем удаётся выжить. Я надеюсь, что мне удалось. Пока не знаю, ведь это зависит только от тебя, Таллия.

— Ты наглый, — качаю головой, пряча улыбку. — Ты специально это говоришь, чтобы я хотела помочь тебе.

— Использую все методы, чтобы ты не ушла от меня, — Каван подмигивает мне и открывает дверцу машины.

Смотрю на автомобиль и понимаю, что сейчас он отвезёт меня домой, мы попрощаемся, и вечер закончится. Пусть я и не хотела проводить время с Каваном, но сейчас словно боюсь упустить нечто важное.

— Хм, ты не против немного прогуляться или побыть на улице? Я не хочу домой, — смущённо спрашиваю его.

— Я готов делать то, что хочешь ты, Таллия. Хочешь гулять, мы будем гулять. Захочешь прыгнуть со скалы, мы прыгнем вместе.

— Зачем нам прыгать со скалы? — спрашивая, озадаченно приподнимаю брови.

— Это образно. Пойдём. — Каван берёт меня за руку и ведёт по тротуару.

Ночью никто не гуляет возле госпиталя, и я рада этому. Мне комфортно находиться рядом с Каваном, совсем нестрашно, и даже как-то расслабленно чувствую себя.

— Тебе нужно что-нибудь поесть, Таллия. У тебя взяли много крови, — произносит он.

— Со мной всё хорошо, — заверяю я.

— Таллия, это приказ. — Каван сурово смотрит на меня, отчего я закатываю глаза.

— Не приказывай мне, это не сработает. Я сделаю всё наоборот. Я слишком долго жила под гнётом приказов и требований. Теперь я бунтую, — хмыкаю, отпуская его руку, и сажусь на лавочку. — Но если тебе будет легче, то у меня есть яблоко.

Улыбнувшись, копаюсь в рюкзаке и достаю фрукт. Каван садится рядом со мной и забирает яблоко. Он откидывает полы пиджака, и я вижу пистолет, спрятанный в кобуру, прикреплённую к его поясу.

Каван достаёт складной нож из кармана джинсов.

— Ты всегда носишь с собой оружие? — тихо спрашиваю его.

— Это привычка. Раньше я был телохранителем Слэйна. Так я чувствую себя в безопасности. Тебя это волнует? — интересуется Каван, отрезая от яблока кусочек. Он подносит его к моим губам, и я удивлённо приподнимаю брови.

— Хм, нет, но вот это меня волнует. Зачем ты кормишь меня? Я сама в состоянии это сделать.

— Я знаю, но мне так хочется, — пожимает он плечами.

Мне приходится приоткрыть губы, и Каван вкладывает между ними кусочек яблока. Для меня это так странно. Мама тоже кормила меня, постоянно следила за питанием, но подобного никогда не делал мужчина. Это жутко смущает меня.

— А сейчас ты используешь пистолет? — меняю тему, жуя яблоко.

— Крайне редко. Люди иногда не понимают слов, даже моих, поэтому приходится показать им, что я не шучу.

— То есть ты бандит, да? — шепчу я, словно нас могут услышать.

Каван тихо смеётся и отрезает ещё один кусочек яблока.

— Нет, я бизнесмен. Сейчас бизнесмен. Раньше мне нравилось слышать от людей, что я бандит, мафиози, преступник. Обо мне слагали легенды. Многие считали, что я сидел за убийства. Другие думали, что я убиваю всех подряд. Третьи рассказывали, что свои шрамы я получил во время вооружённых ограблений. Но никто не был прав. Я не убиваю людей просто так. На самом деле я давно уже никого не убиваю. Я пугаю их, могу избить, потребовать что-то, но не убиваю.

Он вкладывает мне в рот яблоко, и я обдумываю его слова.

— В ту ночь я не знала, что под обычным ночным клубом скрывается подпольный бойцовский клуб. Это ведь незаконно? Ты часто дерёшься там? И как долго ты дерёшься?

— Вход в этот клуб осуществляется только по личным рекомендациям. В него просто так не попасть. И клуб законный.

Сейчас можно купить всё, даже разрешение на содержание таких клубов. Их десять. Тот, в котором ты была, самый элитный и дорогой.

В нём дерутся лучшие борцы и получают большие деньги от ставок и своих побед. Я дерусь часто. Мне нравится это и помогает контролировать себя.

— Твои вспышки агрессии? Откуда они?

— Да. Они были всегда. Я не помню времени, чтобы их не было.

— То есть, когда ты чувствуешь эту вспышку, ты идёшь драться и убиваешь людей на ринге?

— Именно так, но я не убиваю их. Я с ними дерусь и выигрываю.

Меня ввёл в этот мир мой друг Слэйн. Он занимался боями с детства.

Клубы принадлежали его семье, а потом ему. Теперь я его партнёр и совладелец. Раньше я упивался своей властью и унижал слабых.

Мне нравилось, что они боятся меня. Слэйн учил меня правильно драться, показывал, куда бить, чтобы обезвредить противника. Он давно уже не дерётся, только я. Мне это помогает жить и наполняет мои дни смыслом. Кроме Слэйна, у меня больше никого нет, а сейчас он женился, и я остался один. Живу от боя до боя.

— Знаешь, ты очень часто упоминаешь Слэйна, как своего лучшего друга, но я явно слышу обиду на него. Ты боготворишь его, даже любишь, как брата, наверное, но при этом злишься на него.

Вероятно, из-за его свадьбы. Я права? — медленно произношу, наблюдая за внезапными переменами в глазах Кавана. Они начинают блестеть от страха, словно я поймала его в ловушку.

Каван быстро отворачивается. Его дыхание нарушается, и он крепче сжимает нож в своей руке, как и оставшуюся часть яблока.

Я тянусь рукой к его плечу и чувствую, насколько стальные у него мышцы под одеждой. Он так напряжён.

— Тебе не нужно прятать настоящие эмоции, Каван. Чувствовать обиду это нормально. Когда мой брат уехал из дома, я так ненавидела его за то, что он бросил меня. Знаешь, я чувствовала себя преданной и вышвырнутой из его жизни. Первое время я даже игнорировала его звонки, потому что не могла простить факт того, что он оставил меня одну с матерью, зная, в каких жёстких ограничениях она меня держит. Боже мой, я так злилась. Я кричала в подушку. Проклинала его. Со временем я снова начала с ним общаться, ведь он рассказывал такие интересные вещи про Дублин, про жизнь, но обида осталась. Я безумно завидовала ему. Он мог путешествовать, учиться, жить. А я? Только репетиции с утра до ночи, ограничения и снова ограничения. Никаких друзей, никаких вечеринок. Ничего. И я ждала, что он меня спасёт. Но он не сделал этого. Он ни разу не упоминал о том, что собирается забрать меня к себе. От этого злость и обида возрастали. А затем он погиб. Его убили, — мой голос начинает дрожать, но я беру себя в руки. Я делаю это для Кавана, чтобы он понял — не стыдно быть слабым и испытывать плохие эмоции. Стыдно не замечать их и делать вид, что всё хорошо.

— Он шёл домой после работы. Он учился и много работал, чтобы накопить достаточно денег для меня, для себя и для будущего со своей невестой. На него напали трое. Они избили его и обокрали.

Когда брат пришёл в себя, то он вернулся домой. Его невеста настояла на том, чтобы он обратился в больницу, но, кроме синяков и ссадин, как и потери денег, ничего особого не обнаружили. Он продолжил учиться и работать, но у него участились головные боли.

По словам его невесты, они были порой ужасными. Он снова пошёл в больницу, сдал анализы, но никто не предложил ему пройти обширный медосмотр. Ему выписали обезболивающие и сказали, что это последствия нападения, и всё. Понимаешь? Это были врачебная ошибка и халатность по отношению к пациенту. Брат умер через два дня. Он стоял в кругу друзей в университете и внезапно упал. У него случился геморрагический инсульт или кровоизлияние в мозг. Никто и ничем уже не смог помочь ему. Он умер сразу на месте. А всё потому, что ему вовремя не оказали медицинскую помощь. И вот тогда я поняла, кем хочу быть. Больше никакие злость, обида и зависть не имели значения. Только ненависть к самой себе за то, что я была такой глупой, потеряв столько важных моментов с ним.

Каван поворачивает ко мне голову.

— Мне очень жаль, Таллия, — тихо соболезнует он.

Я слабо улыбаюсь ему и киваю.

— Спасибо, но не в этом суть. Если ты чувствуешь обиду и злость из-за того, что твой друг перестал оказывать тебе внимание, то тебе следует с ним поговорить, Каван. Неизвестно, что случится завтра.

Неизвестно, что будет с вами обоими. Неизвестно, будет ли у тебя ещё один шанс его увидеть. Мы так часто вспоминаем плохое, а как же хорошее? Я не думаю, что Слэйн забыл тебя, просто он пошёл своей дорогой. Это не значит, что вы больше не друзья. Это значит, что теперь ваши приоритеты меняются, и это нужно принять.

Он не бросил тебя, Каван. И ты не перестал быть важным для него.

Просто порой сложно уделить внимание всем. А если человек не знает, как, вообще, проявлять внимание и как объяснить свои решения, то он молчит, пока не найдутся подходящие слова. Мой брат хотел поговорить со мной и всё рассказать мне, просто он не знал, как сделать это. Он не мог разорваться между своей жизнью и мной. Но я знаю, что брат всегда помнил обо мне. Пусть он отошёл в сторону, но старался поступать правильно.

— Я выгляжу эгоистом в твоих глазах, Таллия, если ненавижу Энрику за то, что она забрала у меня друга? — с горечью в голосе спрашивает Каван.

— Нет, ни в коем случае. Ты даже не представляешь, как сначала я ненавидела невесту моего брата. Я злилась на то, что он нашёл для неё время, а для меня нет. Он потратил свои свободные минуты на неё, а не на меня. — Быстро мотаю головой.

— И как ты с этим справилась?

— Нашла новую цель в жизни — стать хирургической медсестрой, если не получится, то просто медсестрой. Я думаю, что мы злимся на людей из-за недостатка внимания, потому что у нас слишком много свободного времени. Ведь когда ты постоянно занят, то у тебя просто не остаётся времени на то, чтобы обижаться на кого-то. Ты живёшь, не задумываясь об этом. Но когда нет цели и желания что-то делать, пустота вокруг и потеря интереса, то тогда мы ищем на кого бы переложить ненависть и злость. Это оказываются самые близкие и родные люди. Они страдают из-за нашей позиции. Когда я начала учиться, то у меня не хватало времени на то, чтобы плакать или проклинать брата из-за того, что он так глупо погиб. Я начала думать о том, что он мне сказал бы, как поддержал бы меня, сколько раз улыбнулся и пожелал удачи. Именно такие моменты и дают силы двигаться дальше. Счастье других людей порой так противно. Это раздражает. А всё потому, что мы несчастливы, хотя на это нет причин. Только оглянись вокруг, Каван, сколько всего красивого, но мы этого не видим. А какие возможности у каждого человека, ты думал об этом? Ведь проще опустить руки, чем бороться. И я выбрала борьбу, пусть и одна. Но бороться, а не ненавидеть людей за то, что они живут, а я нет. Мой брат именно жил. Он трудился, учился, дружил, любил, помнил, переживал. Он был одной сильной энергией для меня, а на самом деле был таким же человеком, как и я. Так что дело не в тех, кто якобы нас бросил, дело в нас и нашем нежелании что-то изменить.

Каван перекладывает яблоко в другую руку, и его ладонь ложится на моё бедро. Его пальцы обхватывают меня, и это вызывает очередной приступ жара, который я ощущаю от его кожи.

— Спасибо, Таллия. Мне это было необходимо. Ни одна женщина не говорила со мной так, как ты. И я ни с одной не говорил так, как с тобой. Ты права. Мне очень скучно в своей жизни, и я злюсь на Слэйна за то, что до сих пор одинок, а он любим. Мы ведь всегда были вместе. Никого больше, только мы против всего мира. А теперь я остался один и безумно завидую тому, что он постоянно окружён людьми, которые его приняли. Если даже его приняли со всеми ошибками, проблемами и прошлым, то почему я настолько несчастен? Чем я хуже? Он называл меня принцем и считал, что у меня доброе сердце. Раз так, то почему же меня никто не любит? — Каван ждёт от меня ответа, а мне сложно подобрать слова. Я только сейчас осознаю, насколько, действительно, он одинок и нелюбим, раз цепляется за любую возможность, используя даже свою власть и страх, чтобы на него хоть кто-нибудь обратил внимание. Он покупает женщин, готовых с ним переспать. Покупает время, чтобы не быть одиноким и создать иллюзию присутствия кого-нибудь в его жизни.

Мою грудь сдавливает от боли и осознания того, что все мои суждения о Каване были настолько глупыми и жестокими к нему. Он просто человек, который ищет своё счастье. А если человек хочет счастья и быть любимым, то он не может быть плохим. Он знает эти чувства и мечтает о них. И кто бы мог подумать, что за грозной, пугающей внешностью скрывается настолько израненное и нежное сердце?